2008_28 (576) - Газета Дуэль

И вот однажды по деревне прошел печальный слух: Ленку бык забодал насмерть. Быка пристрелили, а наша учительница Марья Петровна, тоже одинокая вдова, попросила меня помогать осиротевшему Кольке делать уроки. Была тогда такая странная по теперешним временам традиция - помогать отстающим одноклассникам делать домашние задания. Из родных у Кольки, кроме Советской страны да Сталина, остались только бабка да младшая сестрёнка. Жили они очень бедно. Тогда все в нашей деревне бедно жили, ну, а уж они - особенно. Черный хлеб да картошка - это тебе и завтрак, и обед, и ужин.

Прошли годы. Жизнь понемногу наладилась. Лет через двадцать встретил я Николая - нормальный парень, окончил институт, женился, работает инженером на секретном предприятии.

А тут как-то была передача по ящику о бое быков в Испании. Рассказывали об этом странном для нас, русских, развлечении, о тореадорах, об их судьбах и так далее. А потом показали сам «бой». Интересное, и, я бы сказал, поучительное зрелище.

Вот стоит тореро в обтягивающем тело средневековом наряде. В одной руке шпага, в другой - кусок красной материи - мулета. Тонкий, предельно собранный, похож на замершего перед прыжком кузнечика.

И вот выбегает бык. Огромный по сравнению с кузнечиком, черный, с острыми рогами. Материализованная опасность, потенциальная смерть, грозная несокрушимая тупая сила. С ходу бросается на тореро. Тот делает шаг в сторону и производит финт мулетой у самой морды быка. Бык, словно паровоз по рельсам, проносится мимо человека, останавливается, раздувает ноздри. Человек дразнит его красной (заметьте, красной, а не синей или белой) мулетой. Бык свирепеет и снова бросается на кузнечика. Тот опять, искусно владея мулетой, хладнокровно увертывается от смертельного удара бычьих рогов.

Я не Хемингуэй, не буду детально описывать всех перипетий дуэли Человека и Быка. Всё кончается по-будничному просто. Отупевший, обессилевший от мелькания красного куска материи (идеологическое оружие!) разъяренный бык тупо смотрит на бесстрашного тореро. Быстрый выпад, короткий удар шпагой и вот уже весёлая лошадка волочит по песку чёрную тушу ещё час назад казавшегося таким ужасным быка.

Почему-то каждый раз, когда я слышу стенания о тяжкой участи России, о горькой доле её несчастного народа, о том, что севший ему на шею враг силён и коварен, я вспоминаю собранного, смелого, отважного тореро с красной мулетой в руке и лежащую на песке многопудовую массу из мяса, костей, рогов и копыт. В.Ч.

ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА

ПРОЦЕНТЫ ДО ВОЙНЫ ДОВОДЯТ

Это придумал давать взаймы, да ещё в рост долга, – о том история умалчивает. Но можно предположить что, однажды ковыряясь в зубах после сытной трапезы, один древний украинец (или неандерталец, это неважно, т.к., следуя учебникам по истории Украины, оба вида человекообразных обретались в одно время и в одном месте) предложил своему соплеменнику, алчно взиравшему на недообглоданную кость, догрызть её. Но от широты ума настоял на том, чтобы попросивший гуманитарную помощь родственник, как только разживется снедью, отдал в знак благодарности уже два мосла. Возможно, с того времени тянется то, что сейчас именуется процентным кредитованием.

Так или не так, но, во всяком случае, библейские иудеи уже в совершенстве владели искусством дать в долг с наваром для себя. Более того, они подметили одну концептуальную деталь трудоемкого ремесла одалживать – накопление со временем долговых обязательств. Потому перезагружали кредитную систему, устраивая разгрузочный «Святой год».

«В седьмой год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец, который дал взаймы ближнему своему, простил долг и не взыскивал с ближнего своего или с брата своего…» (Второзаконие. 15:1–2).

Но это прощение долга касалось именно соотечественников. С остальных настоятельно рекомендовалось истребовать должок: «С иноземца взыскивай, а что будет твое у брата твоего, прости». Пожалуй, это и есть первая внятная строго задокументированная установка на процентное кредитование.

