Я – Коко Шанель - Екатерина Мишаненкова

После смерти Боя, Шанель долго не могла оправиться. Помогли ей Мися Годебска и святой Антоний Падуанский.

Мися тогда как раз вышла замуж за Жозе Серта, с которым жила уже двенадцать лет, и они отправились в свадебное путешествие по Италии, а заодно с собой прихватили и Коко – развеивать тоску. Но ее ничего не радовало – ни солнечная Италия, ни памятники архитектуры, ни море, ни природа. Она чувствовала себя несчастнейшим человеком на свете… пока не приехала в Падую.

В Падуе Мися показала ей гробницу святого Антония и предложила помолиться, чтобы тот осушил ее слезы. Шанель не отнеслась к этому серьезно, она сама всегда говорила, что была скорее суеверной, чем по-настоящему верующей. Но все же она пошла в церковь и стала на колени перед гробницей.

И там она увидела тоже молившегося святому Антонию человека, на лице которого было такое горе и отчаяние, что ей вдруг стало стыдно. «И я еще смела жаловаться! – вспоминала она об этой встрече. – Никогда я еще не видела такого отчаяния на человеческом лице. Я знала, что тот, кого потеряла, рядом со мной по ту сторону, и что он не покидает меня ни на минуту. И сказала себе: раз он здесь, рядом с тобой, раз он ждет тебя, ты не имеешь права плакать; это не важно, что в этом мире ты еще какое-то время будешь одна. Он все равно с тобой, мы в разных мирах, но он тебя не покинул, хочет, чтобы ты была счастлива. И главное, не хочет, чтобы ты чувствовала себя несчастной… И ты смела жаловаться, стоя рядом с человеком, у которого уже ничего нет и который пришел поклониться этой гробнице, потому что это его последний шанс!»

Вернувшись из Италии, Коко совершила поступок, сильно возвысивший ее статус. Она стала меценаткой.

Причем, помогла она самому Сергею Дягилеву – устроителю «Русских сезонов» в Европе.

И вот Шанель решилась. В Париже она сразу поехала в отель, где остановился Дягилев. Он даже не сразу узнал ее, но с трудом вспомнил в конце концов, что она подруга Миси, и уж тем более для него стало шоком, когда она протянула ему чек на триста тысяч франков – как раз столько, сколько ему было нужно для того, чтобы поставить «Весну священную».

При этом Коко поставила ему условие – никому не говорить, от кого он получил эти деньги. Возможно, она не хотела задевать самолюбие Миси, ведь она сделала то, что той не удалось. А может у нее были и какие-то другие причины, впрочем, в любом случае раскрывать она их не собиралась. Но конечно спустя какое-то время Дягилев все равно проболтался, и Мися обо всем узнала. Может она и обиделась, как ожидала Коко, но внешне этого не показала, и их дружбе данный эпизод не помешал. Но в их отношениях с тех пор появилось что-то вроде соперничества, продолжавшегося до конца жизни.

В 1920 году Шанель пригласила Стравинского вместе со всей семьей погостить у нее на вилле.

Он принял ее приглашение, но тогда конечно ни он, ни она не ожидали, что это затянется на целых два года.

К ее смущению и сильному неудобству, Стравинский влюбился в нее и преследовал ее своими признаниями.

Ситуацию усугубило вмешательство Миси – прекрасная полька слишком любила страсти и эффекты, поэтому не могла не поучаствовать в этой пикантной истории. Она и ее муж выступали то посредниками между Стравинским и Коко, то обвиняли их обоих – ее в намерении разрушить семью, его – в том, что он подлый соблазнитель.

Это безумие закончилось только в 1922 году, когда семья Стравинского наконец съехала от Коко. Еще много лет она продолжала поддерживать композитора и морально, и материально. Сохранилось, например, письмо Стравинского Мисе, написанное одиннадцать лет спустя, в 1933 году, где он просил ее о помощи и упоминал, что обычно ему эту помощь оказывала именно Шанель.

В сентябре 1920 года в Биарицце старая приятельница Коко, Марта Давелли, познакомила ее со своим любовником – великим князем Дмитрием Павловичем, кузеном Николая II.

Как говорят, Марта сразу заметила их взаимный интерес и прошептала ей на ухо: «Хочешь, я уступлю его тебе? Он слишком дорого мне обходится».

Сначала Коко не отнеслась к этому серьезно – слишком свежа еще была ее потеря. Но князь действительно привлекал ее и как мужчина – а он был весьма хорош собой, и как необычная личность. Он был одним из тех беглецов из Советской России, кому посчастливилось унести ноги от революции, но не удалось сохранить хотя бы часть своего состояния.

