Король - Андрей Посняков

Жаль, никаких хороших знакомых в Новгороде нет. И непонятно, куда Машу увезли. Маша, Марьюшка…

Нахмурясь, молодой человек помотал головой, словно отгоняя нехорошие недобрые мысли. Что уж тут говорить – юной его женушке, урожденной княжне Старицкой, корячилась статья серьезная – колдовство! Да не просто колдовство, а супротив государя направленное! Костер… да, пожалуй. Если сам царь не помилует – а такое тоже случиться может.

С другой стороны, на царские милости надеяться – людей смешить. Слишком уж влиятельные люди против «короля» да его супруги копают – братья Щелкаловы, Андрей да Василий Яковлевичи. Андрей – типа канцлер, глава правительства, можно так сказать, а брат его младший, Василий – Разбойного приказа старший дьяк. Все «пыточные» дела под ним. И чем, спрашивается, Магнус Ливонский этим людям не угодил?

Да тем и не угодил! Тем, что не очень-то Ивана Васильевича слушается да в Ливонии свою политику ведет! «Мужиков простых» вольностями «прельщает». Ну, да так и есть – крепостничество в подвластных землях Леонид первым делом отменил, как только до престола добрался. И дворянские вольности ограничил. За счет всего этого получил огромную поддержку так называемого «простого народа» и купцов – а это деньги, и немалые. Еще ввел правило «Чья земля, того и вера», объявив равноправие христианских церквей – православной, католической и лютеранской, что тоже у московского царя умиления, мягко говоря, не вызывало. Так что было, что предъявить, было. И хорошо бы сейчас подумать о том, как от предъяв тех отмазаться на суде… Если, правда, этот самый суд вообще будет. Что вовсе не факт! Иван Грозный со своими противниками – истинными и мнимыми – поступал просто, ненужными формальностями не заморачиваясь. Кинут в клетку с голодным медведем или в котле живьем сварят. Еще могут на кол посадить – мало ли, что государю взбредет в голову?

Нет, нет! Вздрогнув, узник звякнул цепями. Все ж таки должен быть суд, должен, пусть даже неправый… неправедный. Ведь он, Магнус, все же не простой человек, а властитель Ливонский! Младший брат короля Дании! Хм… самозванец, конечно, но ведь кто здесь про его самозванство знает? Не-ет, не должны без суда казнить… может быть, и не казнят вовсе – Дания, пожалуй, единственная союзница России в Ливонской войне. Нет, не казнит Иоанн! Не посмеет…

Его-то, Магнуса – не посмеет. А Машу? Опальную княжну Марью Владимировну Старицкую, особу, в жилах которой течет царственная кровь Рюриковичей?! Ах, Маша, Маша… Надо что-то делать, что-то придумать, что-то такое… этакое. Обещать царю все, что угодно, на колени пасть! Лишь бы Маша… Лишь бы Машу…

Ах, что же не идет никто? Что же не ведут на допросы? Просто схватили там, в Хилове, сбили с мотоцикла, привезли в Новгород, да сюда вот, в узилище, бросили. И маринуют. Кормят, правда, не худо – каждый день каша ячневая, ягодный кисель, пироги. Спасибо и на том, не сказать, что на сухариках да воде держат.

Но что же дьяк-то не заглядывает? Вину не предъявляет? Велел бы к себе доставить, для беседы, вот там бы Магнус и сказал… заявил бы что-нибудь этакое. Однако ничего не происходило вот уже дня три… да, три дня – завтра четвертый! Не допрашивали, просто мариновали, выдерживали. Приносившие еду дюжие парни-тюремщики ни на какие разговоры не шли, видать, во исполненье приказанного. Вот и томился узник. Главное, о Маше-то ничего не узнал! Где-то она теперь? Здесь же, в Новгороде? Или уже в Москве? В Москве… Вообще-то и его, Магнуса, по идее, в Москву должны были перевезти. Ну да! Вот и ждут оказии. Привезут в столицу – а там уж и всякие разговоры-допросы будут. И тогда…

Откуда-то слева, сбоку, вдруг послышался какой-то скрип или лязг. Крысы? Молодой человек прищурился – плоховато было видно, заглядывающую в маленькое оконце луну вряд ли можно было считать фонарем или лампочкой. Даже на свечку или лучину и то не тянула. Так, общие контуры обозначала, не освещая почти ничего.

– Черт! – кто-то споткнулся о не забранную тюремщиками миску, Арцыбашев оставил ее на полу, у двери.

Миска откатилась куда-то в сторону, и Леонид, громыхнув цепью, сжал кулаки насколько возможно, приготовясь к защите.

– Кто здесь? Предупреждаю – я сейчас же позову стражей!

– Здрав будь, вашество, – тотчас послышался громкий шепот. – Не зови никого, господине. Я просто поприветствовать зашел. Да и так – словцом перекинуться, скучно ведь.

