Том I: Пропавшая рукопись - Мэри Джентл

Аш пошла дальше.

Где бы ни разбивали лагерь, план его оставался одним и тем же. Она пробралась в самую середину, куда не часто захаживала прежде. Здесь девочка обнаружила изящного светловолосого мужчину, с тщательно вычищенными ногтями, но с перепачканным и встревоженным лицом. На его блестящие латы был накинут темно-зеленый плащ с золотой оторочкой. Один из помощников капитана — девочка знала его в лицо, но никогда не слыхала имени. Канониры между собой называли парня «Задери-плащ».

— Гильом Арнизо? — Молодой человек провел пальцами по пышно взбитой прическе. — Твой отец?

— Да, — не задумываясь, соврала Аш. Это она умела, и комок в горле растворился. — Он мне нужен! Скажите, где он?

Офицер уткнулся в список на листе пергамента.

— Арнизо. Вот. Захвачен в плен. Капитан ведет переговоры. Думаю, через несколько часов пленных обменяют.

Аш поблагодарила его, стараясь говорить сдержанно и спокойно, и вернулась на край лагеря, чтобы ждать.

Долину залили вечерние тени. Сладкая вонь трупов мешала дышать. Гильом не вернулся. Появились новые слухи: умер от ран, умер от чумы в лагере «невест моря», подписал контракт с «сиятельными» — за двойное жалованье, сбежал с каким-то благородным, вернулся на свою ферму в Наварре… Несколько недель Аш продолжала надеяться. Через полгода перестала.

Солнце легло на край небосклона. Пленники бесцельно слонялись среди палаток, чувствуя себя неуютно без привычного оружия. Воздух еще удерживал дневной зной. Нос Аш притерпелся к запаху разложения. Ричард потихоньку подкрался к Аш, когда та стояла, прислонившись спиной к колесу телеги. Знакомая прачка мазала ей желтоватые синяки на бедре настоем ведьмина ореха.

— Когда же нам скажут? — Ричард дрожал и сердито смотрел на Аш, словно она должна была знать. — Что будет с нами?

— С нами? — у девочки все еще звенело в ушах.

— Мы — часть военной добычи, — проворчала прачка. — Может, продадут в бордель.

— Я еще слишком молода, — возмутилась Аш.

— В самый раз.

— Демон! — пронзительно выкрикнул мальчишка. — Тебе демоны сказали, что нас разобьют! Это ты слышала голос демона! Тебя сжечь надо!

— Ричард!

Он убежал. Убежал по тропинке, которую протоптали солдаты в крестьянской пшенице, прочь от телег и фургонов.

— Никуда не денется. Очень уж он хорошенький, — заметила прачка, отбрасывая ветошь, и злорадно добавила: — Не хотела бы я быть на его месте. Да и на твоем тоже. Мало тебе шрамов, так ты еще и голоса слышишь… — Женщина суеверно сложила пальцы «рожками».

Аш откинула голову, глядя в бесконечную синеву. Пылинки над головой горели золотом. У нее ныл каждый мускул, болела разбитая коленка, вместо ногтя на мизинце ноги запеклась кровь. Девочка не чувствовала привычного блаженства после тяжелой работы. В животе у нее гуляли кишки.

— Не голоса, а голос. — Она лягнула босой ногой глиняный горшок со снадобьем. — Может, со мной говорил добрый Христос. Или святой.

— Это с тобой-то? — недоверчиво усмехнулась прачка. — Ах ты поблядушка!

Аш утерла нос ладонью.

— А может, это было видение. У Гильома раз было видение. Он видел, как Праведные Души под Динантом сражались на нашей стороне.

Прачка отвернулась и бросила, уходя:

— Надеюсь, «сиятельные» оценят тебя по достоинству и отдадут на потеху золотарям!

Аш извернулась и подхватила горшок, размахнулась, чтобы бросить вслед…

— Вшивая сука!

Неизвестно откуда возникшая ладонь отвесила ей оглушительную затрещину. Аш взвизгнула и выронила горшок. Мужчина в мундире «невесты моря» прорычал:

— Всем бабам — собраться посреди лагеря. Мы делим добычу. Шевелитесь. И ты тоже, полосатый звереныш!

Прачка натужно расхохоталась и бросилась бежать. Солдат пошел следом.

Рядом с Аш вдруг появилась женская фигура. Раздался мягкий голос:

— Ты в самом деле слышишь голоса, дитя мое?

Над ней склонилось лицо — точь-в-точь луна — круглое и бледное. Из-под платка не видно волос. На крупном теле болтался балахон из серой дерюги, перепоясанный веревкой, с которой свисал на цепочке вересковый крестик.

Аш хлюпнула носом и снова утерла сопли. Тонкая прозрачная ниточка потянулась от ноздри к рукаву рубахи.

— Не знаю… Что значит: слышать голоса?

Лицо-луна склонилось ниже.

