Роман с физикой, или За всех отвечает любовь - Александр Бялко

– Всего доброго.

По понедельникам Изотов встречался с аспирантами. Он с нетерпением и страхом ждал встречи с Красовским.

Красовский был интересной личностью. Хотя, почему был? Скорее всего, он жив и здоров сейчас. Просто я очень давно его не видел. Последний раз мы с ним встречались на первом съезде российских предпринимателей. Слово кооператор стало уже тогда ругательством, как слово нэпман в двадцатые года. И Энди решил назваться предпринимателем, он, конечно, входил в руководство нового движения. Это был уже не тощий студент, а толстый и солидный дядя.

На самом деле его звали Андрей, но он всегда назывался Энди, по-английски, как было модно в эпоху джинсов и битлов.

Энди считался балагуром, бабником и гулякой и душой компании. Но у него хватало ума и времени еще и окончить университет. Поскольку чем ему заниматься в жизни он не знал, то на всякий случай поступил в аспирантуру.

Отец у Энди был адмиралом на Черноморском флоте. Не самый большой шишкой, но занимавший очень важный пост. Его эскадра ходила в Средиземное море. Дальше задача была такая. Они как приклеенные преследовали шестой американский флот. Иногда это было по семь месяцев в году. За это платили жалование, походные, командировочные, кормовые, да еще и часть валютой. (сейчас смешное время все забыли что такое валюта! Просто не наши деньги. А тогда валюта – это было все – благополучие и достаток)

Жена адмирала, была скромная русская женщина, которую молоденькой девушкой он во время боя он спас от смерти. Из истории их любви мог бы получиться великолепный роман. Сын Андрей был цветком их любви.

Его мать месяцами сидела одна дома, и денег тратить было решительно не на что. Она молилась богу, в которого поверила во время своего счастливого спасения. Ходить в то время в церковь было не безопасно для карьеры мужа, но она упорно презирала ябед и этим заслужила уважение. Все, включая валюту, она отправляла из Севастополя в Москву единственному сыну. Поэтому Энди не знал, что такое нет денег.

Пусть студенты группы, где учился Красовский, до сих пор считают его рубахой-парнем, но на самом деле все было не просто. Да, он был заводилой в студенческих вечеринках. Для современных читателей стоит объяснить необъяснимую особенность советской власти, которая посылала студентов убирать картошку. Те, кто сажали картошку почему-то ее не хотели убирать. Это происходило, как правило в сентябре. Студенты уезжали в колхоз, там и жили и копали эту самую картошку и складывали в мешки. Если уж быть последовательным, то придется объяснять, что такое колхоз...

Энди на картошке в первый же день устраивал самые шумные пьянки. Но на второй день из Москвы привозили распоряжение ректора, освободить студента Красовского от картошки, и Энди пропадал. Сам он предпочитал круг не простых студентов, а детей начальников. Все годы учебы в Москве он был почти все время в круге золотой молодежи, как он считал, равных ему, и пытался попасть в круг повыше. При его неутомимой активности это ему удалось сделать довольно быстро. Когда он стал аспирантом, ему уже не составляло труда позвонить домой Галине Брежневой.

Всего этого не знал Изотов, не делавший Красовскому каких-то поблажек, но и не отказывающийся от бутылки французского коньяка от него по праздникам. Не знал, но догадывался, он же был настоящим философом.

Пришел Красовсий, сказал – «здрасьте» и небрежно разбросал по столу свои бумаги. Он должен был принести научному руководителю главу будущей диссертации. Изотов видел, что он принес то же самое, что и неделю назад, но и тогда все было одно и то же.

Изотов сделал вид, что читает.

– Вот тут надо бы прибавить цитату из писем Маркса к Энгельсу том 44 полного собрания. У нас в библиотеке есть, посмотрите внимательней, я страницу не помню.

(Для юных читателей сообщаю, что Маркс и Энгельс это малозначительные философы 19 века. Смысл их философской доктрины – что потопаешь, то и полопаешь, а как полопаешь, – такие и мысли в голове.)

– Хорошо, сделаю, конечно, обязательно посмотрю.

Изотов снял очки и решился поговорить с аспирантом.

– Мне хотелось бы поговорить о другом.

– Ну, вот, КГБ, как в школе. И по месту учебы сообщили, и еще не дай бог матери настучат. – как обиженный мальчик пожаловался Красовсий.

Изотов понял, что вот она удача – пришла. Он родился при Сталине и точно знал, что просто так с Лубянки никого не выпускают. Если уж Красовский побывал там и сидит сейчас перед ним в университетской аудитории, а не на нарах, значит, у него была информация, и его завербовали. Изотов перешел на ты. Красовский удивился. Он никогда не слышал, чтобы профессор переходил на ты.

