Русская недвижимость. Сборник рассказов – 2 - Александр Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тем временем слухи расползались с нарастающей силой, и чем дальше, тем беспокойнее. И у Василия Яковлевича начало внутри тревожно подмывать и холодком сердце окатывать. И эти слухи до сих пор ещё в ушах звучат:
– А «Ростислов-то» накрылся, и наглухо…
– «Селенга» с «Хопром» накрылась…
– «Русская недвижимость» приказала долго жить…
Соседи по дому, по дачам те слухи разносили.
Василий Яковлевич недоумевал. Как такое может быть?.. А договора?.. А деньги?.. И тут же его как будто бы подъегоривал кто-то: «Плакали ваши денежки! А договор… в другом офисе теперь используй, да смотри, не оцарапайся…»
Не поверил. Поехал в Калугу. И вначале в «Селенгу», что в ДК «Строителей» на площади Победы находится. Выбрали же местечко, в насмешку что ли над вкладчиками? На позор Площади Победы…
Приходит и видит: ДК на месте (если бы что случилось, то не примерно провалился бы в тартарары!). На витражах все ещё белый листочек «Селенги» – фирменный бренд (так теперь прозывают ярлыки разных компаний).
– Вот люди! Надо же… – с облегчением вздохнул Василий Яковлевич и усмехнулся на сарафанное и электронное радио. И несколько повеселевшим стал подниматься на второй этаж.
Однако, как только предстал перед железной дверью, закрытой и опечатанной, вновь усмехнулся, но уже кое-чему другому, и едва это «другое» не выразил вслух. И отчего-то стыд какой-то подкатил, глаза от прохожих отворачивать начал. Как будто попал впросак, и люди над ним насмехаются. Мужчина по коридору прошёл, и на лице ухмылка… Может так показалось – ведь нелепейшая ситуация. Тебя, как луковицу обшелушили, и ты сам себе этим луком глаза натёр. Без боли слезятся.
Все-таки Василий Яковлевич остановил одну женщину, служащую дворца культуры, та бегала с какими-то бумагами по этажу.
– Дочка, извини, пожалуйста, скажи мне, что тут стряслось? Почему «Селенга» закрылась?
Та хоть и смотрела на него спокойно, а в уголках глаз бесенята прыгали.
– Они, папаша, сбежали.
– То ись, как сбежали?
– Сбежали, да и всё. Вместе с вашими денежками.
– И… что же теперь?
– Не знаю, – пожала молодайка подбитыми ватином прямоугольными плечиками. – Тут они по утрам каждую пятницу теперь собираются. Не то митингуют, не то хором плачут. Приезжайте к девяти часам в пятницу, может, что и узнаете.
Сбежали!.. Да как же может быть такое?.. С площади-то Победы?.. Куда же власти смотрят? Как у них под носом могло такое случиться?..
Вышел Василий Яковлевич на улицу сам не свой. Всё у него в мозгу перемешалось, в том числе и помощь сыну, и так… кое-какие радужные планы некогда роились. Лопнули мечты, и, кажись, пропали деньги. Сердце заныло, по нему как будто бы чем острым полоснули, даже дух занялся… Из последних сил съездил на троллейбусе на «стрелку» в Калуге, где постамент Карла Маркса разрезает улицу на двое и где администрации Ленинского района находится. Там рядом с ней в соседнем здании «Ростислав» располагался.
А уж до «Русской Недвижимости» сил не хватило съездить.
Как домой потом добрался, уже не помнит, как во сне.
Было это в конце января. И январь, февраль были слякотными, грязными, что омрачало жизнь ещё более.
Весь остаток зимы Василий Яковлевич посвятил хлопотам по юридическим конторам. И везде деньги, деньги, и не малые. Для кого-то, быть может, они ничего не значащие, а для него с его пенсией, да при больной и не работающей супруге – совсем разорение. Жена была ещё не на пенсии и не работала, негде, не тот возраст, да и завода того уже нет.
Вот вроде бы и законы есть, и суды на месте, а хода делу нет. Как в болоте, всё тиной затянуто и как будто бы ряска в нём ещё больше жирует.
Всё бы мог понять Василий Яковлевич, или бы постарался понять, если б он отдал свои кровные, скажем, соседу, или даже родственнику, то есть частному лицу, а тот оказался бы пройдохой. Обманул. Но здесь-то, на глазах всего мира, под строгим оком государства тебя и сотни-тысячи народа обобрали, ободрали, как липки, и ты же, оказывается, ещё и виноват, дескать, надо было смотреть, куда деньги вкладываешь. А как смотреть? Кто разъяснил? Доверяли-то не банку, а государству. Оно ведь разрешило им этот вид деятельности. Так выходит, оно что, тоже такое же лопоухое? – этого Василий Яковлевич никак не мог понять. Такого даже в дурном сне невозможно представить.
