Ирисы, нарциссы, пионы - Денница

– Мы были на задании, но оно оказалось подставным. Заказчик попытался убить нас, и как ты видишь, у него не вышло. Я успел выстрелить в него, но зараза уже держал палец на курке, я смог обеспечить лишь то, чтобы он на расстоянии вытянутой руки промахнулся. Нас было всего трое, но раз человек, который пытался отнять у нас жизнь не способен более связаться с начальством, то на нас открыта охота.

У Эшли тряслись ноги и он просто упал на пол. Он начал всхлипывать, но неожиданный удар прикладом оружия помог ему заснуть. Ретт устал. Ему и без того надо было сменить бинты на груди Эвелин, не хватало еще и того, кто будет суетиться и мешать. Глаза убийцы расплывались. Сигарета уже потухла. «В ванной должна быть аптечка».С такими мыслями он стал искать бинты. Оторванный рукав его рубашки обеспечил на какое-то время остановку крови, но рану нужно обеззаразить и хотя бы вытащить пулю с груди девушки.

Дом действительно был небольшим и поиски ванной комнаты не затянулись надолго. Как и все, Эшли держал аптечку за зеркалом над раковиной. Бинты, щипцы обезболивающие и прочее. Ретт не стал выбирать, что нужно брать, а что нет. Вернувшись в зал, он увидел то, чего не разглядел сразу. На столе перед диваном, стояла открытая бутылка водки. Эшли не казался пьяным, но половина выпитой бутылки говорили за себя.

Кровь на белоснежной рубашке Эвелин превратилась в багровое пятно. Пуговиц на них не было, так как Ретт уже сорвал их в первый раз, когда пытался закрыть рану своим платком и завязать рукавом. Пуговицы летели во все стороны и это скорее напоминало проявление страсти, нежели попытки спасти чью-то жизнь. Ретт развязал импровизированную перевязь. Крепкая и молодая грудь открылась во всей красе, но не этим были заняты мысли убийцы. Кровь перестала прорываться через отверстие на теле. Ретт не медик, и возможно его действия могут показаться вам чересчур грубыми, но выбора не было и время поджимало. Щипцы пригодились ему при вытаскивании пули из раны. Пуля не вошла глубоко, ребро ценой многих трещин остановило пулю. В аптечке так же лежали нитка и иголка, несколько швов, и рана перестала выглядеть устрашающе. Водка сменила медицинский спирт и Ретт благополучно обмазал края раны, приложил вату, а над ней уже её платок и обвязал все это дело бинтами.

Ноги убийцы страшно косились. Пережитое за сегодня вывело его из колеи и больше всего в тот момент убийца желал сна. Долгий глоток водки, и его туша оказалась на кресле до самого утра.

Улыбка. Темные волосы. И теплые объятия. Глаза нежно смотрят на него. Взгляд и звонкий смех. Она та самая, что хоть что-то значит в жизни Ретта. Она проводила кистью по холсту. Мягкие движения, и лист обретал жизнь. Пустой кусок, когда-то бывший деревом, постепенно обретает смысл. Рисунки, что появляются на холсте, оживляют белоснежные листы. Рост был чуть ниже Ретта, но это давало самые прекрасные объятия, когда её голова прижималась к его груди. Кому-то для счастья нужны деньги, кому-то власть, но Ретт и без того был счастлив просто находясь рядом с ней. Таинственная художница, любовь и страсть. Солнце освещало её щеки, блестя, манили своей красотой. Ретт обхватил сзади, наслаждаясь чудесностью талии. Она рисовала его. Лицо, широкая шея, короткие плечи и даже тепло рук передавались на картине. Рисунок подходил к концу, и Ретт поднял голову с её плеч. Глаза убийцы стали большими как монеты. Картина была достойной восхищения, но она была жуткой: руки убийцы были испачканы кровью, а в правой руке он держал пистолет. Взгляд на картине был пустым и устремлен в никуда.

– Что это такое?

Нет ответа.

– ЧТО ЭТО?!

Молчание.

Убийца повернул лицо своей любимой на себя. Глаза закрыты, но лицо передавал гримасу улыбки. Она спала, или спал он. Девушка еще больше потянула уголки губ, и средь них пролилась кровь.

– Нет-нет, НЕЕЕТ!

Ледяной пот стекал со спины до самого низа. Убийца задыхался. Еще не доконца рассвело, но первые лучи солнца умудрялись пробиться через окна. Ретт разглядел настенные часы. Меньшая стрелка ровно находилась на отметке lV. Видимо, за ночь братец Эшли принял более удобную позу или просто свалился в бок. Эвелин спала спокойно, по крайней мере она не бредила. Предыдущая ночь была ужасной, и скорее всего эти дни тоже заставят о себе заявить, но настало утро, а это значит, что Ретт хотел бы поесть. Чтобы ни случилось, от хорошей еды он не откажется никогда. Содержимое холодильника Эшли оставляли желать лучшего: несколько банок пива, какая-то зелень и яйца. Рядом с холодильником был мешок картошки.

