Всемирный следопыт, 1926 № 04 - Джошуа Слокам

— Друг мой, индусы и так терпели уже много лет, А что дало им это терпенье?! Махатма-Ганди проповедует бороться с англичанами непротивлением, но разве эта борьба может увенчаться успехом? Тебя смущают первые неудачи, — продолжал Чандра Синг, — но без жертв ничего не делается. Где ты видел примеры того, чтобы свобода давалась народу без борьбы и без жертв? Наша борьба будет упорной. Англичане не уйдут добровольно: мы для них слишком лакомый кусок. Все мы работаем на англичан. Посмотри на вон того пашущего крестьянина. Половину своего урожая он отдает англичанам. Он вырывает кусок хлеба у своего ребенка для того, чтобы сытый английский лорд мог выкурить лишнюю дорогую сигару!.. Нет, милый друг, если мы сознали необходимость освобождения Индии от англичан, то мы должны бороться; и бороться — до конца.

Широкая гладь священной реки начинала темнеть. Солнце склонялось к западу. Вдали, на горизонте, на другом берегу Ганга, показались высокие пагоды Бенареса. В воздухе было тихо. И оба студента, охваченные чувством любви к родине, тихо запели «Бандэ Матарам»:

Привет тебе, великая родина-мать!..

Остров погибших кораблей. Фантастический кино-рассказ А. Беляева.

Содержание первых глав рассказа, напечатанных в № 3 нашего журнала: Дочь американского миллиардера Вивиана Кингман отплывает на большом трансатлантическом пароходе из Генуи в Нью-Йорк. На этом же пароходе находится американский сыщик Симпкинс и арестованный им в Генуе Гатлинг. В пути пароход поврежден бурей. Все пассажиры спасаются на шлюпках. На пароходе остаются только опоздавшие высадиться — Гатлинг, Симпкинс и мисс Кингман, которую Гатлинг спас из волн океана уже после отплытия шлюпок. Пароход не потонул, но, лишенный управления, он делается игрушкой стихий. После целого ряда приключений морское течение приводит пароход в Саргассово море, сплошь покрытое водорослями. Пароход останавливается у своеобразного острова, состоящего из погибших здесь кораблей. Остров оказался обитаемым. Два парламентера из островитян, Тернип и Флорес, являются на пароход и об'являют, что, по законам острова, каждый вновь прибывающий должен явиться к губернатору острова. После совещания Гатлинг, мисс Кингман и Симпкинс решают подчиниться этому требованию.

Часть II.

Картина III. Губернатор Фергус Слейтон.

На Острове Погибших Кораблей оказались довольно хорошие пути сообщения.

Перебравшись через старый трехпалубный фрегат, Тернип, шедший впереди, вывел пленников «на дорогу»: это были мосты, переброшенные между кораблями и над провалившимися палубами. Вдоль этой дороги тянулась какая-то проволока, прикрепленная к небольшим столбам и сохранившимся мачтам.

— Сюда, сюда. Не оступитесь, мисс, — любезно обращался он к мисс Кингман. За ней следовали Гатлинг и Симпкинс. Мрачный Флорес, надвинув свою сомбреро до бровей, заключал шествие.

На полпути им стали встречаться обитатели, одетые в лохмотья, все обросшие, загорелые, белокурые жители севера, смуглые южане, несколько негров, три китайца… Все они с жадным любопытством смотрели на новых обитателей острова.

Среди небольших парусных судов разных эпох и народов, в центре острова, поднимался большой, довольно хорошо сохранившийся фрегат «Елизавета».

— Резиденция губернатора, — почтительно произнес Тернип.

На палубе этой резиденции стояло нечто вроде почетного караула: шесть матросов с ружьями в руках, в одинаковых и довольно приличных костюмах.

Губернатор принял гостей в большой каюте.

После наводящего уныние вида разрушенных кораблей эта каюта невольно поражала.

Она имела вполне жилой вид и убрана была почти роскошно. Только некоторая пестрота стиля говорила о том, что сюда было стащено все, что находили лучшего на кораблях, которые прибивало к этому странному острову.

Дорогие персидские ковры устилали пол. На консолях стояло несколько хороших китайских ваз. Темные стены, с резными карнизами черного дуба, были увешаны прекрасными картинами голландских, испанских и итальянских мастеров: Веласкеза, Рибейра, Рубенса, Тициана, фламандского пейзажиста Тейньера. Тут же был этюд собаки, делающей стойку, и рядом, нарушая стиль, висела прекрасная японская картина, вышитая шелком, изображавшая в стиле Гокпан журавля на осыпанном снегом суку дерева и конус горы Фудзи-Яма.

