Ольга и Константин - Артур Макаров

— А вы в каких войсках служили? Не в танковых? — задал очередной вопрос Володя.

— Нет, дорогой, я на флоте служил. Подводником был.

— Ну-у? Я тоже пырять люблю, только у нас летом вода мутная, не видно ничего… Зато в реке раков много. Никогда не ловили?

— Нет, не ловил. Теперь научишь, если время будет.

— Бу-удет… Правда, мы должны поиск продолжить: прошлым летом партизанский лагерь отыскали и еще какие-то землянки нашли. Для районного партизанского музея экспонаты собираем. А вы у кого живете?

— Я? Я у вас живу, — ответил Константин и покосился осторожно.

— Правда, у нас? Это здорово! Тогда давайте я вас раков свожу ловить, а вы меня машиной владеть научите. Идет?

— Считай — договорились! Только, понимаешь, если твоя мать разрешит, — спохватился Гогуадзе.

— Мамка-то? Ту-у, она разрешит, она мне все разрешает, хотя сильно просит, чтобы не курил. Мне и не правится, в горле после саднит… А вы у нас еще долго жить будете?

— Я? — Притормозив, Константин потихоньку преодолел очередную рытвину и ответил, уже перебравшись па другую сторону и набрав скорость: — Это, понимаешь, я не знаю еще. Но думаю, что скоро буду знать обязательно.

Лес расступился, впереди показались дома Ширкова, и на ровной дороге машина помчалась быстрее.

Погода стояла теплая, и в кабинете, где шло совещание, все окна были распахнуты.

— …таким образом могу сказать, что с надоями и привесом молодняка у пас наблюдается порядок, — говорил Павел Егорович Одинцов. — Но! Радуясь достигнутому, надо думать о новых этапах. Подходит самая пора сенокоса, она подходит! Ждем мы шефов из района для помощи в заготовке кормов… Ты об их жилье позаботился, Никифоров?

— Все будет в лучшем виде, Павел Егорович, — заверил с воодушевлением Никифоров. — Разместим всех и калорийным питанием обеспечим, я уже и стряпуху нашел!

— Тогда ладно… За шефами поедут Го-гу-ад-зе, — нелегко выговорил Одинцов, — еще Долгушин и Воронин. Старшим назначим Го-гу-адзе, — он пометил в блокноте. — Теперь о подготовке техники к уборочной… Тут у меня идея собрать всех, кто с механизмами тонко обращается, и создать ударную бригаду. Старшим будет Сидор Васильевич Вахрамеев, а к нему подключим Степанова, Воронина и, конечно, Го-гу-адзе.

— Это правильно, — кивнул довольный Вахрамеев. — С этим малым дело пойдет.

— Так еще бы! — вскинулась Ольга Морозова. — Только он вам что — двужильный, да? Кругом одно и слышишь: Костя — туда! Костя — оттуда! Костя — сюда! Приметили, что у человека отказа нет, и пользуетесь.

— Мы не приметили, Морозова, а используем высокую трудовую квалификацию данного товарища, — строго поправил председатель. — И, между прочим, все его труды оплачиваем подобающе.

— Так па что ему эта оплата, если он темным утром уходит, темной ночью приходит? И роздыху никакого!

— Ну, положим, ночи пока светлые, — рассмеялся Одинцов, и кое-кто тоже рассмеялся. — И выходит, что предъявляешь ты сугубо личные претензии, Морозова, а это не годится! Вы уж интимное дело сами улаживайте. Для хорошего всегда время найдется.

— Да ну вас! — краснея, отмахнулась Ольга, теперь уже под общее ликование. — И на совещании готовы зубы скалить…

— А совещание как раз закончено, — встал Одинцов. — Давайте, товарищи, и верно, обратимся к делам, раз они предстоят горячие. И веселее, знаете, с огоньком!

Занеся в кухню ведра с водой, Ольга поставила их на лавку у печи, накрыла крышками. Подтянула гири у ходиков, зайдя в комнату, аккуратней перевязала перед зеркалом платок и вышла в сени.

И уже подойдя к наружной двери, вернулась, зашла в другую половину избы и встала на пороге.

В окна солнечной стороны светило вовсю, помещение было чисто прибрано, но на кровати лежала рубашка, и она повесила ее на спинку стула, аккуратно расправила ворот, задумчиво огладила обвисший рукав… Затем провела пальцами по дверке шкафа, убедившись, что на ней нет пыли, усмехнулась и, вздохнув, вышла во двор.

Пройдя проулком и завернув па улицу, увидела впереди несколько машин и скопление людей, прибавила шагу.

Оказалось, что это привезли шефов на помощь в сенокосе.

Многие из приехавших уже выбрались из кузовов и расходились, неся свои пожитки, кое-кто еще стоял у машин, беседуя с местными. А из кабины Константина выпрыгнул Володя, следом за ним — рослая девушка с незашпиленной косой, и Гогуадзе, оказавшись рядом, подал ей руку, помогай выйти.

