По тропинкам севера - Мацуо Басё

Это приходится на годы царствования императора Сёму. Хотя доныне из уст в уста ходит множество преданий о воспетых с древности местах, но горы рушатся, камни оседают и прячутся в землю, деревья дряхлеют и уступают место свежей поросли, время идет, век сменяется, и самый след их недостоверен! Но здесь перед нами, нет сомнения, памятник тысячелетний, и мы своими глазами познаем сердца древних. Вот заслуга моих хождений, радость до конца моих дней! — от этой мысли я забыл о трудности пути и только лил слезы.

14. Оттуда я направился на реку Нота-но Томагава и к утесу Оки-но-иси. На горе Суэ-но Мацуяма построили храм и назвали его Массёдзан. Под соснами всюду могилы. Так вот каков конец всех клятв не разлучаться, «как два крыла одной птицы, как два побега одной ветки»![35] От этой мысли моя печаль возросла, а тут донесся закатный колокол из бухты Сиогама. Дождливое небо слегка прояснилось, слабо засияла вечерняя луна, близок был остров Могамисима. Плыли рыбачьи челноки, слышались возгласы, — то делили улов, — и я понял смысл стиха: «Причалы лодок быстрых…»

Прекрасен СеверНа дальнем МитинокуИ в СиогамаПричалы лодок быстрыхПолны очарованья…

Ночью слепой монах, играя на бива[36], сказывал северное дзёрури[37]. Не сказывают так хэйкэ[38], не играют так под пляски. Но хотя напев был деревенский, хотя он шумел у самого изголовья, все же у него-то и сохранились местные предания: звучало все превосходно!

Рано утром я пошел в местный храм. Он восстановлен правителем провинции: столбы крепки, цветные стропила блестят, каменные ступени ведут высоко; раннее солнце сверкало на красной ограде. Всеблагость божества на самом конце всех путей, у самого края света, — вот так бывает в нашей стране, и сколь это высоко!

Перед храмом стоит старинный каменный фонарь. На железных дверцах значится: «Принесен в дар Идзуми Сабуро[39] в третий год Бундзи[40]». Как-то удивительно, что ныне видишь своими глазами образ, выплывший из глубины пяти веков. Он был мужествен, справедлив, верный вассал и добрый сын, до сей поры к его славному имени нет равнодушных… сказано: «Поистине, человеку надлежит прилегать «Пути»[41] и блюсти справедливость, и имя последует за ним».

Время уже близилось к полудню. Я нанял лодку и поплыл к островам Мацусима. По пути, в двух ри, я пристал к каменистому побережью островов Одзима.

15. Да, хоть старо о том говорить, но Мацусима — «Сосновые острова» — первый из прекрасных видов страны Фусан, не меркнущий рядом с озерами Дунтинху и Сиху[42]. С юго-востока, от моря, залив простирается на три ри вглубь, воды моря его наполняют. Островов несметно много: вздымающиеся указуют на небо, стелющиеся на небо, стелющиеся наползают на волны. Одни высятся в два ряда, другие громоздятся в три слоя, одни разрываются слева, другие цепляются справа То несут на себе ношу, то ее обнимают. Точно нянчат ребенка. Сосны густо зеленеют: под морским ветерком их ветви гнутся, будто сами волнисто извиваются. И весь вид так пленителен, точно красавица охорашивается над водой. Не сотворено ль это богом гор в век богов-вседержителей? И может ли кто из людей запечатлеть взмахом кисти или исчерпать словом небесное искусство творения!

Одзима — скалистые островки, выбегающие цепью в море. Там есть развалины кельи монаха Ун-ко-дзэнси и камень Созерцания. А под сенью сосен кое-где виднелись люди, удалившиеся от света и мирно живущие в шалашах из веток, закопченных дымом сосновых шишек и опавшей листвы. Хотя я не знал, кто они такие, я приязненно подошел к ним; той порой в море отразилась луна, с полудня вид вновь изменился. Я вернулся на берег, отыскал гостиницу, растворил окно, — стал по-настоящему мезонин, — и от мысли заснуть в пути среди облаков и ветра удивительно странно стало у меня на душе.

О Мацусима!Цапли ты облик прими,Птица-кукушка…[43]

Я замкнул уста и хотел уснуть, но мне не спалось. Когда я покидал свое старое жилище, Содо на прощание написал мне стихи о Мацусима. Хара Антэки прислал танка о Мацута-урасима. Я развязал дорожный мешок и взял их в друзья на эту ночь. Еще были у меня хайку Сампу и Дакуси.

