Паутина и скала - Томас Вулф

Нам в три часа нужны прохлада, влажность, тень; нужны ве shy;село бегущие, переливающиеся золотом и зеленью прозрачные поды. Нужно спускаться в прохладу бетонированных погребов. В три часа мы любим потемки с их прохладными запахами, любим прохладные, темные, потаенные места. Любим сильные запахи с какой-то прохладной затхлостью. В три часа обоняние у мужчин острое. Любим вспоминать, как пахло все в комнате нашего отца: прохладную влажную едкость надкушенной плитки жеватель shy;ного табака на каминной полке с воткнутым ярко-красным флажком; запах старой каминной полки, часов в деревянном корпусе, кожаных переплетов нескольких старых книг; запах кресла-качалки, ковра, орехового бюро и прохладный унылый запах одежды в чулане.

В этот час мы любим запахи старых закрытых комнат, старых деревянных ящиков, смолы, виноградных лоз на прохладной стороне дома. Если выходим, мы хотим выходить в зеленую тень и приятную прохладу, полежать на животе под кленом, сунуть пальцы босых ног в густую зеленую траву. Если нам нужно отпра shy;виться в город, мы хотим идти в такие места, как скобяная лавка нашего дяди, где ощущается запах прохладных, темных, чистых гвоздей, молотков, пил, инструментов, рейсшин, всевозможной утвари; или в шорную лавку, где пахнет кожей; или на склад стройматериалов нашего отца с запахами замазки, стекла, чистой белой сосны, запряженных мулов и досок под навесами. Непло shy;хо в этот час зайти и в прохладу аптеки, услышать прохладный быстрый шелест деревянных лопастей вентилятора, унюхать ци shy;трусовую пикантность лимонов и апельсинов, волнующий, чис shy;тый и резкий запах неизвестных лекарств.

Трамвай в это время тоже пахнет хорошо – электромоторами, деревянной обивкой, плетеными сиденьями, старой бронзой и блестящими стальными рельсами. Это запах приятного, мечтатель shy;ного волнения и несказанного биения сердца; он говорит о поезд shy;ке куда-то. Если в это время дня мы куда-нибудь едем, хорошо от shy;правиться на бейсбольный матч, вдыхать запах трибун, старых де shy;ревянных скамей, зеленого дерна на игровом поле, конской кожи мяча, перчаток, рукавиц, чистый запах упругих ясеневых бит, запа shy;хи снявших пиджаки зрителей и потеющих игроков.

А если в три часа заниматься работой, если нам прерывать свой усыпляющий отдых, дремотное золотисто-зеленое очарова shy;ние наших размышлений – ради Бога, дайте нам делать что-ни shy;будь существенное. Дайте громадный труд, но извольте при этом обещать громадный успех, восторг опасности, надежду на возвы shy;шенное, волнующее приключение. Ради Бога, не разбивайте сердце, надежду, жизнь, волю, отважную и мечтательную душу мужчины вульгарным, бестолковым, гнетущим, презренным за shy;нятием пустяковыми делами!

Не разбивайте нам сердце, надежду, радость, не рушьте окон shy;чательно некое прекрасное приключение духа или некую тайную мечту, отправляя нас по делам, с которыми вполне справится лю shy;бая дура-девчонка, или негритянка, или малыш. Не разбивайте мужского сердца, мужской жизни, мужской песни, величествен shy;ного видения его мечты поручениями: «Эй, мальчик, сбегай за угол, купи хлеба», или «Эй, мальчик, сейчас звонили из телефон shy;ной компании – тебе придется сбегать туда..»- о, пожалуйста, ради Бога, ради меня, не говори «сбегать» -«…и оплатить счет, пока нас не отключили!».

Или раздражающе-бесцеремонная, словно бы подвыпившая, тараторящая без умолку, рассеянная и растерянная, ты волну shy;ешься и горячишься, жалуешься, хнычешь, бранишь всю вселен shy;ную, так как не сделано то, что сама должна была сделать, так как сама натворила ошибок, так как сама вовремя не уплатила долги, так как забыла то, что сама должна была помнить-волнуешься, жалуешься, носишься туда-сюда, не способная собраться с мыс shy;лями, не способная даже окликнуть ребенка его настоящим име shy;нем:

– Эд, Джон, Боб – фу ты! Джордж, хочу сказать!..

Ну так говори, ради Бога!

– Фу ты! – подумать только, эта дура-негритянка – я ей шею готова свернуть – так вот, послушай…

Ну говори же!

– …понимаешь, какое дело…

Нет! Не понимаю!

– …я понадеялась на нее – она сказала, что придет – тут столь shy;ко работы, – а она улизнула после обеда, и тут хоть разорвись.

