Одинокие думы - Томас Мертон

Они говорят о свободе, забытой за делами и сиюминутными хлопотами.

Они возвещают наше родство с Богом, пребывающим на небесах.

Они свидетельствуют о том, что мы - воистину Его храм, и зовут примириться с Ним в своем сердце.

О том же сказано и в евангельском отрывке о Марфе и Марии, который читают при освящении церковного колокола.

Колокола говорят: ваши дела не главное! Успокойтесь в Боге и радуйтесь, ибо мир сей - только прообраз, залог грядущего мира, а вечность обещана тем, кто не привязан к преходящему.

Мы веками вещаем с великих колоколен, говорят они. Мы обращались к святым, отцам вашим. Как и вас, мы звали их к святости. Какими же словами?

Мы не просто говорили: «Будьте хорошими, ходите в церковь», - или: «Соблюдайте заповеди». Мы говорили: «Христос воскрес! Христос воскрес! Идите сюда! Бог благ; спасение близко! Спастись нетрудно, ибо Господь нас любит!». Наша весть звучит для всех - для тех, кто пришел к Богу, и для тех, кто не пришел. Наша песнь совершенна, как совершен Отец наш Небесный. Как и Он, мы изливаем любовь на всех*.

XVII

Подобно Адаму, который дал имена животным, мы должны дать имена вещам, разделяющим с нами безмолвие. Но будем осторожны - мы можем потревожить их одиночество, как, впрочем, и свое собственное. Вещи обитают в тишине, и тишина обитает в них. Называя вещи, мы познаем их тишину, придаем ей форму. Тишина реальна в тех, кто хранит безмолвие. Она становится их сутью. Поэтому, давая им имя, мы даем его тишине. Это - акт благоговения.

Слова молитвы возносят всё сущее к Богу. Магические же заклинания унижают его безмолвие и святость. Они отрывают сущее от Бога, пытаются овладеть им. Магия попирает Божие молчание, рядясь под него. Она - зло, самозванно водворившееся на Божием престоле и предлагающее себя вместо Бога. Что же может подменить собой Того, Кто есть? Только то, чего нет; то, что «не есть». Но эта подмена лишь утверждает Сущее. Уберите «не», и получите просто «ЕСТЬ».

В молчании Божием мы побеждаем магию, разоблачаем то, чего нет; сознаем, что Тот, КТО ЕСТЬ, ближе к нам, чем это «не есть», норовящее встать между Ним и нами.

Бог присутствует там, где присутствую я. Если есть я, есть и Он. Зная, что я есть, погружаясь в себя, в неопределимое «есмь», я открываю свое самое глубокое «я». Оттуда, из этого центра, я приобщаюсь к бесконечному «Аз Есмь», к имени Вседержителя.

Познавая себя в безмолвии, я не копаюсь в себе, а проникаю в тайну неуловимого для слов и понятий истинного «я», своего лика. Тем самым я приобщаюсь к молчанию Бога, Его «Я».

Благодать Христова приобщает меня к «привитому слову» (insitum verbum**), живущему во мне Христу. Vivit in me Christus***. Это приобщение в любви дает знание, дает опыт - сокровенный, непостижимый, но несказанно достоверный.

«Зная» во мраке веры, просвещенной духовным ведением, что мы - дети Божии в Сыне Божием, мы постигаем великую тайну нашего пребывания в Боге и Его пребывания в нас. Сами не ведая как, мы проникаем в приводящую в трепет драгоценную истину, что Бог извел нас из Себя, из бездны Своего неисчерпаемого Бытия; что Он облек нас светом истины, очистил огнем любви, соединил силою Креста со Своим возлюбленным Сыном. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт 1, 26). «Из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое» (Пс 110, 3).

Великий Боже, Отец всего сущего, Твой неиссякаемый свет для меня - мрак, а беспредельность - пустота; Ты любишь меня в Себе и из Себя вызвал меня к жизни. Я - преходящее отражение Твоей вечной и неистощимой реальности. Если бы Ты не держал меня в Сердце Твоего возлюбленного Сына, я не познал бы Тебя, потерял бы Тебя во мраке, исчез в пустоте.

Отче, Тебя неведомого люблю, к Тебе невидимому припадаю; согрешил пред Тобою, но Тебе предаю себя, потому что Ты любишь во мне Своего возлюбленного Сына. Ты видишь и обнимаешь Его во мне, потому что Он стал во всём мне подобным - добровольно, из любви, возведшей Его на Крест ради меня.

Как Иаков в одеждах Исава, я прихожу к Тебе, облекшись в Иисуса Христа, в Его драгоценную Кровь. И Ты, Отче, пожелав быть незрячим, остаешься во мраке великой тайны - откровении Твоей любви. Ты простираешь над моей головой Свои руки, благословляя меня, как и Твоего единственного Сына. Ты восхотел видеть меня только в Нем. Для Тебя я реальнее, чем для себя, ведь мое греховное «я» - еще не я сам; не то, что Ты обо мне задумал, а то, что я задумал о себе. Ныне, Отче, я отрекаюсь от себя и прихожу к Тебе в «Я» Твоего Сына. Его Святое Сердце овладело мной и очистило меня от грехов. Он приводит меня к Тебе. Куда? В святилище Своего Сердца, которое - Твой чертог, Твой храм, то Небо, где Тебе поклоняются святые.