16. На одиннадцатый день я пошел поклониться в храм Суйгандзи. Тридцать два поколения назад Хэйсиро постригся в монахи, уехал в Китай и, вернувшись, основал этот храм. Впоследствии благодаря светлому влиянию Унко-дзэнси были возведены и покрыты черепицей семь отдельных храмовых флигелей; торжественно засверкали блеском золото и лазурь, стала великая храмина, достойное обиталище будды. Все помыслы мои были о том, где же этот храм святителя Кэмбуцу.

На двенадцатый день я собрался в Харадзуми. Я прослышал, что путь лежит на Анээваномацу и Одаэнохаси. Людей почти не встречалось, по дороге проходили лишь дровосеки да охотники; я не знал, где нахожусь, под конец сбился с дороги и вышел к гавани Исиномаки. Далеко с моря видна Кинкадзан[44] — гора Золотого цветка, о которой было сложено: «Золотой цветок расцвел».

СумэрагивекЯркой славой воссиял.Ныне в АдзумаВ Митиноку на гореЗолотой цветок расцвел.

В бухте столпились сотни кораблей; на берегу, споря за место, теснились дома; над крышами непрерывно подымались дымки очагов. Вот негаданно очутился я в таком месте! Хотел подыскать ночлег, но никто не пускал. Кое-как переночевал в убогом домишке и с рассветом опять побрел по незнакомой дороге. Оставив в стороне переправу Садоноватари, Обутиномаки, Манонокаяхара, я шел по далеко тянушейся насыпи. Я следовал вдоль навевавшего тоску длинного болота. Переночевал в месте по названию Итома и добрался до Хирадзуми. Расстояния туда больше двадцати ри.

17. Слава трех поколений миновала, как сон[45]. Развалины замка неподалеку, в одном ри. Замок Хидэхира сравнялся с землей, и только гора Кингэйдзан сохранила свои очертания. Прежде всего я поднялся на Такадатэ; Китакамигава — большая река, вытекающая из Нанбу. Коромогава огибает замок Иидзуми и впадает в нее у Такадатэ. Замок Ясухира был за заставой Коромо. Он, видимо, замыкал выход на Намбу и ограждал от северных айну. Да, превосходнейшие вассалы засели в этом замке[46], — и вот от недолгой доблести осталась лишь заросль трав. «Царства погибли, а горы и реки остались, замок весной зеленеет густою травою…» Я подложил под себя свою плетеную шляпу, и слезы лились, а время бежало…

Летняя трава!Павших древних воиновГрез о славе след…

Белые цветы!Седину КанэфусаТочно вижу я…[47]

(Сора)

В храме Нидо, издавна поразившем мой слух, были открыты святилища. В Кёдо — зале Сутр — стоят изображения трех военачальников[48]; в Хикаридо — зале Сверкания — гробницы трех поколений и статуи трех будд. Драгоценные украшения осыпались, растерялись, яшмовые двери поломались от ветра, золоченые столбы подгнили от изморози и снега, всему предстояло разрушиться и запустеть, зарасти травой, — но крутом возвели стены, крыши покрыли черепицей и оградили от ветра и дождей. На некоторую пору храм станет памятником былого тысячелетия.

Весенний ливеньЕще течет сквозь крышу…О зал Сверканья!

18. Вдалеке виднелась дорога на Нанбу; я заночевал в селении Иватэ. Я намеревался пройти Огуросаки и Мицуноодзима, от горячих ключей Наруто свернуть к заставе Ситомаэ и перейти в провинцию Дэва. Стража заставы отнеслась ко мне с недоверьем: на этой дороге путники редки; я еле-еле перешел заставу. Когда я поднялся на гору Ояма, стало уже темнеть, так что я, завидев домик пограничного странника, попросил приюта. Три дня длилась непогода; я поневоле остался в горах.

Вши, блохи. Грязно.И мочатся лошадиУ изголовья.

Хозяин сказал мне: «Провинция Дэва лежит за горой Ояма, а дорога запутана: надо вам для перехода попросить на помощь проводника». Что ж, раз так… — я попросил человека, и рослый молодец с коротким мечом за поясом, опираясь на дубовую палку, пошел впереди. Я шел за ним следом с сумрачными мыслями, — вот сегодня непременно случится опасность! Все было в точности, как говорил хозяин: высокие горы поросли лесом, не слышалось ни единого птичьего крика. Под деревьями густела тьма; казалось, что наступает ночь. Чудилось, будто с облаков сыплется земля. Пробираясь сквозь чащи бамбука, переходя вброд ручьи, карабкаясь по скалам, обливаясь холодным потом, мы вышли в Могами. Мой провожатый сказал: «На этой дороге непременно бывают происшествия. Провести вас благополучно — удача». Даже теперь, слыша об этом, я содрогался.