Конечно, еще бы; потому что ты не уплатила бедной девчонке в субботу вечером три доллара, царственное вознаграждение за усердную работу в поте лица по четырнадцать часов семь дней в не shy;делю; потому что у тебя «из головы вылетело», потому что ты не могла расстаться сразу с такой кучей денег – разве не правда? – потому что решила подержать у себя эти деньги еще немного, так ведь? – оставила их полежать у себя в чулке еще немного, так? – разбила этой бедной дурочке сердце как раз в субботний вечер, когда она только и помышляла о жареной рыбе, джине и своем ухажере, потому что тебе захотелось не расставаться еще немного с этими тремя смятыми, скомканными, засаленными долларами. Ты решила выделять ей по одному – сегодня вечером доллар, в среду вечером доллар, в пятницу то же самое…вот и разрывайся теперь на части. А мой отец расплатился бы, притом сразу, и негритянка бы его не подводила. И все потому, что ты женщина с мелочной женской прижимистостью, с мелочным женским от shy;ношением к прислуге, с женским эгоизмом, с бесчувственным отношением к немо страдающей, скорбной душе мужчины – по shy;этому будешь в растерянности беспокоиться, волноваться, суе shy;титься и звать меня:

– Эй, мальчик! – фу ты! – Подумать только, что она сыгра shy;ла со мной такую шутку! – Послушай – детка! Детка! – я не знаю, как быть – осталась совсем одна – придется тебе сейчас сбегать, срочно поискать кого-то.

Как! Ты зовешь меня от прохлады, от приятной нежности прохладной травы, чтобы я потный носился по негритянскому кварталу в безобразном оцепенении дня, по запекшейся глине, глине, где нет ни травы, ни деревьев; чтобы дышал вонью и кис shy;лым запахом, вдыхал противную негритянскую вонь, кислый за shy;пах негритянских помоев и сточных канав, негритянских лачуг и уборных; терзал душу и зрение видом сопливых негритят, изма shy;занных навозом и так скрюченных рахитом, что их ножки похо shy;жи на резиновые колбаски; значит, мне искать, стучаться в двери лачуг, упрашивать, уговаривать ради того, чтобы найти другую угрюмую девку, которая будет приходить, потеть по четырнад shy;цать часов семь дней в неделю – и всего за три доллара!

Или, может быть, я услышу:

– Фу ты, мальчик! Кто мог подумать, что он сыграет со мной такую шутку! – Я забыла вывесить знак – но думала, развозчик знает, что мне нужно двадцать фунтов! – Хоть бы спросил! – так нет, проехал мимо, ничего не сказав, в холодильнике нет ни ле shy;дышки, а на ужин у нас мороженое и холодный чай. Придется те shy;бе сбегать в ледохранилище, принести хорошую глыбу за десять центов.

Ага! Хорошую глыбу за десять центов, перевязанную шпага shy;том, который врезается, как бритва, в мою потную ладонь; глы shy;бу, которая измочит мне всю штанину; которая колотит, трет, ца shy;рапает, холодит мое несчастное колено, покуда не сдерет кожу до мяса; по голым, чувствительным ногам ползут холодные струй shy;ки, а это лишает меня всякой радости жизни, заставляет клясть день своего рождения – и все потому, что ты забыла «вывесить знак», все потому, что ты не подумала о двадцати фунтах льда!

Или это будет наперсток, или коробка иголок, или катушка ниток, в которых ты срочно нуждаешься! И я должен «сбегать» куда-то за такой вот мелочью, за содой, солью или сахаром, фун shy;том масла или пачкой чая!

Ради Бога, никаких наперстков, никаких катушек! Если я должен отправиться куда-то с заданием, поручи мне мужскую ра shy;боту, дай мужское поручение, как делал мой отец! Отправь меня с одним из его негров привезти телегу ароматных сосновых бре shy;вен, править двумя серыми мулами! Отправь меня за телегой пе shy;ска к реке, где я буду ощущать запах теплого желтого потока, пе shy;рекрикиваться с купающимися ребятами! Отправь в город на его склад стройматериалов, на Площадь, где искрятся под солнцем машины. Отправь купить что-нибудь на городской рынок, там пахнет рыбой и устрицами, там прохладная зелень овощей, хо shy;лодное, развешенное на крюках мясо, мясники в соломенных шляпах и забрызганных кровью фартуках рубят и режут. Отправь меня к жизни, к делу, к свету дня; только ради Бога, не мучь ка shy;тушками, нитками, запекшейся глиной и неуклюжими рахитика shy;ми негритянского квартала!

– Сынок, сынок!.. Куда запропастился этот глупый мальчиш shy;ка!.. Слушай, мальчик, тебе придется сбегать…

Джордж бросил мрачно-задумчивый взгляд в сторону дома. Ничего не говорите, милостивая леди; никуда я не сбегаю. Сей shy;час три часа, и я хочу побыть в одиночестве.