— Среди «сиятельных» идут разговоры. Кажется, тебя ищут.

— Меня? — в груди отчего-то стало холодно. — Ищут меня?

Горячая влажная ладонь за подбородок развернула лицо Аш к свету. Девочка безуспешно пыталась высвободиться из цепких пальцев. Женщина пристально разглядывала ее.

— Если это воистину была весть Зеленого Христа, они надеются сделать тебя своей пророчицей. А если голос демона, то изгонят его из твоего тела. Но это утром. Сейчас все они предались пьянству. — Аш забыла и о липких пальцах, держащих ее, и об урчащих кишках.

— Вы монахиня?

— Да, одна из сестер святой Херлены. Наш монастырь недалеко отсюда, в Милане, — женщина выпустила ее.

[Таким образом, можно предположить, что описываемые события не относятся к периоду службы отряда Золотой Грифон у герцога Бургундии. Следовательно, сражение произошло не под Ридантом (19 — 25 августа 1446 г.) и не под Брустсмом (28 октября 1467 г.). Я предполагаю, что действие происходит в Италии и, следовательно, это сражение под Молинслла (1467), в ходе войны между герцогом Миланским Франческо Сфорца и Сиятельной Венецианской республикой под командованием кондотьера Бартоломео Коллеони. Коллеони ошибочно приписывают первое использование артиллерии в сражении.

Эта битва малоизвестна, и ее помнят только благодаря язвительному комментарию Николо Маккиавелли, писавшему о «бескровных сражениях» итальянских наемников: «Единственная жертва битвы при Молинелла — солдат, погибший, упав с коня». Более точные источники дают более правдоподобную оценку — около шестисот убитых.

Винчестерский кодекс составлен приблизительно в 1495 г., примерно двадцатью восемью годами позднее описываемого сражения и через девятнадцать лет после главных событий «жизнеописания Аш» (охватывающих 1476-1477 гг.). Некоторые подробности описания битвы сильно напоминают более позднее столкновение в «войне Роз», битву при Стоке (1487). Возможно, эта биография писалась английским солдатом, ставшим монахом Винчестерского аббатства, и представляет собою, скорее, его собственные воспоминания о сражении при Стокс, нежели реальную картину битвы при Молинелла.]

Ее речь звучала бегло, но какой-то жесткий акцент заставил Аш предположить, что этот язык для нее не родной. Сама Аш, как и большинство наемников, могла объясняться чуть ли ни на всех известных наречиях.

Высокая женщина задумчиво проговорила:

— Ты кажешься голодной. Сколько тебе лет?

— Девять. Десять. Одиннадцать. — Аш вытерла щеки рукавом. — Не знаю. Я помню большую бурю. Значит, десять. Или девять.

Глаза монахини сияли:

— Ты еще дитя. И совсем маленькая. О тебе никто никогда не заботился, не так ли? Быть может, демон воспользовался этим, чтобы проникнуть в тебя. Этот лагерь — не место для ребенка.

Сердитые слезы брызнули у нее из глаз.

— Это мой дом! И во мне нет демонов!

Монахиня положила ладони на щеки девочки, прикрыв шрамы. Аш показалось, что ладони на зареванных щеках одновременно и теплы, и холодны.

— Я — сестра Игрейна. Не лги мне. Что говорило с тобой?

В животе у Аш стало холодно.

— Ничего. Никто, сестра! Там никого не было, кроме нас с Ричардом!

От холода занемела шея, ссутулились плечи. Знакомые слова молитвы к Зеленому Христу застыли на пересохших губах. Аш прислушалась. Тяжелое дыхание монахини. Треск дров в костре. Конское ржание. Пьяная песня и выкрики вдалеке.

Голос, тихо говоривший с ней из доброжелательного молчания, замолчал.

Взрыв криков из центра лагеря. Аш съежилась. Мимо, не замечая их, пробежали солдаты, спешившие присоединиться к собиравшейся там толпе. На соседней телеге раненый солдат безутешно звал свою «маманю». Золотое сияние сменилось сумерками. В небе загорелись искры от костров. Пламя горело ярко, слишком ярко. Этак они к утру отправят в огонь все палатки, а протрезвившись, мимолетно пожалеют о растраченной даром добыче. Монахиня проговорила:

— Ты — позор своего отряда.

Обращаясь не к сестре Игрейне — в пустоту, Аш отчетливо выговорила вслух:

— Мы — пленники. Что с нами будет?

— Безнаказанность, самовольство и пьянство…

Аш зажала уши ладонями. Бесплотный голос звучал все так же:

— В эту ночь командиры бессильны сдержать своих людей, выживших на поле битвы. В эту ночь солдаты убивают, забавляются убийствами.

Сестра Игрейна опустила широкую ладонь на плечо девочки, жестко стиснула его сквозь грязную ткань рубахи. Аш стояла, опустив руки. Громкое урчание в животе впервые за двенадцать часов напомнило ей о том, что она голодна.