ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий после отбытия Горбачева день, вечером 5 августа, личному шоферу министра обороны позвонил офицер охраны КГБ. Распорядился снять с машины проблесковые «маячки» и отвезти Язова в дом приемов КГБ, расположенный в конце Ленинского проспекта. «Мигалки» обычно снимались для того, чтобы не привлекать внимание к высокой персоне. Так делалось в исключительно редких случаях, к примеру, во время частных поездок. Но в данном случае речь шла о деловой встрече. На нее Язова от имени своего шефа пригласил личный охранник председателя КГБ Крючкова.
Одновременно с Язовым к месту встречи оправился с Лубянки и сам Крючков, сменив приметный правительственный ЗИЛ на «скромный», представительского класса «мерседес».
Язов прибыл на объект первым. Минут через двадцать объявился Крючков, а после него с небольшим интервалом приехали еще два участника встречи — глава ВПК страны Олег Бакланов и руководитель Аппарата Президента СССР Валерий Болдин.
Особняк КГБ СССР, который сооружался под видом «Архивно-библиотечного центра» («АБЦ»), а после ввода в эксплуатацию в официальных бумагах стал именоваться соответственно предназначению «Объектом КГБ СССР для обучения иностранцев и приема зарубежных делегаций», был идеальным местом для тайных встреч. Комфортабельное современное здание, оборудованное первоклассным бассейном, саунами, огороженное от внешнего мира высоким забором, охранялось восемнадцатью сотрудниками КГБ. Посты безопасности располагались как внутри, так и снаружи объекта. Все без исключения охранники, не привлекая к себе лишних взглядов, несли службу в гражданской одежде.
Подробности того вечернего разговора остались во многом невыясненными, так как его участники во время следствия уклонились от ответов на вопросы о характере беседы. «Обсуждали положение дел в стране», — отвечали они, не вдаваясь в детали. Ничего существенного не смогла рассказать и официантка, сотрудница КГБ, обслуживавшая ужин «высокопоставленной четверки». Как только она входила в зал — гости тут же замолкали.
Известен лишь результат встречи: на следующий день министр обороны вызвал к себе недавнего выпускника Академии Генштаба, исполняющего обязанности командующего ВДВ генерала Павла Грачева и сообщил ему, что «с ним хочет познакомиться Крючков».
Знакомство состоялось на Лубянке. Причем не только с шефом этого учреждения, но и двумя его подчиненными — заместителем начальника Первого Главного управления (Внешняя разведка) Жижиным и помощником первого заместителя председателя КГБ СССР Егоровым.
Вместе с новыми знакомыми, считающимися в КГБ аналитиками высокого уровня, Грачев должен был изучить возможности введения в ближайшие дни ЧП, а также последствия этого шага. Для работы отводилось два дня и конспиративный объект Второго Главного управления КГБ СССР — дом в деревне Машкино Химкинского района Московской области.
В профессионализме своих аналитиков Крючков не сомневался. А вот Грачев — Герой Советского Союза, отвоевавший в Афгане долгих шесть лет, не показался ему достаточно компетентным для решения подобного уровня задачи. Руководитель Лубянки поделился с Язовым своими сомнениями. Министр обороны, как вспоминал впоследствии Крючков, не стал уверять его в аналитических способностях генерала, но заметил, что «вместе с другими товарищами Грачев, пожалуй, может справиться с заданием».
Итогом двухсуточной работы межведомственной группы военных спецов стали документы, в которых содержался «стратегический прогноз» и рассматривались «возможные пути развития ситуации в связи с введением чрезвычайного положения»:
Острая борьба за власть в период трех недель. Основные сценарии.
1. Массовое гражданское неповиновение. Переворот слева, но уже в режиме террора по отношению к коммунистам и высшим эшелонам государственного управления.
2. Резкий крен вправо. Обвинение существующего постгорбачевского руководства в содействии Горбачеву. Обострение борьбы за власть с постепенным переходом ее к силам ортодоксальноправой ориентации.
3. Политика бездействия. Новых мер не происходит. Идет запаздывание по всем остальным компонентам. Шок чрезвычайного положения проходит. Идет осознание того, что все это не всерьез. Одновременно психологическая атака Запада. Средства массовой информации оказываются неспособными вести активную политику. Образ ситуации формируется нашими противниками. Режим гниения продолжается и углубляется. Срок сброса — до шести месяцев.
4. Жесткий инициативный курс. Пакеты мер, следующие друг за другом с периодом в несколько недель. Ощущение социального облегчения. Внятное и «несуконное» объяснение с народом. Последний сценарий требует:
первая позиция — заявление об уровне контрастности курса и его преемственности;
вторая позиция — обеспечение максимальной легитимности. Резкое ускорение срока сбора законодательных органов;
<…> четвертая позиция — экономика и образ новых радикальных реформ. Цены. Образ будущего. Тупиковость политики предшествующего периода;
<…> шестая позиция — новое в КПСС. В течение месяца это станет вопросом чрезвычайной важности;
<…> девятая позиция — криминалитет, вопросы борьбы с преступностью как политика;
десятая позиция- государство, его перспективы и формы устройства.
Строго говоря, ничего предосудительного в составлении подобного рода документов не было. Союзное законодательство предусматривало введение ЧП. И разговор о возможном переходе к управлению страной в режиме ЧП не один раз обсуждался на разных уровнях, в том числе и на президентском. И странно было бы, если это не делалось в стране, находящейся в тисках экономических и межнациональных противоречий. Документы по «чрезвычайке» готовились в КГБ и раньше. Жижин, к примеру, в начале года уже сочинял подобные записки. Чтобы не изобретать велосипед дважды, прежние наработки, по общему согласию аналитиков, были положены в основу отчетных бумаг. Эксклюзивный характер имела лишь одна небольшая четырехстраничная записка о целесообразности введения ЧП в канун подписания Союзного договора.
По признанию самого Крючкова, выводы аналитиков были «сдержанны», они считали, что вопрос ЧП «требовал дополнительной проработки».
Свои сомнения аналитики объясняли, прежде всего, большой вероятностью негативной реакции на введение ЧП со стороны республик, которые видели в новом Союзном договоре реальную возможность обновления уже изжившей себя системы сверхцентрализма. «Чрезвычайка», перечеркивая эти надежды, могла спровоцировать всплеск националистических страстей и ускорение дезинтеграционных процессов, то есть вместо пользы принести вред. В связи с чем аналитики рекомендовали не вводить ЧП без согласования с властями союзных республик.
Неделя ушла у Крючкова на то, чтобы оценить «сдержанные» выводы экспертов. 14 августа он объявил авторам записки вердикт: «Руководством страны принято решение перевести страну в режим чрезвычайного управления. После подписания Союзного договора вводить ЧП будет поздно».
И троица — Жижин, Егоров, Грачев — вновь отправилась в деревню Машкино, чтобы в пожарном порядке к вечеру следующего дня, подготовить проекты первых документов ГКЧП: «Постановление № 1», «Обращение к Советскому народу» и «Заявление Советского руководства».
Открывающие «Заявление Советского руководства» слова «В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР…», Крючков мотивировал тем, что «Горбачев не в состоянии адекватно оценивать обстановку. У него психическое расстройство…». (Цитируется по показаниям Жижина — В. С.).
Вся
