Ты только живи - Игорь Матвеев

— Познакомься, Игорь. Это моя мама, Елизавета Григорьевна. Это Игорь. Он согласился помочь мне в поисках Димы.

Елизавета Григорьевна посмотрела на меня внимательно и печально и чуть кивнула.

— Здравствуйте, Игорь.

— Здравствуйте.

— Вы давно знакомы? — спросила женщина.

Я открыл рот, но Инна опередила меня:

— Мы когда-то работали вместе, мама. Ты пока смотри «Дог-шоу», через пять минут начинается. А мне с Игорем надо поговорить.

Женщина хотела спросить еще что-то, но Инна потянула меня из комнаты и прикрыла за собой дверь.

— Пойдем на кухню.

Она взяла с холодильника пачку сигарет.

— Мама не терпит, когда я курю. Просто из себя выходит.

Инна открыла форточку, чиркнула зажигалкой.

На кухонном столе лежала небольшая стопка пожелтевшей бумаги. Письма.

— Дима взял с собой копии. Это оригиналы, а вот переводы Диминого отца. Чтобы не терять времени, я покажу тебе самое главное. Именно после этого мы поверили, что те древние монеты до сих пор дожидаются своего часа.

Инна выбрала из стопки двойной листок бумаги, протянула мне. Написанные размашистым почерком строчки содержали много очень похожих на русские букв — но несмотря на это ни одного понятного слова я не обнаружил.

— Ниже, в конце листа, — подсказала Инна.

Внизу листа я с некоторым трудом прочитал несколько неуклюжих фраз с грамматическими ошибками на русском: «Конечно, лутше если бы вы приехать летом, можно купаца, загорать на море. Летом хорошо здесь. А если не получица, то можно и в другой время. Давайте, ришайте скорее».

— Странно, верно?

— Ну, ничего особо странного я здесь не вижу, — я пожал плечами. — Может, она, эта Микаэлла, просто хотела похвастаться своими знаниями русского языка?

— Может, — загадочно усмехнулась Инна и посмотрела на меня с некоторым превосходством. Наверное, так человек, уже прочитавший какой-то детектив и знающий, кто оказался преступником из полдюжины подозреваемых, смотрел бы на того, кто этот детектив только начал. — Ты почти прав Игорь. Вот что она пишет, уже по-гречески, в другом письме, пришедшем, судя по штемпелю, через две недели после этого.

Инна взяла другой листок, содержавший, как я понял, перевод, и прочитала:

— «В предыдущем письме я постаралась написать немного по-русски. У вас такие трудные буквы, особенно заглавные! Обратите внимание, как я старалась, когда их выписывала!»

— Так оно и есть. Русский язык — не из самых легких, — проговорил я, так и не поняв, что же здесь привлекло внимание Инны и ее супруга.

— Инна! — послышался приглушенный закрытой дверью голос матери. — Я никак не могу найти эту передачу!

— Иду, мама! Я сейчас, Игорь, — бросила она мне и, положив в пепельницу недокуренную сигарету, вышла из кухни.

Я задумался. Какая-то, так сказать, легкая странность в рассуждениях этой гречанки, пожалуй, присутствовала: почему в русском заглавные буквы труднее? Что заглавные, что прописные — какая разница? Ты их либо выучил, либо нет. Но черт их знает, этих иностранцев, может, для них заглавные действительно труднее?

Инна вернулась через минуту.

Я сокрушенно вздохнул.

— Эркюль Пуаро из меня не получится, Инна. Я решительно не пойму, в чем здесь дело…

Она затянулась в последний раз, затушила сигарету в пепельнице.

— Не расстраивайся, я тоже не поняла. Это Дима догадался. Она просила обратить внимание на заглавные буквы, вот он и обратил. Возьми заглавную букву каждого предложения.

— «Конечно» — К, «Летом» — Л, «А если» — А, «Давайте» — Д.

— Итог?..

— К, Л, А, Д. Клад! — Я ошеломленно посмотрел на нее.

— Ну, слава богу, дошло!

— Конечно, если только…

— Никаких «если» и никаких «только»! — отрезала она. — Эта Микаэлла очень боялась — и не без основания, — что корреспонденцию из заграницы читает КГБ, поэтому в одном из писем она зашифровала слово, а в следующем просила обратить внимание на заглавные буквы тех написанных на русском фраз. Если и то и другое она бы сделала в одном письме, где гарантия, что кагэбисты не догадались бы сами? Греция, конечно, далеко, но женщина, возможно, опасалась навлечь на уже и так пострадавшую семью Захаропулосов новые беды. К сожалению, дядя Константин не понял, что к чему.

Я задумался. Клад… Боже мой, слово-то какое — совсем не из нашей действительности! Но если он и правда существовал, зачем этой Микаэлле нужны были партнеры? Целое ведь больше, чем то же целое, но разделенное на несколько частей?

— А зачем тогда ей нужен был Константин с братом? Из родственных чувств хотела поделиться сокровищами с ними?

Инна усмехнулась.

— Вот и мы подумали о том же. И очень скоро пришли к выводу, что родственные чувства здесь ни при чем.

— А что при чем?

— А то, без чего этот клад не мог быть найден. В семье советских Захаропулосов должно было храниться что-то такое, без чего отыскать сокровища было невозможно. И мы с Димой очень скоро узнали, что это.

Она достала из стопки еще одно письмо.

— Здесь опять несколько фраз написано по-русски. Читай третий абзац, — она подала листок мне.

— «И может вы приедите в этом году? Как хочеца вас увидеть. Очень хочеца! Но я понимаю, это не так лекко. А если сможете приехать, напишите», — прочитал я и вопросительно посмотрел на Инну.

— Первая буква каждого предложения, — напомнила она.

— «И может» — И, «Как» — К, «Очень» — О, «Но» — Н, «А если» — А. Получилось И, К, О, Н, А. Икона?

— Икона, — подтвердила Инна.

— Инна! — вновь послышалось из-за двери. — У меня упал пульт!

8

Она вышла, а я еще раз взглянул на пожелтевший листок. Надо отдать должное сообразительности этого Дмитрия: лично я бы ни за что не догадался составить слово из первых букв предложений и не распознал бы в упоминании о «трудных» заглавных буквах какой-то намек. Я почувствовал, как вялое любопытство, пробудившееся во мне вчера после рассказа Инны, перерастает в нечто качественно новое: в искреннее желание узнать, что будет дальше, а главное — чем это все закончится? Так человек, лениво листающий первые страницы детектива, начинает по-настоящему увлекаться, ну, скажем, к третьей главе и уже не может отложить книгу в сторону.

Итак, что мы имеем? Семейную легенду о сокровищах, которая так бы и осталась легендой, если бы не получила подтверждения в виде дореволюционной газетной заметки о некоем греке, у которого русский купец приобрел эти, как их?.. тетрадрахмы для музея. Тот был Захаропулос, эти тоже — раз. Еще одна монета «всплывает» в эшелоне с репрессированными понтийскими греками в 1949 году — два. Кто-то в Греции начинает искать контакт с советскими Захаропулосами, и этот кто-то, а точнее, Микаэлла Стефану уверена, что есть и другие монеты, причем их много, иначе она не стала бы зашифровывать слово «клад». Где он, она не знала и, как оказалось, не могла узнать без своих родственников в России — точнее, без их иконы. Это три.