Перевозчик - Анатолий Батов

Переплыв, паренек подошел к Николаю и, по-взрослому протянув руку, произнес приветствие. Николай ответил аналогичным словом, но сомневаясь, а вдруг это он знакомится и сказал свое имя, решил проверить и, пальцем ткнув себя в грудь, сказал: «Николай». Тогда тот тоже, показав на себя, сказал: «Бил».

«Ну вот и отлично, – подумал Николай, – вот и познакомились, может, я зря беспокоюсь насчет незнания языка, ведь те, за кого меня принимают, не обязательно говорят на их языке, вообще-то нужно стараться поменьше говорить, сойду за немногословного».

Паренек снова повторил прежний вопрос, очевидно означающий «чего тебе?». Николай жестами постарался объяснить, что он только что добыл косулю и хочет, чтобы ее в деревне употребили по известному назначению, и что он сам очень хочет «ням-ням». Ему действительно порядком надоело пресное мясо и хотелось чего-нибудь «ням-ням» с солью и обязательно с хлебом. Бил вроде бы все правильно понял, так как, переводя мимику Николая на свой язык, одновременно показал на косулю и на деревню. Николай утвердительно затряс головой. Тогда Бил прокричал товарищам несколько слов, а те отвязали плот, и один из них переправил его на этот берег. Николай погрузил на него косулю и начал раздеваться, но Бил предложил ему не делать этого, а сесть на плот. Смышленый парень оказался этот Бил, уловив затруднения Николая с языком, он, когда говорил, старался жестами объяснять смысл слов, что как раз и нужно было Николаю и, учитывая его вновь приобретенные способности к языкам, дало очень хороший результат.

Николай сел на плот рядом с косулей, тот притонул слегка, но выдержал, а пацаны, взявшись за края, отбуксировали его на другой берег. Конечно, Николай мог, разбежавшись, запросто перепрыгнуть эти десять-двенадцать метров, но он решил никогда не выказывать такие свои способности.

Когда плот причалил, Николай взял косулю под мышку и, прихватив свою дубинку, перешагнул на берег. Двое «буксировщиков» тоже вылезли из воды, и он, используя уже усвоенный запас слов, сказал им: «Надо в деревню» – и кивнул головой на деревню и на мужчину, который, остановив лошадь на краю поля, наблюдал за их переправой. Пареньки перебросились несколькими словами, и один из них (это был уже второй) быстро натянул штаны и, забросив на плечо футболку, сказал, очевидно, «Пойдем!» и повел Николая к поджидавшему мужчине. Оказалось, что это был его отец. Пока шли, мальчишка без умолку болтал, и Николай усвоил примерное значение еще нескольких слов, а также узнал, что его зовут Кид.

Когда уже подходили, Кид бегом опередил Николая и начал что-то объяснять отцу, показывая на него. Николай поздоровался и назвал себя. Мужчину звали Авдей.

Здесь надо предупредить читателя, что все имена несколько изменены, так сказать подправлены, это было сделано Николаем и частично автором для облегчения произношения и восприятия слушателями и читателями.

Авдей был молод, лет тридцати, ростом чуть выше Николая и поплотнее его. Он даже не стал особо интересоваться Николаем, ведь появление его, как мы уже выяснили, не явилось таким уж экстраординарным событием. Да и ситуация была довольно простая – есть только что забитая косуля и ее требуется разделать. Николай продолжал держать ее под мышкой, а Авдей только приподнял не до конца перерезанное горло и по продолжающим еще стекать каплям крови убедился, что это свежатина. Он велел сыну отвести Николая домой и сказал, что скоро закончит и придет обедать. Николай все лучше начинал понимать язык, так как он, внимательно следя за ситуацией, запоминал слова.

По берегу вдоль деревни тянулся ряд вековых сосен. Они располагались через каждые сто метров друг от друга. Наверно, их специально оставили еще, когда очищали место от леса для этого поселения. На подходе к дому стояло несколько странных ветряков, явно не мельницы (зачем их столько?), но и не флюгеры, так как на каждом столбе их было штук по десять, торчащих на разной высоте во все стороны. Еще удивляла эта крыша, на которой находились какие-то интересные устройства, вроде бы из стекла и пропущенных сквозь него проводков. У Николая мелькнула мысль, что это все похоже на ветровую и солнечную энергетику, о которой он читал в каком-то журнале, но он тут же отбросил ее – уж больно разительный контраст получался между тем, что он тут пока видел, и электричеством.

На крыльце дома их встретила молодая женщина. Она держала в руке около уха какой-то предмет и что-то говорила. Это сейчас в новом веке у нас мобильники по несколько штук на семью, а тогда, в восьмидесятом, это было еще очень большой редкостью, и Николай сначала ничего не понял. Женщина положила предмет в карман фартука, сошла с крыльца, вежливо поздоровалась и рукой пригласила Николая к пристройке около дома, оказавшейся большим подземным холодильником. Открыв дверь, она велела сбросить туда тушу и повела Николая в дом. По дороге она сказала: «Я знаю, ты – Нико, а меня зовут Эн, позвонил Авдей и велел тебя принять». Про сказанные слова Николай, как вы понимаете, догадался, теперь дошло до него и про телефон.

