Пышечка - Джули Мёрфи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мастерская? – Слово горчит у меня на языке. – Ты хочешь превратить комнату Люси в мастерскую?
Мама открывает рот, но я вылетаю в коридор, не дождавшись ответа.
•
В «Харпи» Бо в наушниках работает за грилем. Проходя мимо, я машу ему рукой.
– Поздравляю с началом лета, Уиллоудин, – говорит он громче, чем следует. Губы у него липкие и красные, и меня так и тянет попробовать их на вкус.
Поцеловать Бо. От этой мысли мне становится стыдно. Хочется растечься лужицей, которую смоют в слив на кухонном полу.
Маркус тем временем уже стоит за кассой.
– Ты меня опередил, – говорю я.
– У Тифф тренировки, и теперь она подвозит меня пораньше.
Мы с Маркусом всегда в некотором роде присутствовали в жизни друг друга. Он на год старше, но мы с детства ходили в одну школу. Я знала его так, как знают двоюродного брата лучшей подруги: в лицо и по имени. Устроившись в «Харпи», я обрадовалась, что хоть с кем-то здесь знакома, и теперь, полагаю, нас можно даже назвать друзьями. Он начал встречаться с Тиффани, капитаном команды по софтболу[5], в начале года, и уже через несколько недель их жизни буквально сплавились.
– Как экзамены? – спрашивает Маркус.
Я пожимаю плечами и, оглянувшись, ловлю взгляд Бо. Он стоит под нагревательными лампами и смотрит на нас, не отводя взгляда. От волнения у меня сводит желудок.
– Ну, я их посетила, – отвечаю я Маркусу. – Это уже кое-что. А у тебя как?
– Хорошо. Готовились вместе с Тифф. Она этим летом выбирает колледж.
Я понимаю, что, возможно, мне тоже пора бы задуматься о жизни после школы, но никак не могу представить себя в колледже. А как планировать то, чего не можешь вообразить, я не знаю.
– А ты? Тоже будешь присматривать варианты?
Он сдвигает козырек набок и задумчиво кивает.
– Наверно.
Колокольчик над входной дверью звонко возвещает о приходе нескольких ребят из школы. Мы ждем, пока они изучают меню, и Маркус, рассеянно глядя в окно, говорит:
– Я знаю только одно: моя девушка сваливает из этого города, и я еду с ней.
Кловер – городок, из которого уезжают. Кловер – как любовь, которая либо полностью тебя поглощает, либо отталкивает. Однако лишь немногие уезжают навсегда; оставшиеся пьют, плодятся, ходят в церковь – и, кажется, этого достаточно, чтобы удержаться на плаву.
•
По пятницам и субботам мы закрываемся поздно, поэтому к моему возвращению мама уже спит. Выключив свет и заперев заднюю дверь, я на цыпочках прохожу по коридору верхнего этажа и проверяю, точно ли мама уснула. Вслушиваясь в тихий храп, доносящийся из-под ее двери, я проскальзываю в комнату Люси, осторожно обходя скрипучие половицы, и осматриваю стопки ее вещей.
Здесь полно всякой ерунды вроде кучи газетных вырезок о людях и местах, о которых я теперь никогда не узнаю. Как же меня злят все эти мелочи – повседневные пустяки, о которых я не успела расспросить Люси! Ну вот, например, зачем она хранила заметку о встрече с автором кулинарной книги в местной библиотеке?..
Ее похороны были ужасны. И не только по очевидным причинам. Явилась половина Кловера, потому что им больше нечем было заняться, черт побери. Мне кажется, все рассчитывали увидеть Люси в гробу – эдакое предостережение всем живым. Но печальная правда такова: мы не смогли позволить себе нестандартный, широкий гроб, потому что он стоил слишком дорого. И хотя у мамы случилась настоящая истерика от того, что она не обеспечила старшей сестре «достойные проводы», нам пришлось кремировать Люси.
Не люблю вспоминать похороны. Люблю другие моменты. Например, как она впервые привезла меня на танцы, когда я училась в третьем классе. Купальник едва налез на мой выступающий живот, а бедра терлись друг о друга, как бы я ни уговаривала их этого не делать. Я была слишком толстой. Я была слишком высокой. Я была непохожа на остальных девочек, ожидавших у входа в здание. После того как я наотрез отказалась выходить из машины, Люси перебралась ко мне на заднее сиденье.
«Уилл. – Ее теплый голос обволакивал, как мед. Она заправила непослушный локон мне за ухо и выудила из переднего кармана домашнего платья салфетку. – Я много времени в своей жизни потратила впустую. Без конца тревожилась о том, что скажут или подумают обо мне другие. Иногда – из-за сущих пустяков вроде похода за продуктами или на почту. Но порой я запрещала себе делать что-то по-настоящему важное, и все из-за страха: вдруг кто-нибудь посмотрит на меня и решит, что я недостаточно хороша. Но ты не должна переживать о такой ерунде. Я уже потратила все отведенное на подобные глупости время за нас обеих. Сходи на танцы. Если попробуешь и окажется, что это не твое, я больше тебя сюда не привезу. Но попробовать ты должна, понимаешь?»
Я прозанималась там лишь до конца осени, но, судя по всему, дело было не в танцах.
В ящике, где Люси хранила носки, я обнаружила коробочку с кассетами – сплошная Долли Партон. Выбрав одну, я наугад включаю магнитофон на тумбочке возле кровати. Потом ложусь и слушаю. На минимальной громкости музыка похожа на шепот. Наверное, Долли Люси любила больше всего на свете. И мы с Эллен, кажется, тоже.
Миссис Драйвер, возможно, самый известный двойник Долли Партон в нашей части Техаса: она миниатюрная, и голос у нее очень похожий. Так как Люси до недавнего времени была