Девушка была славная, улыбалась весело и белозубо, и Константин улыбался в ответ.

Ольга решительно пробилась сквозь толпу и взяла сына за плечо:

— Так вот ты где… Раскатываешь себе с кем ни попадя, а поесть думаешь? Ждешь тебя, ждешь!

— Он со мной ездил, — обрадованно улыбнулся Гогуадзе. — Привыкает понемногу к вождению, учится.

— Рано ему учиться с барышнями раскатывать, — прозвучал суровый ответ. — Сам уж какой есть, вольному — воля, а мальца нечего с пути сбивать… Иди, Володя, иди.

Подтолкнула сына и сама пошла, не оглянувшись.

— Ка-акая строгая! — засмеялась девушка с косой, вытянувшись, поискала взглядом в толпе, призывно махнула рукой: — Марина! Мари-ин! Я зде-есь, подожди…

И заспешила к подруге.

Павел Егорович Одинцов, оказавшийся близко, сочувственно оглядел задумавшегося Константина и усмехнулся в сторону. А затем сказал негромко, как бы прикидывая:

— Есть характерец у Ольги, не отымешь… Навряд тебе с такой управиться, да и робкий ты с ними, видать.

— Ва! Это я — робкий? — изумился Константин. — Я с ними совсем не робкий, наоборот даже… Нет, может, думаешь — я мальчишка какой, так ты скажи тогда! Ну, скажи, слышишь?

Он сильно обиделся, лицо пошло румянцем, а глаза жарко вспыхнули.

— Ну, с мальчишкой ты, положим, не схож, — примирительно признал Одинцов. — Это я так полагаю… А вот Ольга может иначе посчитать, если ты к ней без внимания относишься.

— Я-а к ней без него? — Взмахнув руками, Гогуадзе едва не воспарил над землей от негодования. — Я к ней сразу очень внимательно подходить начал, только она сильно сердиться стала, замахивалась даже, понимаешь… Тогда решил: пусть- привыкнет, верно? — И вздохнул, окончательно избавляясь от запала. — Потом совсем узнал, какая она, и тогда очень уважать стал. Понимаешь?

— Понимаю, — совершенно серьезно ответил Павел Егорович. — Только ведь и разобраться вам пора. А то вдруг подумает, что тебе это все ни к чему, и другие так понять могут. Еще возьмет кто, да и объяснится раньше тебя.

— Как — объяснится? — лихо встопорщился Константин. — Знаешь что-нибудь, да? Кто посмеет?

— Ну, мало ли кто, — на всякий случай слегка отодвинулся Одинцов. — Разве запретишь кому на хорошую женщину глаз положить?

— Это ты правильно говоришь: очень хорошая она, даже слишком, — уже без прежнего напора вдруг признал Константин. — Вот я и думаю: если не показался ей — зачем тогда со всем этим подходить буду?

— Нет, ты уж все-таки подойди, — обеспокоенно предложил председатель, понимая, как противоречиво изменилось настроение собеседника. — В таких делах нерешительность просто вредна, я тебе скажу, а ясность необходима. И мой тебе совет — не откладывай!

С тем и ушел, чтобы принять участие в размещении прибывших, а Гогуадзе поглядел-поглядел ему вслед, затем уселся на подножку у дверцы кабины и задумчиво достал сигареты.

На неспешно следовавшей по улице телеге сидели деревенские бабы, за спиной возницы грудой лежали грабли.

Зоя Камшилина и Вера Сырцова пели частушки-страдания, и пели особо голосисто, поскольку вдоль неровного ряда домов шли на сенокос и городские приезжие:

Ох, любимый мой миленочек,Не давай сердцу страдать,Я не птичка полевая,Не могу сзади летать!

Ты плыви, плыви, утеночок,Плыви не утони,Ты люби меня, веселенький,Люби, не обмани!

Из калитки одного палисадника выбежала статная девушка, приехавшая с Константином, на ходу доплетая косу, укоряла подругу:

— Ну тебя, Маринка, опять опаздываем! Наши все уже, наверно, ушли…

Сидевшая на скамеечке у калитки старуха рассмеялась дробно, меленько:

— И-и, милая, к работе опоздать мудрено, коли охота есть! Видишь, я какая: спина горбатая, руки граблями… Это за то, что в молодых работала сильно весело!

А в доме на углу проулка Ольга Морозова отошла от окна, за которым отдаленно раздавались частушки, любовно провела по вихрам сидевшего у стола сына.

— Ешь, ешь молоко, Володечка… Соскучился в городе по своему, да? Конечно, оно там сборное, да еще переболтают, пока довезут.

И села напротив, используя возможность вдосталь поглядеть на него.

Сын допил молоко, отодвинул кружку.