Нет науки экономика, есть наука математика. Сто лет назад математик, профессор политэкономии Йельского университета Ирвинг Фишер (его считают основоположником монетаризма) специально для обоснования чудодейственности влияние процентного кредитования на экономику вывел свою знаменитую формулу, якобы доказывающую, что управляемым колебанием денежной массы можно стимулировать воспроизводство товаров. По его формуле получалось, что можно тупо множить производство товаров путем увеличения денежной массы. Многие из ныне живущих незаангажированных экономистов считают его озарения чистой воды шулерством, выполненным по заказу банкиров. Впрочем, это тема другого разговора.

Начало кризисам в капиталистической экономике на математической основе было положено в 1913 году созданием в США Федеральной резервной системы. Инициаторами мероприятия выступили крупнейшие банковские дома Морганов, Ротшильдов, Рокфеллеров, Вартбургов. Об этнической принадлежности трёх последних семей умолчу. Была реализована мечта финансовых магнатов, выраженная лаконичной мыслью Ротшильда: «Дайте мне контроль над денежной эмиссией, и мне будет все равно, кто принимает законы».

В ФРС вошли 12 федеральных банков, выполняющих функции центрального банка США, и около 5,5 тысяч частных банков. Федеральному резерву были переданы все денежно-кредитные полномочия. Правительство во главе с президентом США и конгресс, по сути, не имеют и поныне влияния на политику ФРС. Как отметил видный американский экономист Энтони Саттон, ФРС — «это частный банк, которым владеют банки». Это — «государство в государстве», «частный центральный банк... Никто не видел ее счетов, они не ревизуются. Балансовые отчеты не выпускаются. Никто, кто бы он ни был, просто не уцелеет, если он отважится критиковать Федеральную резервную систему».

Впоследствии, пребывая в состоянии предсмертного досуга, президент Вудро Вильсон каялся в том, что подмахнул Акт о Федеральной резервной системе в обмен на финансовую поддержку своей президентской кампании: «Наша промышленная держава контролируется кредитной системой. А наша кредитная система сосредоточена в частных руках. Рост нашей страны и вся наша деятельность находится под контролем нескольких человек, которые если бы и были честны и действовали в интересах народа, все равно озабочены тем бизнесом, где вращаются их деньги. И который непременно по природе своей деятельности уничтожает подлинную экономическую свободу. Мы оказались самым безвольным, самым подвластным и подконтрольным правительством в цивилизованном мире. Мы больше не правительство народной воли, не правительство, выбранное большинством народа, но правительcтво под властью небольшой кучки людей». Однако поезд ушел. Финансовые магнаты подмяли под себя страну.

Получив власть, ФРС не замедлила запустить на всю катушку систему процентного кредитования. Суть его в том, что, первоначально эмитировав определенную сумму денег, ФРС через сеть банков запускает механизм долговых обязательств: выдает коммерческому банку ссуду под щадящий процент (т.н. учетная ставка). Тот под накрученный процент предоставляет кредит предпринимателю, в свою очередь капиталист, размещая свой счет в банке, тем самым предоставляет ему под проценты возможность распоряжаться своими средствами. Этими квазиденьгами банк ссужает других желающих приобщиться к предпринимательской деятельности или сам, если посчитает нужным, вкладывает предоставленные средства в ценные бумаги привлекательных на их взгляд субъектов на фондовом рынке. В результате каждой такой транзакции количество денег в обращении множится в геометрической прогрессии. Конечно, денег как таковых становится не намного больше; фактически плодятся лишь долговые обязательства участников этого действа. Но долго такая пирамида финансовых обязательств строиться не может, тем более в замкнутой экономической системе. Деньги в виде долгов начинают быстро скапливаться наверху пирамиды, то бишь у финансовых воротил, контролирующих ФРС.

С 1914 по 1919 гг. в результате действия банковского мультипликатора денежная масса в виде долговых обязательств выросла вдвое. ФРС щедро выдала огромное количество ссуд мелким банкам, а потом неожиданно в 1920 году потребовала инкассации излишней денежной массы. Самонадеянная банковская мелюзга, естественно, начала требовать возврата долгов от своих клиентов, нахватавшихся кредитов. В результате прогремел сильный банковский кризис. Около 5 тысяч конкурирующих мелких банков, находящихся вне системы Федерального резерва, накрылись «медным тазом». Произошла первая крупная монополизация рынка банковских услуг.