Дом был просторный, многостенный, сзади был пристроен к нему вместительный скотный двор, в котором по земным меркам запросто можно было держать до пяти коров. Эн провела его по комнатам, их было четыре: в одной из них уже сидел Кид перед включенным видиком и с увлечением занимался какой-то «стрелялкой». На кухне прямо в стене был вмонтирован плоский экран телевизора, он был включен: шел, очевидно, сериал; на столе лежала недочищенная рыба, наверно, ее готовили к обеду. Потом Эн принесла Николаю чистое белье, электробритву и указала на дверь, где можно помыться, при этом она все время говорила, опять упомянула Авдея и показала, как переключать бритву, чтобы состричь бороду, а потом побрить.

Звуки языка, на котором говорили эти люди, ничем не отличались от земного. Они не были какими-то необычными, например, какими-нибудь гортанными или еще какими-то, и если бы Николай не был уверен, что он на другой планете, он мог подумать, что попал в какую-нибудь английскую или европейскую деревню: некоторые слова и словосочетания очень напоминали язык этих стран, и хоть Николай не знал иностранных языков, это было заметно даже ему.

Слово «спасибо» Николай пока не знал, поэтому, кивнув головой, он вошел в указанную дверь. Здесь была квадратная комната четыре на четыре метра обшитая досками, но пол выложен кафелем. По одной стене, как в бане, располагались полки, а рядом сложенный из кирпича метровый куб, в который наложили крупные камни. У противоположной стены с одной стороны стояла большая двухметровая ванна, а в другом углу находился душ. Около двери был умывальник и висело зеркало, рядом с которым встроенная в стену панелька с четырьмя кнопками разных цветов и розеткой.

Всего полчаса назад сникший Николай думал, что он обречен жить на, как он считал, необитаемой планете, и без особой надежды мечтал о встрече с дикарями. Сейчас же его чувства выражали одновременно радость, удивление и ожидание чего-то могущего удивить еще больше. Радость – что встретил абсолютно таких же, как и сам он, живых существ, с таким же примерно укладом жизни. Удивление малой численностью планеты, контрастом между, если можно так выразиться, лошадиной тягой и развитием техники. В нем просыпался исследователь. Определенно планета эта в прошлом хранит какую-то тайну.

Николай включил бритву, с удовольствием состриг бороду и переключил ее на бритье, при этом на коже чувствовались какие-то странные покалывания. Потом выяснилось, что это заложено в технологию бритвы: в ее лезвие был вмонтирован механизм, который в совсем мизерной дозе впрыскивал какой-то раствор и одновременно на определенной частоте тока воздействовал на корни волос, замедляя их рост. Поэтому брились здесь всего раз в месяц, и то не для того, чтобы сбрить выросшие волоски, а чтобы закрепить уже достигнутый результат прекращения их роста, то есть просто поводить бритвой по щекам. У Николая уже после этого первого бритья только через две недели появилось небольшое ощущение щетины.

Кстати о неделе: рядом с зеркалом висел небольшой календарь, и по нему выходило, что неделя здесь составляла десять дней, каждый месяц ровно тридцать дней или три недели, а в году было тоже, как и у нас, двенадцать месяцев, только стоящий в календаре последним насчитывал тридцать пять дней. Такая вот десятичная система. (А она, кстати, была у них и во всех остальных расчетах.) Николай подсчитал дни – получалось как на Земле. Он подумал, что, может, у них и високосный год есть, если вращение этой планеты вокруг Солнца за год не укладывается в 365 дней. Правда, это осталось неизвестным, так как Николай к этим тонкостям в своем дальнейшем повествовании не возвращался, а мы, захваченные разворачивающимися событиями, забыли уточнить.

Побрившись и вглядевшись в себя в зеркало, Николай удивился своему помолодевшему виду, таким он себя помнил в двадцать пять лет. Потом он, глядя на полки и выложенный камнями куб, помечтал о баньке – поддать бы сейчас пару и попариться. Примерно он представлял принцип работы местной парилки, наверно, камни раскаляются электроспиралью, проходящей где-то внизу куба и хорошо изолированной от попадания брызг воды. А кнопки на панели, очевидно, такие: зеленая – включение, оранжевая – малый накал, красная – большой и черная – выключение. Но он не решился злоупотребить гостеприимством хозяев, побоявшись чего-нибудь напортить. Из всего помывочного «сервиса» пришлось выбрать самый простой – душ. На полке лежали мыло и три мочалки. Николай отрегулировал воду погорячей, постоял, наслаждаясь, некоторое время и, взяв мочалку побольше (наверно, Авдея), начал мыться.