Курячий бог - Наталья Нусинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы с Идушей просидели за одной партой восемь лет! Правда, несколько раз она пыталась пересесть от меня к другой девочке, но я так горько плакала и так переживала, что Идочка по просьбе всего класса и даже по ЛИЧНОЙ ПРОСЬБЕ директора школы каждый раз возвращалась ко мне! Вот какие мы были подруги!
«Бедная мама!» — подумал Тёма и посмотрел на папу. Папа молчал, но Тёме показалось, что он подумал о том же.
Папа откашлялся и спросил бодрым голосом:
— А… почему только восемь лет? Почему не все десять?
Несси помрачнела.
— Потому что после восьмого класса Идочку перевели в специальную школу с математическим уклоном! А меня туда не взяли — у меня с математикой отношения были сложные!
И с гордостью добавила:
— Ведь я — чистый гуманитарий! Из гуманитарной семьи! А Идушин папа был, кажется, обыкновенный физик?
— Всего-навсего ОБЫКНОВЕННЫЙ астроном, — оскорбленно поправил Тёма. — И обыкновенный ученый. Дедушка даже совсем обыкновенно открыл звезду!
— Ну да, ну да, — закивала головой Несси. — Что-то в этом роде. Я хорошо помню, что Михаил Львович вечно стоял у подзорной трубы и глядел на небо! Чуть ли даже не по ночам!
Тёма промолчал — объяснять тете Несси про телескоп было явно бессмысленно.
А папа спросил:
— Разве Ида интересовалась математикой?
— Не так чтобы очень, — ответила Несси задумчиво. — Она ничем особенно не интересовалась. Она просто была отличницей по всем предметам. А все — значит ничего. Но почему-то ее вдруг потянуло в математическую школу. Признаться, я на нее тогда немного обиделась, просто как на подругу, ведь для меня в высшую математику путь был закрыт. Я — ВЫРАЖЕННЫЙ ГУМАНИТАРИЙ, а ей, в сущности, все равно было, чем заниматься. И конечно, я расценила тогда ее поступок как предательство! Но потом сама же первая протянула ей руку! Просто я поняла, что обижаться на нее не надо, потому что это не столько ее решение, сколько родителей, особенно ее мамы. Между нами говоря, у Артемиды Теофиловны был довольно трудный характер! С ней было не поспорить! А Идуша мягкая, в папу. Так и получилось, что в старших классах мы стали меньше общаться. А потом еще меньше — разные институты, разные судьбы. И все-таки, видите, школьная дружба — навек. Знаете вальс «Школьные годы»?
— Знаем-знаем, — поспешно кивнул папа.
Но тетя Несси уже запрокинула голову и, покачивая в такт длинной шеей, самозабвенно запела:
Школьные годы чудесные,С дружбою, с книгою, с песнею!Как они быстро летят!Их не воротишь назад!
Папа поморщился. У него был абсолютный слух.
У Тёмы слух был не абсолютный, но он поморщился тоже.
А тетя Несси продолжала петь:
Разве они пролетят навсегда?НЕТ!
Несси стукнула кулаком по столу, и в шкафу задребезжала посуда:
Не забудет никто никогда!
Несси подхватила Тёму и, кружа, понеслась с ним по комнате:
Школьные го-о-оды!
Довольная Несси повалилась в кресло, Тёма в изнеможении опустился на пол.
— Замечательно! — сказал Тёмин папа.
Несси скромно улыбнулась.
— Спела, как смогла. В школе мне иногда говорили, что слуха у меня нет.
Папа пожал плечами и сделал какой-то неопределенный жест рукой.
— Зато есть голос! — воскликнула Несси. — И потом, какое все это имеет значение, если поет душа!
Папа кивнул.
— Меня тошнит, — пожаловался Тёма.
Несси вскочила на ноги.
— Это от голода! — заявила она. — Сейчас я приготовлю ужин. Я принесла вам такой вкуснятины!
— А вы правда умеете варить макароны? — спросил Тёма.
— Конечно! — воскликнула Несси. — Ведь я же ИТАЛЬЯНИСТКА! И я несколько лет жила и работала в Италии! Да что макароны! Я умею делать гораздо более сложные блюда СРЕДИЗЕМНОМОРСКОЙ КУХНИ!
— Не надо более сложные, — сказал папа. — Я принес торт. Съедим какой-нибудь салатик и попьем чаю.
— Ура! — закричал Тёма. — Никакого супа! Торт и салатик! Вначале — торт!
— Ну уж нет, — засмеялся папа. — Вначале салатик.
— Это будет такой САЛАТИК! — Несси лукаво посмотрела на Тёму, и зрачки у нее сошлись на переносице. — Ты такого еще не ел!
Тёма с папой быстро помыли руки и накрыли на стол.
Несси шумно возилась на кухне, гремя посудой, стуча каблуками и что-то напевая.
— Кажется, это «Варшавянка», — неуверенно предположил папа.
