Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

Завидев Эрвина, большинство кланялись или салютовали, с улыбкой приветствовали:

- Слава Первой Зиме! Здоровья молодым лорду и леди!

- Они действительно так рады мне, - спросил Эрвин скептически, - или сказывается веянье грядущего праздника?

- Даже не сомневайся, рады. Не отнекивайся, - улыбнулась Иона.

Пожалуй, в этом была доля правды. Замковая челядь и низкородные горожане любили герцогских детей сильнее, чем самого герцога с его вассалами. Они видели в молодых Ориджинах больше человечности. Хотя, по меркам Первой Зимы, это могло бы сойти за оскорбление.

У дверей малой трапезной, как и у входов в башни, стояла пара часовых. Черные плащи, черные шлемы и алые камзолы поверх кольчуг, на груди каждого - фамильная летучая мышь Ориджинов со стрелою в когтях. Часовые молчали; с приближением Эрвина, они положили ладони на рукояти мечей - в знак бдительности. Когда-то Эрвин спросил отца, зачем в замке столько стражи, если уже полвека герцоги не знали вассальных мятежей. "Это нужно не для нас, а для самих воинов, - ответил отец. - Необходимо умение, чтобы нести вахту".

- Я ищу лорда Десмонда, - обратился Эрвин к воинам. - Не здесь ли он, случайно?

- Не знаем о его светлости, милорд. Здесь, в трапезной, ваша матушка, милорд.

Вот незадача! Эрвин жаждал увидеть отца. Полгода расчетов, хитроумных переговоров, иносказательных бесед, обещаний, угроз - всего того, из чего плетется ткань политики. Затем - месяц дороги в размышлениях и ожидании нынешней встречи. Один-единственный разговор с отцом, одно-единственное "да" должно увенчать все старания! И Эрвину не терпелось его услышать.

Однако, если сейчас уйти, мать будет оскорблена, что сын не захотел повидаться с нею. Что ж... Эрвин раскрыл дверь малой трапезной.

Герцогиня София Джессика Августа являла собою суть и смысл светской жизни Первой Зимы. Не будь ее, замок жил бы лишь турнирами и воинскими посвящениями. Она же привносила в Первую Зиму душу.

Леди София поощряла музыку и живопись, устраивала певческие состязания, открывала театры. По-детски радовалась каждому найденному ею таланту, столь же бурно разочаровывалась. Неизменно приходила к выводу, что люди пусты, поверхностны, грубы и недостойны ее стараний, однако не оставляла своей деятельности. Заботясь о душах горожан, она изматывала епископа и святых отцов требованиями прочесть проповедь на ту или иную тему, вступала в теологические споры, обвиняла в безразличии и глупости. Затем, добившись желаемого, жертвовала церкви огромные суммы и следила, чтобы деньги были истрачены исключительно на фрески и скульптуры.

Не меньше пятисот золотых эфесов в год герцогиня раздавала полудюжине госпиталей, ею же учрежденных. При этом она почитала медицину грязным, омерзительным ремеслом, брезговала появляться в палатах и никогда не интересовалась, на что расходуются ее пятьсот эфесов. Эрвин подозревал, что добрая половина этой суммы оседает в карманах госпитальных управителей.

- Мой милый Эрвин!.. - всплеснув ладонями, герцогиня вышла навстречу сыну и стремительно поцеловала в обе щеки. - Как ты добрался? Дорога развлекла тебя или утомила?

Не дав ему времени ответить, мать сама же продолжила:

- Южный Путь так мучительно безвкусен, так пуст... Люди мельтешат на станциях, кричат, торгуют, желают чего-то. Я истощаюсь, находясь среди них. Хочется ночевать в поле, а в городах вовсе не открывать дверей экипажа. Лишь горы приносят успокоение...

Эрвин попытался заверить леди Софию, что доехал хорошо, сохранив душевное и телесное здоровье. Герцогиня положила ладонь сыну на плечо, давая понять, что слышит его, а сама обернулась в сторону слуг на приставных лестницах, развертывающих по стене яркое полотнище.

- Нет же, нет! О, боги! Что вы делаете? Это "Сошествие Праматери Янмэй", в нем столько празднества! Ему следует висеть вон там, против южных окон, и оно заискрится. Сюда поместите нечто помягче, что-нибудь тенистое...

- "Агата в гроте косули"? - предложила Иона.

- Да, да, словно с губ сняла!

Эрвин огляделся. Три гобелена уже нашли свое место на стенах, еще несколько полотнищ слуги с величайшей осторожностью переносили по залу. Люстры свисали с потолочных стропил так, чтобы выгодно освещать те или иные фрагменты полотен. В воздухе висела щиплющая мелодия, навевающая не то мечтательность, не то зеленую тоску.

- Миледи, гобелены?.. - удивился Эрвин.

- Да, дорогой! Ты тоже чувствуешь, как они хороши здесь? В замковой часовне для них было слишком мрачно.

- Но это же малая трапезная, она - для слуг!

- Только не во время свадьбы, мой милый. Челядь разместится во дворе, под открытым небом. Здесь будет музыкальный салон, - и громче, слугам: - Свечи выше - те, что возле Праотцов! Праотцы пасмурны, как им и подобает, а пятно света на лицах все испортит.

Музыкальный салон?.. Эрвин поднял брови. В замке Первой Зимы - этом угрюмом бастионе? Что ж, возможно, и неплохая идея. Это развлечет первородных гостей и смягчит суровость замка, а графиня Сибил Нортвуд позеленеет от зависти, что само по себе забавно. Но вот мастерство музыкантов оставляло желать лучшего. Клавесин, арфа и свирели мучительно старались попасть в унисон, но никак не справлялись с трудной задачей. Одна из свирелей уносилась галопом вперед, словно конница авангарда, клавесин рысил следом, арфа погружалась в отрешенное самосозерцание. Именно она и придавала оттенок тоски. Судя по одежде, свирели были из группы бродячих артистов, а клавесинист и арфистка - горожане Первой Зимы.

- Крестьянское ополчение идет в бой, - прокомментировал Эрвин. - Чудеса выучки и дисциплины.

- Не рань мое сердце еще глубже, жестокий отпрыск, - вздохнула герцогиня. - Они довольно неплохи каждый в отдельности, хотя вместе еще не сыгрались. Но я поработаю с ними вечером, ночью и завтра также.

Масштаб подготовки неприятно поразил Эрвина. Эта свадьба - жест отчаяния! Праздновать ее так бурно - все равно, что выставлять на показ собственный позор!

Да, возможно, Иона радуется отъезду из Первой Зимы - сам Эрвин тоже радовался, отправляясь в столицу. Да, может быть, со временем, сестра полюбит мужа. Но то и другое не имеет значения. Виттор Шейланд не высокороден и чертовски богат. Любой, у кого имеется в голове хоть унция мозгов, сделает из этого очевидные выводы. Великий Дом Ориджин проиграл очередную схватку с нищетой и выплачивает дань победителю.

Эрвину захотелось крикнуть во весь голос: "Остановитесь! Снимите проклятые гобелены, прекратите репетицию! Отмените этот праздник унижения!" Но - рано. Требуется отцовское "да", а до тех пор Эрвин не в силах повлиять на что-либо.

- Мама, расскажи мне, - учтиво спросил молодой лорд. - Как ты живешь? Что на душе?