Хайдеггер и гиппопотам входят в райские врата. Жизнь, смерть и жизнь после смерти через призму философии и шутки - Дэниел Клейн

Все понятно? Нам особенно нравится это его брошенное на ходу «как и во всей метафизике». А вот еще:

Время никак не вещь, соответственно оно не нечто сущее, но остается в своем протекании постоянным, само не будучи ничем временным наподобие существующего во времени{5}.

Что тут добавишь? Кроме того, что мы питаем надежду, что его философия звучит в Германии более внятно, на это, похоже, он прозрачно намекает в следующей цитате:

Немецкий язык говорит на языке Бытия, в то время как все остальные – просто о Бытии{6}.

Но в то же время известно и такое его высказывание:

Сделавшись вразумительной, философия подписала бы себе смертный приговор{7}.

Спасибо, Мартин, вы вернули нам чувство собственного достоинства.

Нам нужна любая помощь, Дэрил. Вы понимаете что-нибудь из того, что он говорит?

А?

Как ни странно, существует причина, по которой Хайдеггер играет столь выдающуюся роль в современной философии смерти, и не только потому, что его шедевр «Бытие и время» – экзистенциальное приближение к околосмертному опыту. Нет, важный вклад Хайдеггера в философию смерти состоит в его призыве встретиться с ней лицом к лицу, чтобы жить подлинной жизнью, т. е. честно, понимая, что такое жизнь на самом деле. Без осознания смерти мы живы лишь наполовину. По мнению одного ученого, Мартин действительно высказал это очень ясно:

Если я впущу смерть в свою жизнь, признаю ее, встречусь с ней лицом к лицу, я освобожусь от страха смерти и тщетности жизни – и лишь тогда обрету свободу быть собой{8}.

Хайдеггер подчеркивает то обстоятельство, что только человек знает о своей смертности в отличие, скажем, от киски. Последняя может царапаться и драться, если мой пес Мойша захочет ее съесть, но она не осознает Большую Пустоту, которая ожидает ее, если Мойша достигнет своей цели. Понимание своей смертности – фундаментальное и уникальное свойство, определяющее положение человека в мире.

Тем не менее большинство из нас ухитряется хранить эти знания в темном месте и в разобранном виде. Мы живем в отрицании смерти, а, по мнению Хайдеггера, это вовсе не жизнь. Мы не способны понять жизнь, не осознавая предстоящей смерти. Вот вам пример настоящей королевы отрицания:

Священник предупреждает прихожан о внезапности смерти:

– Еще не закончится день, – возвестил он, – а кто-то из нашего прихода может умереть.

Сидящая на передней скамейке маленькая старушка-ирландка заливается от смеха.

Раздраженный священник спрашивает:

– Что тут смешного?

– Да просто я из другого прихода! – отвечает пожилая леди.

«Слава Богу, вы тут – никогда не могу ничего закончить, пока не наступит последний срок».

Memento mori – одно из тех крылатых выражений, которые вошли в моду еще тогда, когда в Риме говорили на латыни. Мы оба не сильны в разговорной латыни, однако нам объяснили его значение: «Помни, что ты смертен!», или, в современном переводе: «Помни о том, что ты умрешь, приятель!»

Во времена Античности эту фразу повторял мальчик-раб, следовавший за героем войны, который возвращался в Рим с триумфом. Она служила напоминанием: «Отлично, сегодня ты победитель мира, но, как и для всех нас, придет день, когда ты станешь кормом для червей!» Как идея равенства слова memento mori традиционно воспринимаются более весомо, чем такие, например, фразы: «Что ж, как ни крути, и он по утрам натягивает носки», или «Да-с, и королевам случается сидеть в туалете».

В других ситуациях и в иные времена присловье служило скорее напоминанием: лови день, чтобы «есть и пить, ибо завтра умрем» (как сказал пророк Исайя[17]), а в христианскую эпоху призывало вести добродетельную жизнь, потому что Судный день (первый вторник после твоей кончины) близок.

Ту же роль напоминания образы, отображающие идею memento mori, играли в искусстве, живописи, литературе, музыке. Вспомним картину Франса Халса «Портрет молодого человека с черепом в руках» или рисунки Гольбейна «Пляска смерти» (где скелеты на могилах выделывают фокусы-покусы), разговор Гамлета с черепом Йорика, или симфоническую поэму Сен-Санса «Пляска смерти». Наконец, на кладбище автомобилей в Грейт-Баррингтон, Массачусетс, до недавнего времени покупателей[18] приветствовал выставленный в витрине скелет. И надпись: «Таким, как ты сейчас, когда-то был и я, таким, как я сейчас, ты тоже станешь».