XVIII

Я должен позвать по имени Того, Кому поклоняюсь, с Кем вместе безмолвствую, ибо и Он произносит в Своем безмолвии мое имя. Он один знает меня таким, каким я знаю Его. В тот миг, когда Он позовет «Сын мой», я открываю, что Он - «мой Отец». Во мне это - действие, в Нем - Ипостась. Действие во мне - это движение во мне Его Лица, Его Духа, Его Любви. Двигаясь, Он увлекает за Собой и меня, и я оживаю; я пробуждаюсь, понимая, что «я есмь», и взываю: «Авва, Отче».

Но я не отец себе и не могу из пустоты молчания окликнуть себя: «Сыне». Я не могу ощутить близость Божию, разбудив самого себя. Обращаясь к себе, я слышу только мертвое эхо. Я не проснусь, пока меня не позовет из мрака Тот, в Ком мой свет. Из мертвых восставляет только имеющий в Себе Жизнь. Пока Он не зовет меня, я мертв и мое молчание - молчание смерти.

Но стоит Ему произнести мое имя, как мое молчание наполняется неиссякаемой жизнью. Я знаю, что я есмь, и мое открытое Отцу сердце вторит Ему эхом вечности.

Моя жизнь в том, чтобы слушать; Его - в том, чтобы говорить. Мое спасение - слышать и откликаться. Поэтому я должен жить в тишине. Мое спасение - в безмолвии. Моя душа и души других людей - вот угодная Богу жертва.

Душа посвящена Богу, если внимает Ему вся целиком. Поэтому мое безмолвие, освобождая меня от вещей этого мира, посвящает Богу и их, и мою собственную душу. Эта жертва угодна Богу. О, если бы я и других смог научить тому же безмолвию! Богопознание выше всесожжений*.

Внутреннее безмолвие недостижимо без милосердия и смирения.

Обыденные представления этого не вмещают. Вот почему все взыскующие святости кажутся такими странными. Подойдя к ним с привычной меркой, мы скоро поймем, что ошиблись. Святые - вне наших мерок и бывают только сами собой. Их любит Бог. Он один знает их тайну, слишком сокровенную, чтобы открыть ее кому-то еще. Люди же обычно не платят святым ни любовью, ни уважением.

Сколько бы мы ни узнавали о святых, прежде и превыше всего мы почитаем в них тайну целомудрия**, тайну жизни, сокрытой в Боге***.

XIX

«Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека» (Екк 12, 13).

«Высоту неба и широту земли, и бездну и премудрость кто исследует?» (Сир 1, 3).

«Полнота премудрости - бояться Господа; она напояет их от плодов своих» (Сир 1, 16).

«Венец премудрости - страх Господень, произращающий мир и невредимое здравие» (Сир 1, 18).

«Сын мой! Если ты пожелаешь ее, то научишься, и если предашься ей душою твоею, то будешь ко всему способен» (Сир 6, 33).

Бог, приведший нас в бытие и вызвавший к жизни, обитает в глубинах нашей души. Но просто углубляясь в себя, мы еще не находим Бога.

Повелевая жить, Бог дает заповеди. Он хочет, чтобы мы жили не как придется, а правильно, в конечном счете - в Нем. Он хочет, чтобы мы были совершенны*.

О законе жизни говорит нам наша совесть, которую Бог поместил где-то глубоко внутри нас. Идя наперекор этому закону, а тем самым и воле Божией, человек по-настоящему и не живет. Свет совести - всё для человека. С ним он живет в Боге и Богом. Без этого света он поступает беззаконно, оскверняет себя, лжет себе и выставляет Бога лжецом. Грех извращает истину Божию и неотступно ведет к идолопоклонству.

Больная совесть - это ложный бог, который ничего не говорит, потому что он нем, и ничего не делает, потому что он бессилен. Это маска, сквозь которую мы сами себе прорекаем, лжепророчествуем. Сквозь нее мы говорим себе то, что хотим услышать, заменяем «истину Божию ложью» (Рим 1, 25).

Начало премудрости - страх Господень**.

Премудрость - это познание Истины в ее сокровенной сути. Это живое приобщение к Истине, доступное праведной душе. Премудрость знает Бога в нас и нас в Боге.

Приближает к ней страх солгать Богу и самому себе. Этот страх оттого, что мы уже солгали и повергли свою жизнь к ногам ложного бога.

Мы ведь и в самом деле лжецы, и нет никого, кто без греха. Мы все лгали Богу. «Бог верен, а всякий человек лжив» (Рим 3, 4).

Поэтому страх Господень, или начало премудрости - это признание, что «обман в правой руке моей» (Ис 44, 20).