О смелых и умелых - Николай Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда отвернулся, на обветренных щеках его заблестел иней. Мороз был жестокий, с ветром, такой, что слезы замерзали, не успев скатиться с лица.
БОЕВОЙ ДРУГ
Было у нас два неразлучных лейтенанта - Воронцов и Савушкин. Воронцов высокого роста, белолицый, чернокудрый красавец, с громким голосом, сверкающими глазами. А Савушкин не выдавался ни ростом, ни голосом.
- Я бы, может, с тебя вырос, - говорил он Воронцову, - да мне в детстве витаминов не хватало.
Воронцов обнимал его и, заглядывая в смешливые серые глаза, отвечал:
- К моей бы силушке да твое мастерство, Савушка.
Воронцов летал смело, но грубовато. От избытка сил он несколько горячился, дергал машину, и в исполнении фигур высшего пилотажа у него не было тонкости, шлифовки движений, что делает их по-настоящему красивыми.
А Савушкин летал так искусно, что в его полете не чувствовалось усилий. Казалось, машина сама испытывает удовольствие, производя каскады фигур высшего пилотажа, играючи переворачиваясь через крыло, легко и непринужденно выходя из беспорядочного штопора и поднимаясь восходящим.
Воронцов любовался полетами своего друга и говорил ему:
- Я обыкновенный летчик, а ты, Сергей, человек искусства.
- Мастерство - дело наживное, Володя, - отвечал Савушкин, - а вот ты сам - произведение искусства.
Савушкин долго и безнадежно любил одну капризную девушку, для которой ему хотелось быть самым красивым молодым человеком в мире или хотя бы в Борисоглебске, где она жила. Девушка была сестрой Воронцова.
Когда улетали на войну, она крепко пожала Савушкину руку и сказала:
- Сережа, побереги Володю, ты знаешь, какой он горячий, увлекающийся; ведь если с ним что случится, мама не переживет.
Савушкин обещал беречь Воронцова и действительно не расставался с ним ни днем ни ночью.
Бывало, войдет в столовую:
- А где Володя?
И не сядет обедать, пока не увидит друга.
Летали они в одном звене, крыло к крылу.
И надо же было так случиться, что именно в этот день они расстались.
Машину Савушкина поставили на ремонт: накануне вражеская пуля пробила бензиновый бак, воентехники спешно меняли его тут же на льду озера, накрыв самолет белым брезентом.
Савушкин написал письма всем родным и знакомым, потом пошел прогуляться на лыжах. День был серый и не предвещал ничего особенного.
Вдруг над аэродромом ударила красная ракета. За ней свечой взвился самолет командира, за ним другой, и вот, сделав круг, вся эскадрилья помчалась на запад.
Сердце Савушкина не выдержало, он подпрыгнул на лыжах и помчался по незримому следу улетавших. Лесистый холм спускался к западу. Лыжи разгонялись все быстрей, Савушкин подгонял их палками.
Неожиданно в небесной дымке возникло неясное мелькание самолетов. "Воздушный бой", - подумал Савушкин и понесся вперед, пока не очутился прямо у окопов.
Вражеский снайпер мог бы подбить его, но в эти минуты о нем не думали.
Как только начался воздушный бой, пехотинцы глаза к небу, каски на спины, и стрельба на земле прекратилась. Над истоптанными снегами, над расщепленными лесами только и слышался басовитый рев моторов, набирающих высоту, свист пикирующих самолетов да пулеметный клекот.
Наши бипланы, белые, как чайки, курносые монопланы с широкими хвостами, пестрые истребители противника гонялись друг за другом, устремлялись навстречу, делали неожиданные перевороты, сменяя атаку фигурным выходом из-под обстрела, состязаясь в храбрости, хитрости и мастерстве.
И наши стрелки и снайперы противника затаив дыхание наблюдали это волнующее зрелище. До сих пор финские истребители удирали от наших, не принимая боя, а сейчас их было значительно больше, и они решили драться.
Необычайная карусель воздушного боя катилась по небу все ближе к нашему расположению, словно гонимая легким ветерком, дующим с Ботнического залива.
- Заманивай, ребята, заманивай! - кричал Савушкин. - Тащи на свою сторону, чтоб ни один не ушел! Эх, меня с вами нету...
Глаза его блестели, шлем свалился, светлые волосы покрывались инеем.
- За своим гонишься, Петя! Что ты, ослеп? Это же Витя, видишь, зеленый хвост! Берегись, фоккер под хвостом! Ваня, выручай Володю, на него двое насели!
В воздухе было много самолетов. Разноцветные хвосты и опознавательные знаки быстро мелькали в огромном небесном калейдоскопе. И все же Савушкин угадывал товарищей по повадкам, называя по имени.
Он никогда не думал, что будет так волноваться, наблюдая воздушный бой с земли. Просто невыносимо - все видишь, все понимаешь и ничем не можешь помочь!
И надо же завязаться такой схватке, когда его самолет поставили на ремонт.
Он так переволновался за судьбы товарищей, что вспотел и обессилел, словно сражался больше всех.
- Смотри, смотри, двое одного кусают! - крикнул над ухом какой-то восторженный пехотинец.
- Да не кусают, а взяли в клещи...
- Один готов - дым из пуза!
- Горит мотор - какое пузо! - возмутился Савушкин.
- Ой, братцы, да это наш! - не унимался пехотинец.
Савушкин схватил пустую гильзу и стукнул его по каске. Получилось, как будто ударила взлетная пуля. Пехотинец испуганно нырнул в окоп.
Усмирив болельщика, Савушкин поднял глаза вверх и запечатлел редкое мгновение: самолет разлетелся на части, словно бабочка от удара хлыста. Крылья, срезанные кинжальным пулеметным огнем, затрепетали в небе, а фюзеляж падал отдельно. Вначале он шел вниз, как челнок, но вдруг за ним возник купол парашюта, и фюзеляж стал вращаться, болтая зацепившегося за хвост пилота, как куклу.
По окопам прошел смех.
Погибал враг.
- Наш падает, наш! - раздались тревожные крики.
Проводя черную черту по ясному небу, мчался объятый пламенем самолет. Из дымной бесформенной массы торчал голубой хвост с номером семь.
- Это же Володя! - закричал Савушкин.
Падал его лучший друг... Воронцов!
Савушкин не верил своим глазам и оцепенело смотрел, как самолет товарища приближался к земле. Вот сейчас удар... и все кончено. Савушкин хотел зажмуриться, но в это время белым цветком раскрылся купол парашюта, парил несколько секунд и мягко лег набок.
- Молодец, - блаженно произнес Савушкин, - затяжным шел!
А ловкий Володя, отличавшийся скорой сообразительностью во всех случаях жизни, действовал решительно и быстро. Отстегнув лямки, он пригнулся и бросился в ближайший окоп. Только вместо нашего - в неприятельский!
- Вернись, куда ты? - закричал Савушкин.
И по всему окопу разнеслось:
- Сюда! Сюда!
А Воронцов только ускорил свой бег; ему показалось, что шумят враги, от которых он ловко уходит... Длинные, сильные ноги несли его с рекордной быстротой к траншеям, где шевелились белые каски финских солдат. Воронцов и не знал, какое посмешище представлял он для них в эту минуту. До траншеи оставалось совсем немного. Бугор, овраг да полянка. Володя резво перескакивал воронки от снарядов...
