Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

Ангелхейм поднялся, тяжело дыша, вломился в кусты, как носорог, у которого со зрением проблемы. Некоторое время там шумело, пыхтело, постанывало, наконец маркиз выбрался обратно, в руке мой меч, стальное лезвие в крови по самую рукоять.

Подскакал на горячем коне Ульрих, огляделся, остро сожалея, что все закончилось без него.

– Здорово вы его, маркиз!

Ангелхейм поморщился.

– Я только меч выдернул… кое-как. Наш сюзерен засадил ему в бок по самую рукоять. Насквозь, как жука.

Ульрих повернулся ко мне:

– Как вы это сделали?

– По звуку, – ответил я. – Он же топал, пыхтел, и кусты шевелились.

Ульрих с сомнением покачал головой, но промолчал, Ангелхейм спросил жадно:

– Научите?

– Есть и получше вещи, – сказал я нравоучительно, – чему стоит учиться. Вы читать-писать пробовали?

Дорога сделала поворот, в узком месте между двумя скалами пятеро неизвестных ждут нас на коленях. Легкие всадники Герцеля с ним во главе окружили их и с ожиданием смотрят на меня.

– Наши раненые есть? – спросил я.

– Да, – ответил сэр Герцель нехотя. – Если вашей светлости будет угодно…

Раненых уложили под скалой в тени, я так и понял, что рассчитывают на мое умение заживлять раны, хотя сказать такое вслух не решаются: не дело гроссграфа заниматься врачеванием, как простому лекарю.

Я быстро прошелся вдоль ряда, касаясь то лба, то обнаженной груди, это надо в первую очередь, есть такие, что не проживут лишнюю минуту, вернулся, поеживаясь от холода, к пленным.

– Кто такие?

– Люди барона Руаяля, – объяснил сэр Герцель. – Верны своему господину, хоть и знают, что тот убит.

– Даже у такой сволочи, как Руаяль, – сказал я, – в этом мире есть верные люди. Хотя вообще-то не должны. Это собака верна своему хозяину в любом случае, каким бы тот мерзавцем ни был! И она не виновата. Но человек не должен уподобляться…

Один из стоявших на коленях вскричал:

– Погодите! Что вы хотите? Я – рыцарь! Я благородный человек! Я верен своему сюзерену!

– С благородных спрашиваем вдвое, – отрезал я. – Сэр Ульрих, распорядитесь… Это теперь моя земля, а эти люди – преступники. Поступайте с ними, как положено.

Пленный рыцарь понял, что верность осталась неоцененной, прокричал, безуспешно вырываясь из рук стражников:

– Но как же милосердие? Вы же говорили о милосердии!

Ульрих и Ангелхейм посмотрели на меня в изумлении. Я переспросил заинтересованно:

– Я говорил?

Пленник помотал головой.

– Церковь говорит! – выкрикнул он торопливо. – Церковь глаголет о милосердии! А вы же церковник!

– Эра милосердия придет, – пообещал я со вздохом, – когда постареют люди и опекающая их церковь. Но я молод, а молодость живет справедливостью. Церковь тоже, слава Богу, еще молодая, злая и малость безрассудная… Эй, этого повесить, остальных зарубить на месте. И… поехали, поехали дальше.

Над пленными засверкали мечи, сэр Ульрих проворчал с удовлетворением:

– Это по справедливости.

– И никакого милосердия к преступникам! – добавил Ангелхейм.

Я покосился на его чистое улыбающееся лицо.

– Да, вы правы, дорогой друг. Пока никакого.

Мы оставили разведчиков завершать расправу, Ангелхейм пару раз заинтересованно оглянулся, а Ульрих проворчал:

– Как мало народу надо… Того и гляди, назовут вас Милосердным. Ричардом Милосердным!.. Тьфу, стыд какой. Видите, сэр Ричард, как превратно иные понимают такое незнакомое слово, как милосердие. Надо осторожнее с высокими понятиями.

Ангелхейм заметил рассудительно:

– Но сэр Ричард и так неосмотрительно милосерден. Когда другие вешают по двадцать человек, он только по пятнадцать. А то и, стыд какой, вообще не больше десятка!

– Да, – сказал сэр Ульрих, – это сразу заметно.

Я привстал в стременах, навстречу гигантскими прыжками несется Бобик с задавленным оленем в зубах и недоумением в глазах: почему так медленно?

– Прости, – сказал я ему, – все никак не расстанусь с друзьями. Но вообще-то пора. Сэр Ульрих, сэр Ангелхейм! Передайте мои извинения остальным рыцарям, но я изнемогаю от нетерпения. Мой конь уже нехорошо ругается, что тащимся так медленно. Он молчит, но я все слышу. А Бобик? Посмотрите на Бобика! Он кричит, что я должен поспешить в Брабант, чтобы вам подготовить достойную встречу! Да-да, для вас старается, негодяй.

Они помрачнели, а Ульрих сказал со вздохом:

– Спасибо, сэр Ричард, что проехали с нами почти полдня! Я, честно говоря, ожидал, что умчитесь сразу, как захватим замок и освободим благородного герцога.

– Я тоже, – сказал Ангелхейм серьезно. – Либо сэр Ричард устал трудиться, либо ему наше боевое братство с каждым днем все ближе.

Ветер свистел в ушах, я зарывался в гриву, чувствуя себя как будто накрыло плотным бронебойным куполом. Сверху только ревет и воет, но уже не пытается подцепить меня и выбросить из седла. Бобик ухитряется мчаться впереди, черная шерсть медленно коричневеет, потом стала багровой, наконец засветилась тонкими рубиновыми нитями.

Я не успел заорать, что надо остановиться, а то загорится от трения, впереди начала быстро расти каменная стена Великого Хребта. Зайчик сам сбросил скорость, а когда показалась черная дыра Тоннеля, мы уже неслись к ней, почти неотличимые от всадника на очень быстром коне с очень быстрой и очень крупной собакой.

Я недолго вроде бы пробыл на этой стороне, но за это время прибавилось охраны, появились еще две башенки, а между ними широкий навес из толстых досок прямо над входом в Тоннель. Не навес даже, а добротный мост, а уж что на нем за ящики, корзины и бочки – можно только догадываться, глядя на мрачных монахов с очень недоверчивыми лицами.

– Сэр Ричард, – сказал монах в первом ряду то ли обороны, то ли досмотра, – мы рады вашему возвращению… Взгляните вон в эту святую книгу… да-да… спасибо… Ничего не чувствуете? Хорошо… а теперь прочтите вот эти слова…

Я проделал все и поинтересовался:

– А с неграмотными как?

Он ухмыльнулся.

– Их проверяют более простыми методами. И вообще с ними проще…

– Не опасно снижать требования? – спросил я.

Он покачал головой.

– Нежить в личине простого крестьянина менее опасна, чем в облике лорда.

– Ну да, понятно… Много выявили?

Он нахмурился, кивнул.

– Первые дни и даже недели никого не было. А сейчас началось. Дня не проходит, чтобы одного-двух не поймали… И с каждым днем становится все больше.

– И все хитрее, – сказал я.

Жесткая улыбка раздвинула его бледные губы.

– Оружейник делает острее меч, бронник тут же укрепляет щит.

Второй ряд просканировал меня по другой методике, а третий – по третьей, еще более замысловатой. Зайчик и Бобик на этот раз отделались простым осмотром, на что я не преминул указать, их тоже можно незаметно подделать так, что я сам не замечу.