– Ты думаешь, я не вижу, что ты мне одно и тоже третий раз приносишь?

– Да я работал, Канта читал.

– А ты думаешь, мы тут сидим про Канта рассуждаем? Ты знаешь, что у меня высшая форма допуска? Как у ядерных физиков! Философия – это такое же оружие, как атомная бомба.

Изотову самому понравилось, как он сказал. Про ядерных физиков он вспомнил, потому что думал про Боркова.

– Да, знаю я все, знаю, – нехотя промычал Красовский.

– А знаешь, так должен молчать, а не болтать о секретах государства.

– А что я такого уж и рассказал то?

– Мне это не интересно.

– Нет, правда, только похвастался, что с Галиной Брежневой знаком и тут же на Лубянку.

– Ты соображаешь, что говоришь.

– А что, она хорошая тетка.

– Вот видишь, ты опять. Я тебя про нее спрашивал?

– Нет.

– Так зачем ты мне все это говоришь? Я же тебя просил секреты не раскрывать.

– Какой это секрет? Все всё знают.

– Что ты у нее пьянствуешь?

– Да, что я один, что ли. И было то всего пару раз.

– Пойми, не она важна. Ее отец. Вот о чем не болтают.

– Она говорила, только, что папа на пенсию собирается, на здоровье жалуется.

Изотов понял, что визит на Лубянку ничему не научил Красовского. Сейчас он, не будучи следователем, мог бы вытащить из этого болта любую информацию. Но что-то его остановило. Почему-то он понял, что хватит.

– Ладно иди. Читай Канта.

– До свидания, – буркнул в ответ аспирант. Собрал в дипломат (тогда модны были плоские портфели-дипломаты) свои бумаги и повернувшись спиной к Изотову скорчил рожу, которая означала – говори, говори мне по барабану, я уже это все забыл.

– До свидания, – ответил профессор и подумал: зачем ему такие ученики? Чем хорошим вспомнят потомки философа Изотова?

Поднимаясь по лестнице своего дома сталинской постройки, Изотов думал о своей судьбе. Жена его раз и навсегда решила, что это она сделала его профессором, не без помощи ее папы. После этого жизни не стало. Семейной жизни. Во всем он был виноват, недотепа и неудачник. Изотов сам себе не врал, что связи помогли сделать докторскую так рано, но ему ничего с неба не упало. Все делал и писал он сам. Своим что называется горбом.

Бросить и прекратить этот домашний кошмар, можно было давно, но было жалко карьеры, он уверял себя, что не о званиях и чинах заботится, а о Философии, которую не хочет отдавать в грязные руки. И это была почти чистая правда. Кроме того, умница дочка, удивительно способный и умный ребенок. Оставить ее на попечение жены – она ее сгрызет.

А какие возможности! Какая аспирантка Люба! Умная, красивая, самоотверженная. Понимала все и готова была идти на жертвы. Но он не мог. Каждый понедельник он сидел напротив Любы Князевой и краснел, придумывая какие-то цитаты из классиков. Люба все делала исправно, не то, что Красовсий и смотрела на профессора своими ясными глазами. Почему-то сегодня ее не было.

На этом месте мысли остановились и профессор нажал кнопку звонка. Жена открыла дверь и чмокнула его в щеку.

– Раздевайся, проходи, я сегодня что-то очень вкусное приготовила.

Изотов привык по философски искать причинно-следственные связи. Если жена была добрая, то это не спроста.

– Что случилось, Наташа?

– Почему случилось?

– Да ты такая радостная сегодня. Говори.

Жене и самой хотелось выговориться, и она не сдержалась.

– Папа звонил. Его, наконец, повысили. Теперь он будет даже не зам, а сам! Сразу через две ступеньки наверх!

– Вот это да! – Изотов на самом деле удивился. Философски осмыслить это он пока не мог.

– Да, и еще странно. Он тебе большое спасибо передавал, говорил, что ты ему сильно помог.

– Пустяки. Просто философский анализ. – теперь он понял почему изменилось отношение жены. – Философия – страшная сила, я всегда это говорил.

– Ладно, философия, пошли по случаю такого праздника накроем в столовой. Надо отметить такое дело.

Они с женой стали раскладывать вилки и тарелки на обеденный стол. Обычно, они как все интеллигентные семьи обедали на кухне. Проходя мимо телевизора жена машинально нажала на кнопку и включила телевизор.

– Там сейчас ничего нет, – показал на телевизор Изотов.