На большом круглом столе стояли старинные венецианские граненые вазы XVI века, французские бронзовые канделябры времен Директории и несколько редких розовых раковин. Тяжелая резная мебель, обтянутая тисненной свиной кожей, с золотыми ободками по краям, придавала каюте солидный вид.

Прислонясь к книжному шкафу, стоял «губернатор» острова, капитан Фергус Слейтон.

Он выгодно отличался от прочих обитателей крепким сложением, выхоленным, хорошо выбритым лицом и вполне приличным капитанским костюмом.

Несколько приплюснутый нос, тяжелый подбородок, чувственный рот производили не совсем приятное впечатление. Серые, холодные глаза его устремились на пришедших. Он молча и спокойно смотрел на них, как бы изучая их и что-то взвешивая. Это был взгляд человека, который привык распоряжаться судьбой людей, не обращая внимания на их личные желания, вкусы и интересы. Скользнув взглядом по Симпкинсу и, очевидно, не сочтя его достойным внимания, он долго смотрел на мисс Кингман, перевел взгляд на Гатлинга и опять на Кингман…

Этот молчаливый осмотр смутил Вивиану и начал сердить Гатлинга.

— Позвольте представиться: Реджинальд Гатлинг, мисс Вивиана Кингман, мистер Джим Симпкинс. Пассажиры парохода «Вениамин Франклин», потерпевшего аварию.

Слейтон, не обращая внимания на Гатлинга, все еще продолжал смотреть на мисс Кингман. Затем он подошел к ней, любезно поздоровался, небрежно протянул руку Гатлингу и Симпкинсу и пригласил сесть.

— Да, знаю, — проговорил он, — знаю.

Гатлинг был необычайно удивлен, когда

Слейтон точно указал, где и когда их пароход потерпел аварию. Об этом никто из них не говорил островитянам.

Слейтон обращался почти исключительно к мисс Кингман.

— Если случай занес вас на этот печальный остров, мисс Кингман, то мы, островитяне, должны только благодарить судьбу за ее прекрасный дар, — отпустил Слейтон тяжеловатый комплимент даже без улыбки на лице.

— Увы, я не склонна благодарить судьбу, которая так распорядилась мною, — отвечала мисс Кингман.

— Кто знает, кто знает? — загадочно ответил Слейтон. — Здесь не так плохо живется, мисс, как может показаться с первого раза. Вы музицируете? Поете?

— Да…

— Отлично. Великолепно. Здесь вы найдете прекрасный эраровский рояль и богатую нотную библиотеку. Книг тоже хватает. Среди наших островитян есть интересные люди. Вот, хотя бы этот Тернип. Правда, он порядочно опустился, но он много видел, много знает и когда-то занимал хорошее положение. Теперь он смешон, но все же интересен. Потом Людерс, немец. Это наш историк и ученый. Он изучает историю кораблестроения, ведь наш остров — настоящий музей, неправда ли?

— Историю кораблестроения? Это интересно, — сказал Гатлинг.

— Это имеет отношение к вашей специальности? — небрежно спросил Слейтон, посмотрев на него сощуренными глазами.

— Да, я инженер по кораблестроению. — ответил Гатлинг.

Мисс Кингман удивленно посмотрела на него. Она и не знала об этом.

— Ну вот и у вас будет интересный собеседник, мистер…

— Гатлинг.

— Мистер Гатлинг… Людерс собрал интереснейшую библиотеку из корабельных журналов и посмертных записок всех умерших на окружающих нас кораблях. Ну… этот материал я не советую читать… Правда, его хватило бы на десяток романистов, но слишком мрачно, слишком. Саргассово море покажется вам, после чтения этой библиотеки, одним из кругов Дантовского Ада.

— А что, на этих кораблях, вероятно, много и… редкостей всяких находили? — вставил слово и Симпкинс.

Слейтон более внимательно посмотрел на Симпкинса и, отметив в памяти какое-то наблюдение или вывод, ответил:

— Да, есть и… — он нарочно сделал такую же паузу, как и Симпкинс, — редкости. У нас целый музей. Я покажу его вам как-нибудь, если вы интересуетесь редкостями.

— Но чего нам, к сожалению, не достает, — обратился Слейтон опять к мисс Кингман, — так это женского общества. Со смертью моей покойной жены, — Слейтон вздохнул, — на острове осталось только две женщины: Мэгги Флорес и Ида Додэ или Тернип, как зовут у нас ее мужа. Это старая, почтенная женщина. Я предоставлю вас ее заботам.

— Кушать подано, — об'явил лакей-негр, наряженный по случаю прибытия новых поселенцев во фрак и белые перчатки.