Клуб негодяев - Ирина Фельдман

— Но… Почему именно в Чехию? — я был совершенно сбит с толку.

— Граф де Сен-Клод каждое лето проводит с семьёй в Праге, а я не смог отказать ему в визите. Он забавный старикан, да и вообще у него все родственники весьма занятные личности. Я просто обязан тебя с ними познакомить! Они тебе понравятся, вот увидишь.

Я еле удержался от тягостного вздоха. Если Франсуа кто-то кажется забавным и занятным, то от таких людей лучше держаться подальше. Вот с его обожаемым Ренаром мы ладим как кошка с собакой, и мне уже заранее тошно от мысли, что придётся постоянно его терпеть.

Но, чёрт побери, каким заманчивым было это предложение! Поездка в Прагу могла бы стать достойной компенсацией за бесполезный дневник деда. Только…

— Я… я бы с удовольствием составил вам компанию, но… — я безбожно путался в мыслях и словах. — Но у меня нет денег.

Однако вместо того, чтобы спуститься с небес на землю, Франсуа демонстративно фыркнул.

— Глупости! У тебя есть я и Элен, так что даже не думай о деньгах. Не спорь, мы с тобой почти братья, и поэтому должны всем делиться!

Честно говоря, я не тешил себя особыми надеждами и ожидал услышать от Элен отказ. Сюрпризом для меня стало то, каким образом она это сделала. Я предполагал, что она начнёт нас деликатно отговаривать или предлагать альтернативу, но она просто, без объяснений сказала: «Нет». Я сразу сник, Франсуа же попытался спорить, но в конечном итоге даже такой настырный малый, как он, ничего не добился.

Я с нетерпением ждал, когда закончится этот, полный разочарований, день. Хотелось лечь спать с детской уверенностью, что завтра никто и не вспомнит о разорённой могиле, и жизнь вернётся в прежнее русло, но я понимал, что этого не будет. Даже если нас с Жаком и не вычислят, нам всё равно придётся изрядно понервничать.

Вечером приехал Этьен Ренар — камердинер Франсуа, весьма сердитый из-за того, что молодой господин никого не предупредил о том, что останется в поместье де Ришандруа на ночь. Франсуа, обеспокоенный моим удручённым состоянием, почти ни на минуту не отходил от меня, поэтому я был несказанно рад, что его внимание переключилось на кого-то другого, и я в кои-то веки был благодарен Ренару.

Стоило мне открыть дверь в свою комнату, как вдруг мне под ноги кинулась белая ангорская кошка. Я попытался её отогнать, но она, воспользовавшись моей медлительностью, юркнула внутрь. Похоже, насладиться одиночеством мне не удастся.

— Просто замечательно, — пробурчал я, заходя следом. — Мадемуазель Жужу, вы выбрали подходящее время, чтобы подрать мою кровать.

В ответ Жужу мурлыкнула и непонимающе уставилась на меня яркими глазами, — голубым и жёлтым, — похожими на бусинки с разных украшений. Элен приглянулась Жужу именно из-за этой особенности, а мне лично разноцветный взгляд кажется жутковатым, и я долго не мог к нему привыкнуть. Стараясь игнорировать требующую внимания кошку, я закрыл за собой дверь на ключ, зажёг свет и, постанывая от ноющей боли в мышцах, опустился на пол, чтобы достать из-под кровати злополучный ларец. Ничего ведь плохого не случится, если я осмотрю содержимое. Одним разочарованием больше, одним меньше — какая разница?

Дневник я сразу отложил в сторону. Внутри ларца большую часть пространства занимал продолговатый предмет, завёрнутый в плотную тёмно-синюю ткань. Я сразу вытащил его, чтобы разглядеть остальные, более мелкие вещи. Первым я взял в руки нож. Наверное, он был охотничьим, хотя не могу сказать точно, я плохо разбираюсь в оружии. От мутноватого лезвия шёл холод, и я не осмелился проверить его остроту. Далее меня заинтересовал старый оловянный солдатик. Я осторожно повертел перед глазами потускневшую игрушку и не менее бережно положил её обратно. Может, мой дед был не таким чудовищем, как описывал его отец? Зачем жестокосердному человеку иметь при себе игрушку, которая, возможно, напоминает ему о доме, о семье? В самом углу ларца я нашёл массивный золотой перстень с печаткой в виде руки с цветком и, недолго думая, надел его на большой палец. Лучше бы я этого не делал, потому что снять его оказалось непросто. Я и так и сяк вертел этот перстень, пока палец не покраснел, как помидор. К счастью, я быстро вспомнил, что Элен как-то раз обронила, что кольца можно снимать с мылом, так что мне удалось затоптать зарождающуюся панику. Немного успокоившись, я принялся разматывать ткань с самого большого предмета…

Я отвлёкся на дикое шипение: съёжившаяся Жужу щурилась и прижимала уши к голове, как будто перед ней вдруг возник волкодав.

— Брысь!

Я развернул свою находку до конца… и тут же отбросил её, заорав от ужаса. Жужу душераздирающе взвизгнула и запрыгнула мне на колени. Сквозь одежду я почувствовал её острые коготки.

На полу передо мной лежала тёмная, почти чёрная человеческая рука. Её сморщенные пальцы с длинными ногтями были слегка согнуты, словно собирались что-то схватить. Из-под кожи торчало что-то подозрительно похожее на обломок кости. Я уже был готов опять закричать, упасть в обморок или совершить что-нибудь ещё столь героическое, но я вновь отвлёкся на Жужу. Она жалась ко мне, как к единственному защитнику, и утробно рычала, не сводя глаз со страшной находки.

Тут и без дневника ясно, что мой дед был сумасшедшим! Я настолько разозлился на Родерика, что его игрушечный солдатик перестал меня умилять. Можно было просто поверить записям отца и ничего не трогать…

Но что случилось с кошкой? Почему она так испугалась этого мерзкого, но всё же безвредного обрубка? Она ведь даже не знает, что это!

— Всё, всё. Сейчас уберу, — отцепив от себя Жужу, я взял тот кусок ткани и склонился над рукой.

В дверь постучали.

— Роберт, ты в порядке? — раздался приглушённый голос Элен.

Я впустил её только после того, как затолкал нежеланное наследство обратно под кровать. Меньше всего мне в тот момент хотелось оставаться один на один с Элен, но я не осмелился даже намекнуть ей на это. Ни о чём не подозревая, она пришла, чтобы утешить меня, как обычно делала в самые тяжёлые для нашей семьи времена. Разорение могилы близкого родственника — как раз подходящий повод для беседы тет-а-тет.

Я стоял, скрестив руки на груди так, чтобы не было видно перстня Родерика, и время от времени пытался изобразить внимание. Сосредоточиться на словах Элен было трудно, так как мои мысли были заняты совершенно не сентиментальной стороной ночной выходки. Перед глазами то и дело всплывали образы освещённого луной кладбища, жалкого мертвеца, перепуганного Жака… Иногда даже чудился запах сырой земли.

— Я вижу, ты очень это переживаешь, — сказала Элен, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Знаешь, меня всегда поражало, как ты, такой чувствительный мальчик, можешь терпеть все невзгоды молча. Я не могу представить и десятой доли того, что ты чувствуешь. Да я бы всё отдала, чтобы узнать, что творится в твоей голове!