От такого нетрудно впасть в меланхолию.

Ладно, раз нет никакой возможности отрицать смерть, мы можем, так сказать, в ней покопаться. Однако позволим Хайдеггеру развить свою идею дальше. Он упорно твердит, что страх предвкушения смерти, в противоположность взаимодействиям с жизнью, дарует нам «непоколебимую радость».

Минуточку-минуточку! Вы опять какой-то ерундой занимаетесь, парни! Он что, действительно говорит: «Ура, клево, я перестану существовать на веки вечные – черт подери!»?

Честно говоря, Дэрил, Мартин действительно имеет в виду что-то интересное.

Допустим, к примеру, вы – Кевин Гарнетт[19], и это седьмой матч финала НБА. Вы собираетесь играть более активно, более энергично, более живо, чем в тех нудных четверговых вечерних матчах в середине сезона в Шарлотт. Последнее Хайдеггер называет «повседневностью» и трактует ее как предельное бремя. Честно скажем, Дэрил, эта жизнь – здесь и теперь – и есть седьмой матч финала, и какое счастье, что мы тут!

Для Хайдеггера хуже всего было бы узнать, что наши души бессмертны. Это означало бы приговорить нас к участию в никогда не кончающейся серии этих четверговых вечерних игр в Шарлотт.

Заповедь Хайдеггера всегда жить под сенью смерти нашла отзвук в умах многих выдающихся мыслителей. Махатма Ганди сказал: «Живи так, как будто собираешься умереть завтра. Учись так, будто тебе предстоит жить вечно». Не кто иной, как безвременно скончавшаяся кинозвезда Джеймс Дин говорил: «Мечтай так, будто тебе предстоит жить вечно. Живи так, как если бы тебе пришлось умереть сегодня».

Но наш любимый парафраз – из лирического западного хита в стиле кантри Тима Макгро «Живи так, словно ты умираешь». Эта песня – о человеке за сорок, которому врач сообщает, что ему осталось жить совсем немного. В припеве герой говорит другу:

Я парил в небесах с парашютом,Штурмовал Скалистые горы,Мерил силы с быком по кличке Фуманчу.И любил я сильнее, и слова становились нежнее.И прощал я то, что раньше считал недостойным прощения.И сказал он: «Однажды, надеюсь,Ты сумеешь жить так, словно ты умираешь».

В комедии Роба Райнера «Пока не сыграл в ящик» (The Bucket List) два неизлечимо больных 60-летних человека решили сделать перерыв в своем пребывании в раковом отделении больницы, чтобы исполнить свои желания, пока они живы. Список намеченных дел включал нанесение татуировки, посещение Великой Китайской стены, участие в автогонках, затяжные прыжки с парашютом (наверное, это всеобщее предсмертное желание, только не наше), восхождение на Гималаи и встречу с самой красивой женщиной. По пути парочка распевает слова откровений, снизошедших на них перед лицом смерти, перлы вроде: «Не проходи мимо туалета, не дай пропасть эрекции и ни в коем случае не пукай».

Тут нет духовных поисков, но тем не менее это и есть проявления вкуса к жизни перед лицом смерти. Фильм «Пока не сыграл в ящик» не изображает мужчин, которые живут так, как будто им предстоит вскоре умереть; они действительно на пороге смерти. Но для Хайдеггера тут нет разницы – мы все умрем, а вопрос когда именно – это всего лишь словесные ухищрения и увертки.

Врач:

– У меня для вас хорошая новость и плохая.

Пациент:

– Начните с хорошей.

Врач:

– Ваши анализы свидетельствуют о том, что вам осталось жить 24 часа.

Пациент:

– И это хорошая новость? Какова же плохая?

Врач:

– Я забыл позвонить вам вчера.

Марти отправился проверить здоровье к доктору Льюису. После обследования врач сообщает:

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, Марти. Вам осталось жить только шесть месяцев.

Марти лишается дара речи. Через некоторое время он говорит:

– Доктор, это ужасно. И, должен признаться, что сейчас я не в состоянии оплатить ваш счет.

– Ну ладно, – отвечает доктор Льюис. – Даю вам год жизни.

Французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр прочитал Хайдеггера (просидев за книгой шесть дней кряду в кафе Les Deux Magots[20], как утверждал местный официант) и сделал собственный вывод об экзистенциальной значимости смерти. По словам Сартра, смысл смерти в том, что «через смерть для-себя навсегда превращается в-себе в соответствии с тем, что оно полностью перешло в прошлое»[21]{9}.