Но Коко это не пугало. Она умела экономить деньги и умела их тратить – когда хотела. Ей нравился Дмитрий Павлович, к тому же она чувствовала в нем родственную душу и видела некоторое сходство в их судьбе. Молодость и красота в сочетании с бедностью и драматической судьбой всегда вызывали у нее сочувствие. Поэтому она, нимало не смущаясь, пригласила князя поселиться у нее на вилле, где к тому времени уже жил Стравинский со всей семьей.

Коко поддерживала Дмитрия Павловича, одевала его, представила своим друзьям, ну а он помог ей оправиться от потери, побороть тоску и вновь почувствовать себя почти счастливой женщиной. Их своеобразный роман продлился почти год, после чего они расстались друзьями. Дмитрий Павлович женился на американской миллионерше и уехал в США. В дальнейшем они еще не раз встречались, но уже как друзья, и Шанель даже участвовала в конфирмации его сына Павла Дмитриевича.

Связь с Дмитрием Павловичем положила начало более тесному общению Шанель с русскими эмигрантами, а главное – появлению славянских мотивов в ее творчестве.

Именно тогда она приняла на работу много друзей и родственников великого князя, в том числе и русских дворянок. Воспитанные, утонченные и умеющие элегантно носить одежду, они стали работать у нее манекенщицами и продавщицами, помогая создавать неповторимый изысканный образ модного дома Шанель. Некоторые эмигранты даже стали жить у нее все на той же вилле под Парижем, где уже проживала семья Стравинского и великий князь Дмитрий.

Ну и конечно, как когда-то роман с Боем внес в творчество Коко много английских мотивов, сейчас близкое знакомство с русскими и их культурой привело к тому, что в новых моделях от Шанель появился заметный «славянский стиль».

Шанель поставила дело на широкую ногу – одних только вышивальщиц было нанято с полсотни. В витрине ее модных магазинов появились блузы и рубашки в «деревенском» стиле, платья и плащи с цветастой фольклорной вышивкой. Любимые Коко темные однотонные ткани теперь оттенялись многоцветными вышитыми узорами, иногда даже с бисером и блестками.

Причем конец романа с Дмитрием Павловичем вовсе не стал концом русского стиля в творчестве Шанель. Славянские мотивы оставались в ее творчестве еще долго, вплоть до середины 20-х годов.

Дмитрий Павлович познакомил Коко с человеком, в творческом союзе с которым ей суждено было перевернуть мир. Это был химик Эрнест Бо – создатель духов «Шанель № 5».

Бывший парфюмер русского императорского двора, бежавший за границу после революции, Бо рассказал ей, что работает с альдегидами – синтетическими цветочными запахами – и нашел способ создавать с ними устойчивые ароматы.

Оказалось, что у Бо есть несколько готовых запахов, которые он уже предлагал известным парфюмерам, но они узнали цену и отказались. А вот Шанель была готова экспериментировать, она давно уже мечтала о собственных духах, но хотела, чтобы они не были похожи ни на какие другие. И именно это ей и сумел предложить Бо

Коко и Бо быстро договорились, что он представит ей десять вариантов на выбор. Из этих десяти ароматов она выбрала пятый – это было ее любимое число.

Как сам запах был не похож ни на один другой, так и его название должно было быть совершенно новым, ни на что не похожим. «Шанель № 5».

Таким же революционным было и оформление.

Когда же новые духи были готовы к продаже, Габриель не спешила его продавать. Она уже знала, как завлечь самых престижных покупательниц, поэтому подарила по флакончику своим шикарным подругам – артисткам, аристократкам, куртизанкам. Так, еще не успев попасть в продажу, духи «Шанель № 5» стали ароматом узкого круга особо элегантных и современных дам.

В 1920 году Коко познакомилась с поэтом Пьером Реверди.

Он был младше Коко на шесть лет, происходил из простой семьи и работал в Париже корректором в типографии. Странная вроде бы пара для королевы моды. Не миллионер, не князь и даже не знаменитость. Но зато Реверди был талантлив, и несмотря на то, что он был мало известен широкой публике, в кругу людей искусства его уважали и высоко ценили его творчество.

Строгий, элегантный, всегда безупречно одетый Пьер Реверди очень выделялся на фоне своих друзей из парижской богемы. Скорее его можно было принять за светского человека, случайно попавшего в эту компанию. При этом он презирал свет, всю эту ярмарку тщеславия, и следовал лишь собственным убеждениям, никогда не идя на компромиссы.