Пока горит огонь… (сборник) - Светлана Глинская

Выйдя на нужной станции, Коля с Никой направились к остановке автобуса. Коля жил в некотором отдалении от метро; он посетовал на крепчавший вечерний мороз, могущий застудить его прекрасную спутницу, сожалея еще и о том, что сегодня не сможет по этой же причине показать ей аллею сказочных зимних деревьев, любуясь которой, они могли бы прогуляться пешком до его дома.

Николай жил на первом этаже типовой блочной многоэтажки. Когда они вошли в подъезд, он кивнул в сторону висевших на стене почтовых ящиков.

– Я очень жду твоих писем. Почти всегда безошибочно угадываю, когда подхожу к своему ящику, еще не успев открыть его, есть там письмо от тебя или нет: от него словно тепло идет…

Открыв дверь квартиры, он пропустил Нику вперед. В тот же миг в прихожую выбежал мальчик лет четырех. Увидев постороннего человека, ребенок остановился, как вкопанный и, чуть повернувшись к двери, из которой выбежал, прокричал тоненьким голосочком, в котором сквозило неприкрытое удивление:

– Мама! Здесь еще какая-то женщина! – чем вызвал у Коли и Ники, оторопевшей поначалу, приступ неудержимого смеха: так трогательно, открыто и непосредственно прозвучало это восклицание в устах малыша.

– Очень хорошо, – донеслось из комнаты в ответ. – Иди сюда, не мешай.

Коля погладил мальчишку по светленькой кудрявой голове и произнес с ласковой улыбкой:

– Это мой племянник.

– Привет, малыш! Как поживаешь? – Ника подмигнула ему.

– Хорошо… – смущенно засопев, проговорил мальчуган.

– Я живу с сестрой и ее семьей, – пояснил Николай, помогая Нике снять шубку и бросившись на поиски подходящей для нее домашней обуви.

– Тетя, пойдем, я покажу свои игрушки! – Ребенок доверительно смотрел на Нику.

– Пойдем, посмотрим, что у тебя есть интересного, – она взяла малыша за руку, которую он протянул ей, и вознамерилась следовать за ним.

– Не надо, – тихо сказал Николай.

Ника оглянулась, вопросительно посмотрев на него.

– Вот моя комната, – поспешил он добавить. – Проходи, пожалуйста.

Мальчик сразу же выпустил ее руку и мгновенно скрылся за соседней дверью. Ника была удивлена и озадачена, но не подала виду. Она кивнула Николаю и вошла в комнату, куда он жестом приглашал ее. Он вошел следом, плотно прикрыв за собой дверь.

Комната Николая, в которой оказалась Ника, была весьма необычно оформлена. Здесь преобладали вкрапления японской тематики: акари,[3] теплый, рассеянный свет которой дарил глазам мягкость и умиротворение; два шкафа в коричневых тонах с раздвижными дверьми, занимающие пространство от пола до потолка, эскизы которых (что выяснилось чуть позже) Николай сам рисовал и собирал; японский меч катана, стоящий в углу на подставке; низкая кровать со светильником в изголовье, письменный стол, на котором царил аскетический порядок. Кроме того, внимание Ники привлекли несколько висящих на стене гравюр в соответствующем стиле. Оформление пока не было завершено, пояснил Николай; ему еще предстояло над всем этим поработать.

Ника обратила внимание на заметный слой пыли, покрывающий предметы в комнате. Николай, поняв и проследив ее взгляд, вполголоса заметил:

– Я намеренно не стал вытирать пыль, чтобы не стирать уют и сохранить энергетику моего маленького мира. Чтобы ты почувствовала его. Чтобы тебе здесь понравилось и захотелось приехать снова.

– У тебя очень уютная комната, – Ника обернулась к Николаю. – И я абсолютно уверена, что приехать к тебе снова я уже хочу…

Это был волшебный, незабываемый вечер – с горящими свечами, этнической музыкой, благовониями и ароматным чаем «Ройбуш» с земляникой, который Коля наливал в светлые глиняные пиалы, заварив в маленьком японском чайничке с костяной ручкой, и было тепло и уютно вот так пить чай, обхватив ладонями пиалу, словно напитывая ее содержимое своей энергетикой. Еще он приготовил жареный рис, и Нике понравился его необычный вкус – она никогда не пробовала такое специфичное блюдо.

Коля показал ей свои рисунки и наброски. Их тематика была разнообразна: человеческие фигуры, натюрморты, пейзажи. Ника даже не подозревала, что он так хорошо рисует. У него было вполне классическое ви́дение мира; но вместе с тем в свои творения он вносил что-то особенное, самобытное, какую-то неуловимую изюминку собственного восприятия окружающего, и это было здорово. Вне всякого сомнения, он был творческим человеком, видевшим глубже и чутче многих других, умеющим разглядеть и понять немалую толику многослойности и многоликости нашего мира, на что способен далеко не каждый.