Невидимый в полутьме незнакомец – судя по голосу, вовсе не старый еще мужчина – говорил с хрипотцой и с явным староновгородским выговором, цокал: «перекинуцца», «скуцно». Кто бы это мог быть-то? И… как он вообще сюда попал?

– Думаете, как я здесь оказался? Так тут, в стенке-то, дверца. Незаметная, никто про нее и не знает… а я вот – узнал. В соседнюю темницу ведет, я там казни дожидаюсь второй месяц уже… муторно!

– Понимаю, – осторожно согласился Магнус. – Да кто ж вы такой?

– Михутря я, разбойник, – ночной визитер бросил слова с неожиданным вызовом, гордо – словно выстрелил. – Может, господине, слыхал?

– Не слыхал, – с усмешкой отрезал узник. – Откуда мне, королю, про вас, разбойников, знать?

– Король… – со свистом протянул Михутря. – Значит, не врали… Ваше величество, ежели вам мое общество надоело, так только скажите! Я сразу же и уйду, и больше никогда не пожалую.

– Оставайтесь, – Леонид кивнул с истинно королевской милостью. – Могу даже предложить сесть… вот, хоть на край ложа.

– Ничего, ничего… мы и так, у стены, на корточках.

– Ну, – с любопытством хмыкнул король, – и чем же вы так знамениты?

– С дальних пятин мы, ваше величество, с Нагорного Обонежья, где тракты Архангельский да Вологодский проходят. Там, на Архангельском, и паслися. К купцам – со всем нашим уважением, плати да проезжай. Ну, а кто платить отказывался – с тем разговор короток.

– И большая у вас была шайка?

– Почти триста сабель – банда, – с гордостью ответствовал разбойник. – Я – капитан, плюс два помощника-лейтенанта…

Банда! От этого слов за версту веяло некой европейскостью. Дас банд, по-южнонемецки бант, лента – так именовали отряды наемников-ландскнехтов, профессиональных солдат, нанимавшихся к тому, кто больше платит, и в течение шестнадцатого века почти заменивших собой и дворян и городские ополчения. Ныне, правда, само слово «ландскнехт» понемногу выходило из моды, все чаще говорили – «имперская пехота»… что сути особенно не меняло. Кстати, именно лентами определенного цвета метили себя наемники, чтобы в бою отличать своих – выглядели-то все одинаково.

– Капитан? – король удивленно вскинул брови и перешел на немецкий язык, вернее, на тот его диалект, что был в ходу в Ливонии. – Вы говорите по-немецки?

– Да, ваше величество, – тут же подтвердил Михутря. – А также еще немного знаю фламандский, голландский, английский… Родился я здесь, на Новгородчине, на Архангельском тракте. В голодный год хозяин мой, своеземец Онуфрий, продал меня англичанам, купцам… Три года был юнгой на английском торговом судне, принадлежавшем некоему Джерому Лидси из Плимута. Три года побоев, унижений и той гнусной мерзости, о которой в любом обществе всегда предпочитают молчать. Надоело – ужас, и как-то в Антверпене я сбежал, убив шкипера и капитана. Шатался в порту, воровал, даже попался испанцам… Бежал, познакомился с хорошими парнями, стал гезом… это такие люди, что…

– Я знаю, кто такие гезы, – хмыкнул король. – Продолжайте, продолжайте, рассказывайте! Так вы что же, были знакомы с принцем Вильгельмом Оранским?

– С Молчаливым? Увы, нет. Но испанцам мы задавали жару… Я был помощником-лейтенантом у знаменитого капитана Макса Утрехтского. Нас всех там прозывали утрехтцами. Отсюда и мое нынешнее прозвище – Михутря. Михаэль из Утрехта… из утрехтской банды – так будет точнее. Михаил – так меня крестили, в честь Михаила Архангела. Ну, а как я вновь оказался на родине, история длинная. Однако уже светает. Если изволите, ваше величество, я расскажу ее завтра… если позволите прийти.

– Заходите, Михаил, – милостиво разрешил король. – Мы ж соседи все-таки. Кстати, вы не пытались отсюда бежать?

Визитер остановился у двери:

– Бежать? Я бы и сам хотел просить это у вашего величества… Но пока не осмелился.

– А что, есть такая возможность? – живо осведомился Магнус. – В случае успеха обещаю вам свое покровительство и защиту, утрехтский Михаэль!

– О, ваше величество…

– Еще один вопрос. Вы ничего не слышали о моей супруге, княжне Марии Старицкой?

– Ее держат в Ефимьевском монастыре, – чуть помолчав, приглушенно ответил разбойник. – В том, что на Запольской улице. Ваше величество, это все, что я знаю.

Король Ливонии и разбойничий «капитан» встречались еще несколько раз, все так же, ночью. О тайной дверце между темницами Михаил-Михутря узнал через каких-то своих знакомых, о которых не рассказал даже высокопоставленному собеседнику. Впрочем, здесь, в узилище, все были примерно равны. Никто не знал своей участи, лишь догадывался, и догадки эти обычно не отличались предвкушением счастья и веселой беззаботной жизни.