Ужас в музее - Говард Лавкрафт

Но пустынность музея нагоняла страх. Даже отдаленный звон курантов доносился, казалось, из космических бездн. Джонс невольно вспомнил дикую фотографию, которую Роджерс показывал днем: украшенный фантасмагорической каменной резьбой зал с таинственным троном, являвшийся, по словам этого малого, частью руин трехмиллионолетней давности, затерянных среди недоступных безлюдных просторов Аляски. Вероятно, Роджерс действительно был на Аляске, но на фотографии, безусловно, запечатлены всего лишь театральные декорации. Иначе и быть не может. Все эти немыслимые резные узоры и ужасные символы… А жуткий монстр, якобы найденный на троне, — какой головокружительный полет больного воображения! Джонс задался вопросом, насколько далеко от него находится в данный момент сей кошмарный восковой шедевр — вероятно, он хранится за массивной дощатой дверью с висячим замком, ведущей в смежное с мастерской помещение. Но не следует слишком много думать о нем. Разве этот зал не полон подобных экспонатов, иные из которых не менее ужасны, чем чудовищное ОНО? А за тонкой холщовой ширмой слева, снабженной табличкой «Только для взрослых», находятся безымянные бредовые фантомы.

С каждой минутой близость бесчисленных восковых фигур все сильнее действовала Джонсу на нервы. Он знал музей настолько хорошо, что даже в кромешной тьме никаким усилием не мог прогнать прочь знакомые образы, упорно всплывающие перед мысленным взором. Самая эта тьма бередила воображение, побуждая оное расцвечивать дополнительными зловещими красками запечатленные в памяти фигуры. Порой казалось, будто гильотина поскрипывает, а бородатое лицо Ландрю — убийцы пятидесяти своих жен — складывается в гнусную устрашающую гримасу. Чудилось, будто из перерезанного горла мадам Демер исходит отвратительный булькающий звук, а обезглавленная, безногая жертва маньяка-расчленителя пытается подобраться поближе, переступая окровавленными обрубками. Джонс крепко зажмуривал глаза в надежде, что жуткие образы потускнеют, но все без толку. Кроме того, когда он зажмуривался, странные узоры из световых точек, совершающих некое целенаправленное движение, обретали тревожную отчетливость.

Но в скором времени Джонс уже, напротив, пытался удержать в сознании ужасные образы, от которых прежде хотел избавиться. Теперь он отчаянно цеплялся за них, поскольку они начали уступать место образам еще более страшным. Независимо от своей воли он принялся воссоздавать в воображении разных богопротивных монстров, населяя оными самые темные углы зала, и эти глыбообразные гибридные чудовища подползали, подкрадывались, подступали к нему, окружая со всех сторон. Черный Цатхоггуа перевоплощался из жабоподобной горгульи в длинную змеевидную тварь с сотнями рудиментарных ножек, и тощее гибкое порождение ночного мрака угрожающе расправляло кожистые крылья, словно собираясь задушить пришлеца. Джонс с трудом подавил крик. Он понимал, что возвращается к кошмарам своего детства, и исполнился решимости призвать на помощь весь свой зрелый рассудок, чтобы не подпустить к себе бредовых фантомов. Стало немного легче, когда он включил фонарик. Сколь ни страшны были восковые фигуры, выхваченные лучом из мрака, они все же производили не столь жуткое впечатление, как чудовищные видения, вызванные воображением из чернильной тьмы.

Но даже при свете фонарика Джонсу померещилось, будто холщовая ширма, отгораживающая ужасную экспозицию только для взрослых, слегка подрагивает. Он знал, что находится за ней, и затрясся от страха. В воображении нарисовался отвратительный образ легендарного Йог-Сотота — всего лишь скопление радужных шаров, но ввергающее в трепет своим зловещим видом, исполненным неведомой угрозы. И что за бесформенная масса медленно плывет по направлению к нему и мягко бьется в перегородку, стоящую на пути? Маленькая выпуклость на холсте, появившаяся правее, наводила на мысль об остром роге Гнопх-Кеха, волосатого мифического существа, обитающего в гренландских льдах, которое ходит иногда на двух ногах, иногда на четырех, а иногда на всех шести. Чтобы выбросить весь этот вздор из головы, Джонс смело прошагал за ширму с включенным фонариком. Разумеется, все страхи оказались беспочвенными. Однако разве не шевелились, медленно и едва заметно, длинные лицевые щупальца могущественного Ктулху? Джонс знал, что они гибкие, но не сообразил, что даже слабого возмущения воздуха, вызванного его приближением, достаточно, чтобы привести их в движение.

Вернувшись на прежнее место, он закрыл глаза, позволив симметричным узорам из световых пятен бесчинствовать вовсю. Далекие куранты пробили один удар. Неужели еще только час ночи? Джонс посветил фонариком на свой хронометр и убедился, что так оно и есть. Да, дождаться утра будет действительно трудно. Роджерс придет примерно в восемь, даже раньше Орабоны. В соседнем подвальном помещении станет светло задолго до восьми, но ни единый лучик света не проникнет сюда. Все окна здесь заложены кирпичом, кроме трех маленьких, что выходят во двор. В общем, ожидание предстоит претягостное.

Теперь преобладали слуховые галлюцинации: Джонс мог поклясться, что слышит тяжелые крадущиеся шаги за запертой дверью мастерской. Он гнал прочь всякие мысли о не выставленном на обозрение монстре, которого Роджерс называл «Оно». Это восковое чудище страшнее любой заразы — оно свело с ума своего создателя, и сейчас одно воспоминание о его фотографии порождает мнимые страхи. Оно не может находиться в мастерской, ибо остается, ясное дело, за массивной дощатой дверью с висячим замком. Разумеется, шаги просто померещились.

Потом Джонсу почудилось, будто в дверном замке поворачивается ключ. Поспешно включив фонарик, он не увидел ничего, кроме старинной шестифиленчатой двери, по-прежнему плотно закрытой. Он снова сомкнул веки, погрузившись во мрак, но мгновение спустя послышался леденящий душу скрип — на сей раз скрипела не гильотина, а медленно открывающаяся дверь мастерской. Нет, он не закричит. Стоит только крикнуть — и он пропал. Теперь послышались глухие шаркающие шаги, и они медленно приближались к нему. Нужно сохранять самообладание. Он ведь держал себя в руках, когда порожденные воображением безымянные монстры подступали к нему со всех сторон. Крадущаяся шаркающая поступь все приближалась, и нервы у Джонса не выдержали. Он не завопил, а просто выпалил сдавленным голосом:

— Кто здесь? Кто ты такой? Что тебе надо?

Ответа не последовало, но шарканье продолжалось. Джонс не знал, чего он боится больше: включить фонарик или оставаться в темноте, в то время как незримое существо подкрадывается к нему. Все страхи, пережитые сегодня ночью, не шли ни в какое сравнение с диким ужасом, владевшим им сейчас. Пальцы у него судорожно шевелились, горло перехватывал спазм. Он больше не находил в себе сил молчать, и мучительное ожидание в кромешном мраке становилось невыносимым. Джонс снова истерически выкрикнул: «Стой! Кто здесь?» — и включил фонарик. В следующий миг, до оцепенения потрясенный увиденным, он выронил фонарик и заорал дурным голосом.