С аквалангом в Антарктике - Михаил Владимирович Пропп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя наши основные работы должны были начаться только в Антарктике, уже в тропиках следовало приступить к исследованиям, правда, довольно далеким от главных наших задач. Предстояло выполнить определение теплоустойчивости мышечной ткани тропических рыб. Ловить рыбу на ходу судна было невозможно, и сделать эту работу мы собирались в Дакаре, если удастся поймать достаточное количество живых тропических рыб. Несколько лет назад в Институте цитологии АН СССР было обнаружено, что у большинства животных способность тканей выдерживать высокую температуру постоянна и не зависит ни от возраста животного, ни от условий его роста, ни от температуры среды, в которой оно обитает. Лягушки, живущие в холодных озерах за полярным кругом и в горячих ключах, имеют одинаковую теплоустойчивость тканей. Была найдена новая биологическая характеристика вида, не менее важная, чем форма тела, размеры и окраска или другие наружные (морфологические) признаки. Выяснилось, что в некоторых случаях внешне одинаковые животные обладают различным уровнем теплоустойчивости, образуя два разных биологических вида. Величина теплоустойчивости несет сведения о происхождении животных: виды, в далеком прошлом имевшие тропических предков, показывают более высокую теплоустойчивость, чем организмы, возникшие в холодных водах. Сделано уже много определений теплоустойчивости, но сведений о животных тропиков мало, а об обитателях всегда холодной Антарктики нет совсем. Хотя мы и не были специалистами-цитологами, нам предстояло получить хотя бы первые, самые ориентировочные данные по рыбам Антарктики и, если удастся, тропиков.
Определение теплоустойчивости сравнительно несложно, и его обычно делают на одной из мышц рыбы. Рыбу быстро убивают, вырезают определенный мускул и выдерживают его в термостате в специальном растворе до тех пор, пока он не перестанет сокращаться в ответ на электрическое раздражение. Проделав такие опыты при разных температурах, можно после статистической обработки получить формулу, определяющую зависимость времени жизни мышцы от температуры, иначе говоря, теплоустойчивость. Этим мне и предстояло заняться в Дакаре.
Через все широты
Прошли две недели плавания, и наш корабль подошел к сенегальскому порту Дакар. Здесь предстояло пополнить запас пресной воды, закупить фрукты и овощи. «Обь» встала в порту за каменным волноломом, защищающим причалы от волн открытого моря. Пока капитан выполнял портовые и таможенные формальности, на берег никого не выпускали, и мы попыталась половить рыбу с борта корабля. Закинули восемь удочек и стали ждать. Рыбы не было и в помине, и скоро стало ясно, почему. Вытащили одну удочку, она была вся перемазана мазутом и нефтью, вторая тоже. Стало очевидно, что для ловли на удочку это место вряд ли подходит. Решили отложить лов до вечера и попробовать ловить рыбу на свет, а пока, так как с судна уже начали выпускать на берег экипаж и членов экспедиции, пошли посмотреть город. О Дакаре нужно или рассказывать много, или не рассказывать ничего. Это африканский город на африканской земле, со своими противоречиями и контрастами, торговлей и искусством, населением всех цветов кожи, ультрасовременными зданиями и лачугами. Едва ли после двух дней, проведенных там, можно рассказать об этом, не допуская ошибок и преувеличений.
Вечером вернулись на корабль. Тропическое солнце, почти вертикально скатываясь с неба, исчезло за крышами города. Мгновенно, без сумерек, стало темно. В порту зажглись натриевые лампы, заливающие все вокруг мертвенно-желтым светом.
Лаборатория для определения теплоустойчивости была подготовлена еще во время перехода до Дакара. Дело стало только за рыбой. С кормы судна опустили в море полукиловаттную лампу с патроном, обмазанным водонепроницаемой смолой и обмотанным изоляционной лентой. В мутноватой воде образовался освещенный круг диаметром около четырех метров. Спустя несколько секунд в этом круге мелькнула тень, потом еще и еще. Это подплывали привлеченные светом небольшие рыбки. Точно стая комаров, они кружились рядом с лампой. Саша осторожно забросил в воду сетку, натянутую на металлический обруч. Р-раз! — и на палубе забились первые несколько рыбок. Я пошел в лабораторию, чтобы пустить термостаты, и попросил принести туда ведро с рыбками. Прошло несколько минут, но никто не появлялся. Вновь вышел на палубу. Выяснилось, что возникли непредвиденные трудности. У лампы скопились тысячи рыб, и наши добровольные помощники, собравшиеся на лов, непрерывно вытаскивали их на палубу. Но, оказавшись в ведре, рыбки начинали бешено метаться и погибали через 2–3 минуты, а для опытов требовалась живая и здоровая рыба. Впрочем, причина гибели оказалась очень простой — в одно ведро сажали слишком много рыб. Теплая вода содержит мало растворенного кислорода, и многочисленные рыбки, мечущиеся в ведре, расходовали его очень быстро, а потом погибали от удушья. Пришлось беспрерывно менять воду. К сожалению, палубная магистраль морской воды была отключена и чтобы втащить ведро на палубу, его приходилось поднимать на почти десятиметровую высоту. Теперь дело пошло на лад, мы сажали в ведро по 2–3 рыбки и тотчас ставили его под струю морской воды. Это сразу дало результаты, рыба перестала погибать, и можно было приступить к определению теплоустойчивости.
Несмотря на то, что была ночь, внутри судна стояла жара; я собрал вентиляторы со всех лабораторий и расставил их вокруг, но от этого стало ненамного легче. В одних плавках, потный, пытающийся вырезать из крошечной рыбки почти микроскопический мускул, я, должно быть, представлял странное зрелище. Впрочем, смотреть было некому; кроме нас и наших добровольных помощников, все спали после утомительного дня, проведенного в Дакаре.
Закончив первые проверочные опыты и убедившись, что вся аппаратура работает хорошо, я приступил к определению теплоустойчивости. Теплоустойчивость оказалась не особенно высокой — первую серию опытов я провел при температуре 36°. Потом настроил термостат на 34°, и пока он остывал, в работе образовался небольшой перерыв, можно было выйти на палубу.
Рыбная ловля была в самом разгаре. У лампы, казалось, кипел рыбный суп. Стаи мелкой сардины прорезали более крупные, сантиметров тридцать длиной, рыбки, удивительно напоминающие меч-рыбу. Между рыбами бодро сновали плавающие крабы, задние конечности у которых превращены в своеобразные весла. По своей подвижности и поворотливости крабы почти не уступали рыбе, но, в отличие от нее, неплохо чувствовали себя даже в переполненных ведрах; в воде, лишенной кислорода и полной дохлой рыбы, они тотчас принимались за еду. Для опытов и для коллекции рыбы было собрано уже вполне достаточно, ловить продолжали, чтобы попробовать замариновать сардину, и из спортивного интереса.
Я вновь спустился в лабораторию и провел серию опытов при 34°; теперь следовало отрегулировать