— А может, «Интернационал»? — засомневался Тёма.
В дверях появилась тетя Несси. Мамин фартук почти не закрывал ей живот и смешно топорщился. Почему-то Тёме стало больно от того, что она его надела, хотя, казалось бы, что тут такого? В руках тетя Несси держала большую салатницу.
— Эх вы… — снисходительно улыбнулась Несси. — И еще говорят, у меня слуха нет… А сами хороши!.. «Марсельезу» не узнали.
Папа рассмеялся.
Тёма тоже рассмеялся — и вздрогнул.
Наверное, такой грохот бывает в горах, когда начинается обвал и эхо разносит шум камней по ущельям. А может, так шумит Ниагарский водопад весной, когда тают ледники. Или лава, извергаясь из кратера вулкана…
Тёма поднял глаза. Оказалось, ничего страшного — просто тетя Несси присоединилась к всеобщему веселью. Сквозь смех она объяснила:
— Это называется ГОМЕРИЧЕСКИЙ ХОХОТ. Так смеялись греческие боги на Олимпе. На земле от этого иногда случались стихийные бедствия. Ешьте салат, пожалуйста.
И вытерла глаза.
Папа взял столовую ложку и разложил салат по тарелкам. Тёме показалось, что в салате кто-то копошится. Сквозь зеленые листья, обильно сдобренные оливковым маслом, проглядывали щупальца и присоски.
— С чем салатик? — бодро спросил папа.
— С осьминогом, — ответила довольная Несси, запихивая в рот целую гору листьев.
— С живым? — в ужасе спросил Тёма.
— Что ты! — огорчилась Несси. — Где тут в России найдешь живого осьминога!
— Нелегко, — согласился Тёма. — Можно мне сразу торт?
— Ты попробуй, — посоветовал папа. — Действительно очень вкусно. Просто ты не привык.
— Обязательно попробую, — сказал Тёма. — Только в другой раз. Именно сегодня мне почему-то совсем не хочется осьминогов!
Папа улыбнулся и зажал себе рот, чтобы не рассмешить Несси. Но она, казалось, была настроена на романтический лад.
— Вы не поверите, но ведь я сама их ловила! В прозрачном океане, на большой глубине! Это трудно, между прочим! Тут требуется СНОРОВКА! И навык. Осьминоги бывают разные: вот эти маленькие осьминожки называются polpi, их едят, они очень нежные на вкус, а более крупные — piovre, то есть спруты, они, конечно, более мясистые, но ловить их опасно. Они сами могут кого угодно поймать своими щупальцами и задушить. Так что спрутов я ловить не решаюсь!
Тёма в ужасе уставился на тетю Несси.
А папа, решив сменить тему, дипломатично спросил:
— Несси, а как твоя работа? Ты ведь, кажется, перевела итальянскую пьесу?
— Вот именно! — крикнула Несси с полным ртом. — Я приехала на ПРЕМЬЕРУ! И как раз принесла тебе пригласительный билет! На завтра! Конечно, я мечтала, чтобы вы пришли вместе с Идушей, но что же делать. А Тёмочку, к сожалению, не пустят, ведь это взрослая пьеса, про любовь и ревность, про то, как муж уходит от жены к ее лучшей подруге, а жена, конечно, в отчаянии… ведь там еще и ребенок… он страдает… но что поделать — как личность подруга интереснее!.. Впрочем, не буду заранее пересказывать сюжет. Завтра все узнаешь! Из Италии на премьеру приезжает МАЭСТРО! Режиссер! Я просто вся дрожу от волнения — я сама буду переводить актеров, это очень ответственно, потому что зрители в наушниках будут слышать меня, а не их! Я долго репетировала… отрабатывала интонации… и все равно волнуюсь. Мне просто необходима дружеская поддержка!
От смущения Несси совсем побагровела, а зеленые зрачки сошлись у нее на кончике носа, который стал почти фиолетовым. Тёма впервые в жизни подумал, что покрасневшие уши — это еще не самое худшее: куда неприятнее, когда у человека лиловый нос!
Папа, наверное, тоже заметил, как изменился цвет лица у Несси, потому что он смутился и робко сказал:
— Нессичка! Спасибо тебе большое за приглашение, но я, наверное, завтра никак не смогу. Ты же видишь, какие у нас сейчас обстоятельства!
Несси посмотрела на него в полном отчаянии:
— Как? Что ты такое говоришь? Неужели меня предадут самые близкие люди? Меня покинет муж моей школьной подруги, с которой я сидела за одной партой с первого по восьмой класс, к которой я мчалась прямо из аэропорта, по первому ее зову убежала из театра, пропустила ГЕНЕРАЛЬНУЮ РЕПЕТИЦИЮ и кинулась на помощь ее семье? И в ответ меня оставляют одну, без цветов и без аплодисментов в самый важный день в моей жизни? Но ведь если это так… значит… значит… в мире не осталось друзей?
