Рассказы про жизнь - Анатолий Николаевич Комаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любань, простирни мою робу, пусть просохнет, а я наконец-то в свой камуфляж и на рыбалку!
– Как на рыбалку, а к маме?
– Мама не во…
Предусмотрительно замолчав, недоговорил фразу Андрей, и правильно сделал. После вздоха продолжил:
– никуда не денется за один день.
– Так ты на один день и всё?
– Клянусь, женушка родненькая, вот те крест. День и всё, замётано!
– Слушай, муженёк, а мне ведь только сейчас стукнул… Не первое ли апреля ты решил со мной разыграть? Я ведь тебя, урода, за такие шутки в порош…
– Нет! Нет! И ещё раз нет, нет, нет! Клянусь тёщиным здоровьем, и урожаем на её грядках, истинная правда. Даже деньги получил, все как есть до копейки… и рубля. Ля-ля-ля, ля-ля-ля.
Закончил песней свою клятву радостный отпускник и жена вконец убедилась, что сегодня хоть первое апреля, но время шуток ещё не настало.
А оно, на самом деле, приближалось, но потихоньку.
Соседом Андрея и его семьи, состоящей из жены Любы и двух сорванцов Сергея и Антона, был пожилой холостяк Терновой Григорий Прокопьевич. Спокойный уравновешенный труженик, работающий на лесопилке сторожем. Но сторожить лесопилку, это было хобби, а смысл трудовых устремлений был в следующем: неподалёку в лесочке стоял его сверхсекретный сруб, а в секретном срубе особо секретнейший самогонный аппарат, который производил общеизвестный и общепризнанный местный самогон. За это Тернового прозвали Проколычем, типа, когда ни будь да проколется на своём самогоне и «загремит под фанфары».
Так вот этот самый сосед, как и всем соседям положено, сквозь стену квартирки отчётливо слышал громкие возгласы Андрея про полученные отпускные и у него, спонтанно, созрел отличный план:
– Зайду-ка я к Андрюхе и займу-ка четвертной, чай не обеднеет, а геологи за две фляги самогона расплатятся, я ему и возверну заёмчик-то. Ох и лихо придумано. Иначе три раза брагу ставить придётся, боюсь к сроку родимую не «выгоню».
Пока суть да дело, Андрей пошел к другу Мишке договариваться по поводу выезда на завтрашнюю рыбалку, а жена тем временем швырнул в стиральную машинку «Волга» все его верхние вещи включая китель и бушлат и с чувством выполненного долга расселась у экрана телевизора.
Андрей, возвращаясь к себе с мыслями о рыбалке, туго припоминал, где лежат его рыболовные снасти, ведь за год к ним так и не притронулся. Полон планов и мыслей вдруг видит он на кухне своё шмотьё, всплывающее и вновь тонущее в мутном рассоле стирального порошка, воды и профессиональной милицейской грязи. С тоской во взгляде и кучей плохих предчувствий Андрей спрашивает жену, срывающимся на шёпот голоском:
– Любаня, золотце, а отпускные ты куда убрала?
Голос его был слаб и настораживающее ласков. Его чутьё пророчествовало, что сейчас произойдёт нечто неожиданное, то, что можно вполне отнести к пресловутому дню приколов. Так и случилось.
– Какие отпускные, ты мне их давал?
И Любаня тут же появилась в проёме кухонной двери, словно судьба перед смертным приговорённым.
Взглянув друг на друга, они почти одновременно кинулись к стиральной машинке, выхватывая из неё мокрые набрякшие водой вещи. В общем, так оно и произошло, вместе с бушлатом было простирано и всё содержимое его карманов, а это означало, что все отпускные и секретная заначка на рыбалку, всё приобрело сущность «мокрой курицы».
Хорошо то, что скандала не получилось, нужно было спасать дензнаки и семья скоренько приступила к самому главному, выгребанию мокрых купюр из карманов офицерского бушлата. В полной бессловесной тишине прозвучал Любанин вопрос:
– Сколько?
Сквозь зубы проскрипела жена, готовая взорваться, как граната с сорванной чекой.
– Восемьсот сорок три.
Столь же сковано ответил Андрей. Впопыхах назвав полную сумму наличности, включая и четвертной, заначеный впрок, для рыболовных приятельских утех. И жена обалдев от названной суммы вставила «чеку» вновь в гранату, туго сглотнув колючий комок у горла.
Что делать, не хочется, а нужно, Андрей протянул все шнурки и верёвки, что были в квартире, от стен к стенам и стал развешивать на них свой опороченный отпуск, а с ним вместе и собственное испорченное настроение.
Дело уже близилось к концу, как вдруг в квартиру к неудачнику вошёл его сосед, Проколыч. Обалдев от увиденного, развешенных на верёвках огромных денежных сумм, ему моментально припомнилось его далёкое детство, когда вокруг Новогодней елки развешивали разноцветные флажки и гирлянды, вот только в этот раз без красавицы ёлки. Сердце его заколотилось, поскольку купюры выглядели куда привлекательнее, чем бумажные флажки. В горле у него пересохло, коленки и ладони вспотели.
– Ой, чё этот-ти, ты чё обвешалси деньжищами, это как такое понимать?
Растерянным голосом пробормотал ошарашенный Проколыч.
Андрей и без того злой на весь белый свет, да ещё и сосед задал самый дурацкий из всех возможных вопрос, взял да ляпнул сгоряча:
– Чё, чё, видишь деньги сушу, краска свежая, только напечатал, подсохнут чуток в магазин побегу, машину покупать. Сказав такое, Андрей продолжил свое действо, как ни в чём не бывало.
Соседа слегка шатнуло от этих слов. Но он постарался не подавать виду, до того он был испуган и ошарашен. Ведь когда ещё придётся увидеть, самолично, фальшивомонетчика таких масштабов, да ещё в должности и при погонах. Внутри грудной клетки у него нечто засвербело. Проколыч понял:
– Вот это я вляпался, мне конец!
Что бы не привлекать особого внимания и попытаться уйти живым из этакой передряги, Проколыч решил продолжить светскую беседу, как ни в чём не бывало. Голос его сбивался, руки задрожали, ноги подкосились, но по его собственным впечатлениям держался он молодцом. В голове зрел новый подход:
– Мне всё нужно делать спокойно и по ранее намеченному плану, тогда Андрей не заподозрит меня в … А в чём, собственно, не заподозрит?
Впопыхах соображал Проколыч. И на полном автомате проговорил:
– Андрюш, дай, в займы, четвертной, в среду отдам, как пить дать отдам.
– А на что тебе четвертной?
Неожиданно, для Проколыча, спокойным голосом спросил Андрей, продолжая развешивать последние купюры.
-Так сахарку купить, потом возверну, вот те крест.
– А, опять в своей секретной избушке химичешь, гляди у меня, вконец разорю и голым в Африку отправлю.
Пробурчал Андрей, сам не придавая значения своим словам. Так же автоматически снял с верёвки двадцатипятирублёвку и отдал её соседу, который мгновенно
