Тревога - Борис Георгиевич Самсонов

Они вошли в широкий длинный коридор одного из корпусов завода… Елена Алексеевна подумала, что в музей ее привели. На стене фотографий — не перечесть. С волнением, щуря глаза, она вглядывалась в них. Снимки запечатлели железные балки, завитушки тяжелых рельсов, кирпичные завалы, развороченные крыши.

На другой стене, противоположной — фотографии заново отстроенного завода. И всякие слова тут были излишними. Еще большее волнение охватило Елену Алексеевну.

Гена Гудков поманил пальцем парня-крепыша. Тот приосанился, поправил шевелюру, представился:

— Бригадир сборщиков — Сергей Ефремов.

Два года назад сообщение местной газеты взбудоражило бригаду коммунистического труда Сергея Ефремова. В небольшой заметке говорилось о том, что недалеко от Волгограда найдены останки лейтенанта Дмитрия Ярова, ушедшего на фронт добровольцем со Сталинградского тракторного.

— Парень должен быть в нашей бригаде, — сказал ребятам тогда Сергей Ефремов. — Погиб он за нас с вами. Будь он живым, сейчас работал бы на заводе.

— Издалека больно начал, — перебил оратора Иван Петренко, — выкладывай яснее, по-рабочему.

— Тогда слушайте: зачисляем Дмитрия Ярова в свою бригаду.

— Это здорово, братцы! — вскочил Петренко. — Он как бы вместе с нами будет работать. Раскинем его норму на каждого!

— Правильно!

— Ребята, нам нужно разыскать его родителей, пусть знают, что их сын в рабочем строю!

— Верно! Давайте напишем письмо.

— И вышлем заметку из газеты.

— Сергей свяжется с редакцией, чтобы узнать адрес родственников летчика. А Петренко пусть в отделе кадров узнает все, что известно о Ярове. Согласны?

В ответ раздались одобрительные голоса.

— Давайте в воинскую часть напишем, что погибший летчик Дмитрий Иванович Яров в прославленную бригаду принят…

В одном из светлых пролетов сборочного цеха ребята оборудовали небольшой стенд с портретом Дмитрия Ярова. И Елена Алексеевна пристально, изучающе всматривалась в его черты.

— Подай мне, сынок, в руки портрет-то.

Сергей снял его со стены, бережно поднес Елене Алексеевне. Она протерла стекло, ближе поднесла к глазам.

— Вот и свиделись мы с тобой, сыночек. Через сколько годов горя и слез. В почете ты и в уважении, не забыли люди добрые тебя, чтут, вроде бы ты вместе с ними, в самой что ни на есть лучшей бригаде. — Она поднесла к губам портрет и поцеловала холодное стекло, потом прислонилась к нему щекой, словно слушая биение сердца в сыновней груди.

Сергей попросил присесть Елену Алексеевну. Сам устроился рядом. Чем помочь ей в такую минуту, как ободрить? И он стал взволнованно, сбивчиво говорить о бригаде, о себе, о заводе.

— Знаете, Елена Алексеевна, — рассказывал Сергей, — о чем бы мы ни говорили, что бы ни делали, всегда спрашиваем себя: а как бы сделал и поступил он?

Когда Сергей, казалось бы, все уже рассказал о себе, о заводе, о городе, Елена Алексеевна спросила, можно ли побывать на том месте, где собираются матери павших на войне.

— Это площадь Скорби, — сказал Сергей. — Если хотите, я вас провожу.

На площади Скорби Елена Алексеевна увидела седых женщин, все больше одетых в черное. Безмолвно стоят они перед погрузившейся в безграничную скорбь фигурой женщины-матери, и в облике воина, обнятого ею, каждая видит своего сына, не вернувшегося домой. И водная гладь, над которой возвышается скульптура скорбящей матери, представляется в такие минуты слезами этих женщин, всех матерей, у которых война отняла сыновей.

В окружении заводских ребят Елена Алексеевна поднималась по широкой лестнице, ведущей к вершине Мамаева кургана. Люди шли неспешно, сосредоточенно, углубившись в думы о величии народного подвига. Они останавливались у многофигурных скульптурных композиций, вчитывались в мраморные списки участников обороны города. И, наконец, поднимались к подножию венчающей Мамаев курган гигантской фигуры Матери-Родины. Эта величественная скульптура видна и с площади Павших борцов, что в центре Волгограда. Здесь на 26-метровую высоту взметнулся гранитный обелиск в память о стойких защитниках Красного Царицына, зверски замученных белогвардейскими палачами в 1919 году. А рядом с могилой защитников Царицына покоятся солдаты и офицеры 62-й и 64-й армий, павшие смертью храбрых в дни великой Сталинградской битвы.

Как объяснил Елене Алексеевне Сергей, здесь, у Вечного огня, на площади Павших борцов несет вахту комсомольско-пионерский пост номер один. В любую погоду с 9 до 21 часа, сменяясь через определенное время, стоят на часах у обелиска старшеклассники. Торжественный ритуал смены почетного караула идет по своему строгому уставному регламенту и порядку.

Во все времена года на гранитный пьедестал у пылающего факела ложатся живые цветы — дань глубокого уважения павшим. Сюда же лег букет Елены Алексеевны.

На следующий день Елена Алексеевна побывала на знаменитом Солдатском поле.

То, что узнала Елена Алексеевна об этом месте, поразило ее воображение и никак не вязалось с представлениями о поле обыкновенном, которое пашут без страха, удобряют, засевают, а потом собирают урожай. Словом, поле должно жить своей жизнью, хорошо известной крестьянам. А Солдатское поле? Страшное это поле. Поле гнева. Поле скорби. Поле памяти.

Долгие годы после войны было оно неприкосновенным. Сколько ни пытались распахать — все тщетно: слишком уж начинено оно было минами и снарядами.

Но пробил час, и поле разминировали. Саперы извлекли из земли множество взрывоопасных предметов, собрали горы металлолома. Поле вспахали.

Поднимали эту «целину» механизаторы, приехавшие в Волгоград на слет со всей страны, и молодежь из братских социалистических стран. Первую борозду проложила знаменитая трактористка из Калачевского района Маша Пронина в паре с Диттер Зайдлер из ГДР.

Каждый интернациональный экипаж, приступая к делу, сначала водружал лемех на узкое бетонное возвышение — пьедестал на границе между Солдатским полем и сооруженным рядом на площади неброским монументом девочки с цветком в руке. Эта межа из лемехов, как бы отсекавшая смерть от жизни, войну от созидательного труда, — выразительный символ дани подвигам советских солдат.

И уже на следующий год Солдатское поле уродило пшеницу. Пакеты с нею как реликвию разослали участникам создания мемориала, в том числе и гостям из стран социалистического содружества. Каждую весну с тех пор на Солдатское поле приезжают комсомольцы, чтобы вспахать его и засеять, а осенью — чтобы собрать урожай.

В сопровождении ребят из бригады, в которую зачислен Дмитрий Яров, Алексеевна прошлась по аллее Героев, улице Мира, побывала там, где находятся знаменитый дом Павлова, изрешеченная пулями и снарядами мельница, где проходила линия фронта, отмеченная ныне вознесенными на пьедестал танковыми башнями, прибыли они наконец и в Вишневую балку.

Машина остановилась, и Елена Алексеевна с Сергеем пошли по улице. По ее обочинам — сплошные вишни. Асфальтовая дорожка, по бокам обсаженная цветами, ведет к подъезду Дома боевой и трудовой славы.

— Здесь посажено четыреста двадцать роз, — пояснил Сергей. — По числу погибших на фронтах жителей села.

Розы святой памяти! За