– Омлет с картошкой.Не густо.

Голос убийцы звучал как у старика. Выпивка с самого утра не пошла ему на пользу. Голова была будто в тесках, но чувство голода было выше всего этого.

Шесть утра.

Ретт приготовил на троих. Сам сразу поглотил свою порцию. Обычно Ретт не курит так много, но стресс, вызванный вчерашними «приключениями», дал о себе знать. Сигарета за сигаретой, и убийца приходил в себя, пускай и с тяжелой отдышкой.

– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С ЭВЕЛИН?!

Охотничье ружье направлялось прямо на убийцу. Ретт был невозмутим.

– Хочешь, расскажу?

– Хочу ли я? Хочу? Ты смеешься? Я убью тебя, если не расскажешь.

Минут двадцать ушло на то, чтобы Ретт описал события предыдущей ночи. Эшли был подавлен.

– Как она сейчас?– невозмутимость убийцы отчасти была похоже на тон самой Эвелин: такой короткий срок, а сколько перенял у неё.

– Жара нет, но в себя не приходит.

– Всё будет хорошо, ешь, я поменяю ей перевязь.

Эшли сел за стол. Давно он не видел нормальной еды. Жареный картофель и пиво, вот и его рацион. Но он был таким как Ретт, он не мог есть. Сел и начал снова пить. Ретт не стал его убеждать. Вместо этого он пошёл к Эвелин. Она лежала спокойно. Убийца прикоснулся к щекам своей напарницы. Теплота и мягкость всё тянули поцеловать. Но ни поцелуя, ни любви. Ретт снял повязку. Заражения не наблюдалось. Промыв рану, он наложил новые бинты.

– Я не хочу, Эшли, я не хочу пить.

Сны ли это, или братец когда-то пытался её напоить? Возможно и то, и другое.

– Эшли, хватит, я не буду больше жить с тобой. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Крик пробудил девушку из крепкого сна. Скоропостижно подняв спину, Эвелин почувствовала ужасную боль в груди.

– У тебя сломано ребро, не двигайся.

      Впервые за день Ретт улыбался, его мягкий и игривый тон вызывал доверие. Он смотрел на девушку и радовался тому, что кроме убийств он способен и спасать людей от гибели.

– Есть хочешь?

Эвелин еще не доконца открыла глаза, но уже поняла, где находится. Её это точно не радовало.

– Где он?

– Братец Эшли? На кухне, то ли пьёт, то ли ест. Мне без разницы, если честно.

– Что случилось?

– Громила пытался нас убить, я не успел вовремя отреагировать, но смог сбить его руку. Так что вместо вытекающихся мозгов у тебя лишь сломанное ребро.

– Тебе смешно?

– Да, не знаю почему.

– Дебил. Почему ты меня сюда приволок?

– Мой дом скорее всего уже захвачен, а больницы патрулируют. Предполагаю, они начали охоту на нас, так как они меня разозлили, и я это просто так не оставлю.

– Будешь мстить?

– Будем, ты мне будешь помогать.

– И какой план?

– Не знаю.

Брови девушки поднялись от изумления.

– Сейчас тебе нужно отдохнуть, придти в себя, а потом мы и подумаем об этом.

– В то время как на нас охотятся, а мастерская Эшли- единственное место, куда я «должна» пойти в случае чего. Разумно.

– Ох уж этот твой сарказм, не волнуйся, вечером мы отсюда уедем. Я знаю одно укромное местечко.

Девушка легла и закрыла глаза руками.

– Хочешь завтрак в постель?

– Угу.

Ей нельзя было вставать. Ретт пошёл на кухню. С наступлением света дом заиграл новыми красками. Чёрные обои, что покрывали в ещё больший мрак, в ночи казались болотисто-зелёными. Столик перед дверью. Письма со счетами- видать, у Эшли были проблемы с мастерской. У кого нет денег, тот не может позволить себе починку машины, если таковая в принципе иимеетс.Ну а те, кто способен заплатить за починку машины, не поедут сюда. Редкие случаи, когда мелкие сошки в крупных предприятиях заплутались в городе и пытались уточнить у мастера путь, и в качестве благодарности соглашались на платный осмотр или замену масла. Свет в доме практически не включался – к чему лишние траты, когда их можно избежать – весь дом сам по себе веял сыростью и мраком.