Что-то не так с Гэлвинами. Идеальная семья, разрушенная безумием - Роберт Колкер

Постепенно все сблизились. Незадолго до выпуска Дона его родители пригласили на ужин Мими и ее семью. Дом Гэлвинов выглядел более зажиточным, чем жилье родителей Мими: двухэтажный, с огромной гостиной, застеленной пушистым красным восточным ковром. Билли обратила на это внимание. С тех пор Дона стали регулярно приглашать домой к Мими по пятницам поиграть в скрэббл. Во время ответных визитов Мими дурачилась с Доном и его братьями Джорджем и Кларком, такими же симпатичными, как и он сам. Даже мать Дона оттаяла после того, как парочка съездила в музей Клойстерс[11] и Мими написала за Дона заметку для школьной газеты об увиденных гобеленах. Мими помогала Дону стать лучше, и это вполне устраивало его мать.

Не все в их романе происходило без усилий. Каждый уикенд Дон в качестве великого магистра школьного братства Сигма-Каппа-Дельта выступал распорядителем на танцах. Однажды решившись не позволить сопровождать его кому-либо еще, Мими разбивалась в лепешку, чтобы каждую неделю предстать в новом платье. Видимо, это была своего рода цена за право считаться постоянной подружкой парня, которого в школьной газете однажды назвали «главным школьным Ромео». «От очень скрытного и осторожного мистера Дона Гэлвина нам удалось получить лишь категорический отказ обсуждать его сердечные дела».

В нем – не только в его внешности, но и в спокойной, беззаботной уверенности в себе – было нечто, что делало его одновременно и неотразимым, и, странным образом, недосягаемым. Этот ореол загадочности играл за Дона большую часть его жизни. В отношениях с Мими это выглядело так, будто она принадлежит ему, а сам он – общее достояние.

Честолюбивые устремления Дона очень нравились Мими, хотя в глубине души она хотела бы иметь его у себя под боком постоянно. Окончив среднюю школу, он сказал, что хочет работать в Госдепартаменте и разъезжать по всему миру. Осенью 1941 года, буквально за пару месяцев до Перл-Харбора[12], он поступил на международное отделение Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Годом позже Мими поступила в колледж Худ во Фредерике (штат Мэриленд), чтобы быть к нему поближе. Но очень скоро война настигла их обоих.

В 1942 году, учась на втором курсе университета, Дон записался резервистом в морскую пехоту. В следующем году его направили на базу морской пехоты США в Вилланова в Пенсильвании для прохождения восьмимесячного курса подготовки инженеров-механиков. Перед окончанием обучения курсантам предложили перевод в действующую армию в упрощенном порядке: желающие могли сразу же перевестись в ВМФ с гарантированным поступлением в офицерскую школу. Дона это устроило. 15 марта 1944 года он приступил к занятиям на мичманских курсах в Асбери-Парк (штат Нью-Джерси), после окончания которых дожидался распределения в Коронадо (штат Калифорния). В ноябре Дона назначили мотористом высадочной баржи на новейшем десантно-транспортном корабле «Грэнвилл», предназначенном для участия в боевых действиях в южной части Тихого океана. Дон отправлялся на войну.

Незадолго до Рождества, буквально за пару недель до отплытия, Дон позвонил Мими из Коронадо и поинтересовался, не хочет ли она навестить его? Мими спросила разрешения у матери, и Билли дала добро. Сразу же после приезда Мими они отправились в Тихуану[13], чтобы пожениться. Символическим свадебным путешествием стала обратная дорога в Коронадо, там пара простилась в рыданиях. По пути домой Мими сделала остановку в Техасе у Кеньонов и там впервые почувствовала утреннюю тошноту.

Скоропалительность, с которой пара вступила в брак, внезапно получила основание: за несколько недель до этого Дон ненадолго посетил Нью-Йорк и они с Мими зачали ребенка.

Родители Дона были ревностными католиками, и тихуанский брак их не устраивал. Еще до отплытия их сын получил краткосрочный отпуск и в очередной раз поехал из одного конца страны в другой. 30 декабря 1944 года Дон и Мими снова связали себя брачными узами, на сей раз в приходе церкви Св. Григория Великого в Куинсе. На следующий день Дон официально попросил заменить в его документах ближайшего родственника с родителей на новоиспеченную миссис Мими Гэлвин.

Молодая жена мучалась токсикозом на протяжении нескольких месяцев. Практически все ее двенадцать беременностей сопровождались длительными неустранимыми приступами утренней тошноты. Корабль, на котором служил ее молодой супруг, подошел к Японии в мае 1945 года, в разгар американских наступательных действий в Тихом океане. Задача Дона состояла в переброске солдат с корабля на берег. Мими ловила в радиопрограммах любые новости о «Грэнвилле» и едва не сошла с ума от ужаса, услыхав о том, что он потоплен. Оказалось, что это преувеличение японской радиопропаганды, впрочем, не слишком сильное. На рейде Окинавы Дон много раз видел, как камикадзе топят десантные суда по обе стороны от его собственного. Ему приходилось часами вытаскивать из воды тела своих погибших товарищей. Дон никогда и никому не рассказывал о пережитом, даже Мими. Но он уцелел. А 21 июля 1945 года, за две недели до американских бомбардировок[14], на борт «Грэнвилла» поступила телеграмма: «Это мальчик».

Глава 2

1903

Дрезден, Германия

Наверное, вполне оправдано, что самый тщательно изученный, многократно интерпретированный и растасканный на цитаты рассказ о личном опыте параноидного психоза и буйного помешательства крайне труден для чтения.

Даниэль Пауль Шребер был сыном известного врача-педиатра, который испытывал свои оздоровительные методы на собственных детях. Даниэль и его брат оказались в числе первых, на ком Мориц Шребер экспериментировал с обливаниями ледяной водой, диетами, гимнастикой и конструкцией из палок и ремней под названием Geradehalter, призванной заставить ребенка сидеть прямо. Несмотря на такое непростое детство, Даниэль Шребер сумел достичь больших успехов и стал сначала адвокатом, а затем судьей. А потом произошел крах. В 1894 году пятидесятиоднолетнему Шреберу поставили диагноз «галлюцинаторное помешательство параноидного вида», и следующие девять лет он провел в лечебнице для душевнобольных в Зонненштайне неподалеку от Дрездена. Это была первая в Германии психиатрическая больница, целиком содержавшаяся за государственный счет.

Годы, проведенные в клинике, легли в основу книги Шребера «Воспоминания невропатологического больного», которая стала первым серьезным опытом описания загадочной болезни, известной в то время как dementia praecox (раннее слабоумие). Спустя несколько лет она получила название «шизофрения». Опубликованная в 1903 году, книга на протяжении следующих ста лет служила отправной точкой практически каждого обсуждения этой болезни. В период, когда заболевали шестеро мальчиков из семьи Гэлвин, все взгляды и методы тогдашней психиатрии испытали на себе влияние полемики вокруг случая Шребера. Вообще-то, сам Шребер никак не рассчитывал, что его автобиография привлечет к себе столько внимания. Он написал воспоминания в качестве своего рода ходатайства об освобождении из сумасшедшего дома, и во многом по этой причине местами кажется, что он обращается к