ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №2 - Юрий Тарский

— Так люблю воду!.. — медленно проговорила Стеклова.

— Давно здесь?

— Недавно. Года нет.

— Вы что же, думали, что я заблужусь?

— Нет, — спокойно сказала Стеклова. — Просто захотела вас встретить.

Ей показалось, что он смутился. Это не вязалось с его обликом, с тем, что она знала из рассказов о нем.

…Падь встретила их колючими зарослями аралии. Ирина пожалела, что они пошли напрямик: слева была дорога, и по ней можно бы добраться, отшагав каких-нибудь два лишних километра. Ее напугали птицы, выпорхнувшие из-под ног. У них были темно-красные перья на крыльях, и они так шумно взлетели, что она не расслышала Ольмина.

— Фазаны! — повторил он. — Испугали?

Она кивнула.

Заросли неожиданно кончились. Впереди была тропа, за ней различалась широкая дорога для туристов. Ольмин остановился. Прозрачная синь вечера вызвала мимолетное настроение, тайну которого он еще не постиг. Эта минута казалась хорошо знакомой, и очень близким стало вдруг небо и огни в долине, а как дышалось! Шесть вдохов растворили его «я» в этом изменившемся пространстве. И когда минутное просветление прошло, о нем осталась память навсегда. «Удивительно это», — подумал он.

Было похоже, что спутница его ничего не заметила. «Что это такое? подумал Ольмин. — В чем здесь секрет?.. Может, во мне самом? Зачем она меня все-таки встречала?..» Он был уверен, что один доберется до Солнцеграда. Обязательно пешком. Ему нравилось бродить по сопкам, по лесам, по тайге, и не потому, что привык. Только так приходили такие вот редчайшие минуты прозрачности, необыкновенной ясности.

Когда было в прошлый раз? — вспоминал он. А, вот когда — года три назад, когда он неделю жил у друга, за городом… Далеко отсюда. У Оки. Там были холмы, и запах сена, и темное небо. Зарницы в конце июля… Впервые в жизни своей видел зарницы. А ночью, поздно, когда спать не хотелось, он вышел на крыльцо, увидел высокое, какое-то особенно просторное небо, уловил несказанный аромат трав и свежего сена — и минута пришла. 

 В Солнцеграде было светло как днем. Центральный тротуар сбегал по главной улице к морю. А пляж освещен красноватыми лучами искусственного солнца: там еще загорали, смеялись, у скал жгли костры, вдали виднелись яхты, серферы, лодки. Катера и морские эли пересекали лунную дорожку, казавшуюся продолжением главной улицы. Ольмин и Стеклова стали на тротуар и незаметно для себя оказались на пляже — лента вынесла их прямо на берег. Здесь кто-то узнал Ольмина. Потом к ним подошли еще пятеро. Ольмин увидел знакомые лица. Его усадили у костра, а Ирина, никем не замеченная, стала за его спиной. Прошло минут пять, и он спохватился, вспомнил о ней. Она уже направлялась к движущемуся тротуару. Ольмин перехватил ее, вернул, сказал:

— Давайте знакомиться по-настоящему!

Она рассмеялась. Пошли купаться, сразу человек двадцать. Вода была прохладной, чистой, податливой. Рассыпались по бухте, ныряли, потом долго грелись у костра. Домой не хотелось. Там было скучно, неуютно.

У Ирины оказался при себе тороин — вещь редкостная, удивительная. Ольмин глотнул тридцать капель маслянистой жидкости, разведенной в подогретой морской воде, и улегся на спину. Через десять минут его легкие могли вдыхать вместо воздуха морскую воду и извлекать из нее кислород. Он заметил: сознание стало как бы избирательным, он видел теперь не весь пляж, а только то, что хотел увидеть. Даже голоса звучали порознь — как и к кому прислушаешься — превращение состоялось. Он побежал к скалам, нырнул и долго оставался под водой.

На пятнадцатиметровой глубине было сумеречно, ни рыб, ни морских звезд видно не было, и только длинные ленты водорослей, похожие на лианы, пересекали слепой полусумрак. С ним спустились под воду еще трое или четверо; сверху, со скалы, им кинули люминесцентный шар. Он лег на грунт и осветил песок, камни, возник даже подводный горизонт. От холодных ярких лучей шарахнулись рыбы, но вскоре стали возвращаться — осторожно, бочком. В поле зрения попали мидии, устрицы, гребешки, патирии, рубиновые афаластериасы, пурпурные асцидии, буро-зеленые морские ежи.

Через четверть часа Ольмин вынырнул, растянулся у уреза воды ничком и осторожно, словно пробуя на вкус, вдыхал воздух. Легкие освобождались от воды. Несколько резких движений, глубокий вдох — и он окончательно перешел в мир надводный с его разреженностью, ароматными ветрами, небесной пустотой. Подводная прогулка сняла усталость: глаза стали зоркими, быстрыми, окружающее окрасилось в чистые глубокие тона. Он с удовольствием перешел к костру, к людям и стал рассказывать. Небо все выше поднималось над берегом… Голоса звучали глуше, тише… Одинокая волна набежала на берег.

Эль над рекой

Астрофизическая обсерватория Солнцеграда. Малый зал… Полусумрак. Тишина.

…Пристально всматривалась Ирина в узоры созвездий. Мы стояли под синим куполом из полупрозрачного стекла. По нему ползли искры разного накала и яркости. Незаметно для глаза, так, как движутся светила на вольном небе. Когда было ясно, положение их совпадало с движением настоящих звезд, и тогда нельзя было разделить объекты и их копии на стекле.

— Большая Медведица, Волосы Вероники, рядом Малый Лев, — называл Ольмин созвездия, — Рысь, Гончие Псы… А вот любопытная туманность, но ее видно только в оптический усилитель. Тут же, недалеко, два радиопульсара. Купол вращается по команде, и в любое время года можно наблюдать звезды обоих полушарий. А вот телескоп и автоматическая камера для съемки участков небесной сферы.

— Значит, это просто очень хорошая фотография — все эти созвездия и туманности? — спросила Ирина.

— Да. Точная копия неба. Но разобраться в ней непросто. Изучать ее надо так же тщательно, как и само небо.

— А где Близнецы? — спросил я.

Светящаяся стрелка указала созвездие. Я вспомнил: пять ярких пятнышек в атласе… на «Гондване».

— Вот они…

Ирина потерла ладонью щеку, прикрыла глаза и опустила голову, как будто почувствовала странное безразличие к небесным огням, так живо интересовавшим ее минуту назад. Я обошел телескоп и оказался слева от нее. Мне показалось, что она мгновенно отвела взгляд от купола. Да, я готов был дать честное слово, что, пока я был за ее спиной, она изучала, как выглядят Близнецы в ясную ночь.

Я украдкой наблюдал за ней. В полутьме трудно было рассмотреть выражение ее лица.

— Здесь жарко, — вдруг сказала она и быстро направилась к выходу.

«Что со мной? — подумал я. — Тут действительно мало воздуха, кружится голова». И пошел следом. Ольмин за нами. Мы оказались в другом зале. Здесь все встало на свои места, и смутная догадка улетучилась из моей головы. А рассказ о Близнецах был прерван.