Беседа текла легко и свободно, общение было понятным с полуслова; за небольшой промежуток времени они обсудили множество тем. Обоих не покидало удивительное ощущение, что они нашли друг в друге не только слушающих и слышащих собеседников, но обрели, наконец, и самих себя.

Их тянуло друг к другу; понимая, что эта встреча подтолкнула обоих к сближению, к некоему продолжению, начало которого было положено приблизительно год назад, в течение которого они незримо шли навстречу друг другу, оба играли роль некоего сдерживающего фактора, и желая, и не желая торопить эти трепетно-чудесные минуты, и волшебство витало в воздухе, не сублимируясь во что-либо чувственно-конкретное. Они словно шли по краю, балансируя между эмоциональным накалом, полным символических намеков, и дружеской беседой, насыщенной занимательной информацией в полной мере. Время шло незаметно.

– Если ехать, то сейчас, Никуш, – спохватился Коля, посмотрев на часы. – Уже поздно, и автобусы плохо ходят…

Он замолчал, не отрывая взгляда от Никиного лица, словно ожидал ее решения. Повисла тишина, наполненная невысказанными эмоциями. Ника подняла на него глаза, взгляды их встретились. Тонкий румянец мгновенно разлился под ее кожей, внезапно стало душно. Помолчав немного в нерешительности, она перевела дыхание.

– Ты хотел бы, чтобы я осталась? – сказала с ударением на втором слове фразы, а потом повторила ее, ставя ударение уже на последнем слове: – Ты хотел бы, чтобы я осталась? – В висках стучало, дышала едва-едва.

– Да. Я очень хочу, чтобы ты осталась, – медленно произнес Николай, взяв ее ладони в свои.

Ника вздрогнула, словно от тока, пробежавшего между ними; в горле пересохло. Она вдруг увидела, что Николай тоже сильно волнуется. Он не отпускал ее руки, крепче сжал ладони, жадно ощупывая взглядом ее лицо:

– Прошу тебя: останься у меня, пожалуйста…

Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, словно перетекая друг в друга. Мир на несколько секунд перестал существовать. Нужно было принимать решение.

– Я остаюсь… – выдохнула Ника после паузы.

Полная луна на иссиня-черном небе сияла ярким неземным светом, освещая город. Одинокий лунный луч лежал на подоконнике Колиной комнаты…

Они сидели рядышком и, словно преодолев некую невидимую для глаз преграду, оставшуюся где-то позади, шепотом говорили о важном и неважном, делясь тем, чем еще не успели поделиться. Говорили, пытаясь высказать то, что не успели, замолкали, продолжая диалог непредсказуемыми мысленными ассоциациями, боясь нарушить нежную и тонкую грань уже иного свойства, не решаясь переступить ее.

…Он целовал ее волосы, гладил руки и плечи, касаясь их губами, а она, отрешенно глядя затуманенными глазами в окно, пыталась мысленно отпустить себя, понимая всю неизбежность и ощущая вместе с тем нереальность происходящего…

Немногим позже, в поисках истины и уже в преддверии безумств, о коих ее посещала лишь туманная догадка, Ника отыщет изумительное по сути и зрящему в корень смыслу стихотворение современной талантливой поэтессы, которое будет выучено наизусть и станет для нее неким символом их отношений с Николаем. Для полноты картины его стоит привести здесь целиком.

Жизнь усмехнулась, заваривнапиток горького бессилья…Я знала, что готов обрыв,но понадеялась на крылья…

Туман навеян не судьбой —сама в печали виновата:я знала – бездна подо мной…И всё же верила – крылата!

Был так естественен разбег(кто в спину: ангел или демон?) —и взлет, казавшийся для всехпаденьем… А для нас – Эдемом,

тем миром, что в веках хранимдля Счастья – им и наказуем:тем миром, где нельзя – двоимединым слиться поцелуем,

не потеряв (на миг, на век)небес торжественную милость…

Прыжком закончится разбег.Прости, что не остановилась…[4]

Через два дня после той памятной встречи, взяв альпинистское снаряжение, Николай уехал с группой ребят на сборы – готовить молодежь к летним выходам и знакомить их с азами профессии горного спасателя (это тоже было одним из его увлечений, впрочем, весьма профессиональным), пообещав Нике вернуться через десять дней. Таким образом, у нее появилось время для осмысления произошедшего.