Хотя нет, видел. Вещий был сон, дурной конечно, но в руку, – как в народе говорят. Только не понял он тогда его. «Не понял!..» – с болью простонал Василий Яковлевич. И хоть неудобно о нём вспоминать, но он до сегодняшнего дня его до мелочей помнит, и иной раз и взаправду при ходьбе ноги, как той ночью во сне, повыше поднимает, из опаски, как бы в такое же нечто неприличное не вляпаться. И видел тот сон незадолго до крушения финансовых пирамид.
Снилось ему, что как будто бы он находится в каком-то большом городе, и даже не в городе, а как будто бы – в огромном населённом пункте размером во всю страну. По крайней мере, сонные ассоциации таковыми были. И вот он, Василий Яковлевич, ходит по этому городу из края в край и не находит более-менее приличного места для туалета. А ему, в том сне, ой как в него приспичило. Прямо невтерпёж. А сходить не куда. Эта огромная территория была вся в дерме, и народ бродит по нему, не зная куда ступить, чтобы не испачкаться. И он, то в один туалет забежит – там по щиколотку, то в другой – и там не меньше. Уже и на улицах ступать стало не куда. Люди маются, места себе не находят, бродят по тому дерьму, а у него уже полные потроха, руками живот придерживает… Проснулся, и с испугу мац-мац рукой под одеялом – чисто! Вздохнул с облегчением и побежал в туалет. А потом долго гадал, к чему бы это?..
И точно! Через месяц не только он, миллионы в нём оказались – не в дерме конечно, а в хорошей «шопе» – это на иностранный манер.
В суде, куда подавал на пирамиды заявления, у судьи осторожно спросил:
– Толк-то будет?..
Судья дёрнул плечом и на его утомлённом лице вздрогнул уголок губ, что, скорее всего, выражало сочувствие, и Василий Яковлевич упал духом. Тоскливое чувство безвыходности охватило его, словно он вновь ступил в то самое, где находился в ту ночь. Вот и верь или не верь теперь в сновидения.
И как он тогда не сообразил, к чему сон? Бежать надо было пока не поздно в эти банки-лохотроны, снимать деньги…
Возвращался Василий Яковлевич с судов домой в полном упадке психических сил. Хуже нет ждать неизвестно чего: то ли милости, вдруг ниспосланной государством, праведного суда, не то – окончательного разорения. Но не столько даже деньги жалко было, хотя конечно в них дело, больше болела душа из-за сына. Что с ним будет? Как теперь он выкручиваться будет? Дачу продать, ведь больше-то ничего нет. А без неё – у них у самих жизнь короткой окажется. Хотя, кто сейчас дачу купит, кому она нужна в обезлюдевшем посёлке, в обнищавшем?
Уже и дети писали, успокаивали; мол, коли, не были богаты, так хрен собираться… (Мать им отписала о его переживаниях.) И просили не убиваться… А у Василия Яковлевича от их сердечного сочувствия на душе становилось ещё горше. Хорошо, что дачные дела начались, они понемногу отвлекали от переживаний.
Огород поначалу радовал: отсадились вовремя, дружно
зацвели сады, вишни, яблони, грушка-малышка. Природа словно бы вопреки превратностям мирским, цвела и благоухала. С весны установилась жаркая погода, и до того, что начали уже беспокоиться – не иссушила бы посадки. Уже и поливать нечем, в колодце вода уходит.
Но произошло другое. На яркие цветы и нежные завязи вначале упал морозец. Подчернявил завязи. А теперь среди лета – град. Как говорят: до кучи!
Василий Яковлевич смотрел на безобразия, какое натворили сейчас природные явления, и с грустью приговаривал:
– Вот так вот вас, вот так вот… Чтоб не раскатывали губы. По сопатке, по мурлам. Спереди и сзади. С той и с этой стороны. Чтоб и дух из тебя вон!
Он смотрел на пар, нависший туманом над Залидовскими лугами, над его Россией. И смаргивал едкий туман, теперь часто набегающий на глаза, смахивал его ребром ладони. И не видел ничего радостного впереди: ни для себя и ни для своих детей, ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем.
…Уж не один год прошёл, не одно лето, а деньги так и не вернули. Даже в суды не вызывали. Владельцы пирамид, оказывается, обанкротились, а государство, которое им давало добро на их деятельность – не-при-чём! И круг замкнулся. Умыли руки одни и фигу показали другие. И Василий Яковлевич, вспоминая те банки, рухнувшие пирамиды, всякий раз с сарказмом усмехался: хорошо сработали! – молодцы ребятки. Кое-какие гроши вкладчикам Сбербанка государство обещает вернуть. А таким обманутым вкладчикам, как он, Василий Яковлевич, и иже с ним, вежливый отлуп. И круг замкнулся. Теперь и надеться не на что и не на кого. Ни работы, ни зарплаты – кругом обман…