Рыбья кровь - Евгений Таганов

4

Отроческий возраст у запрудников обычно наступал в четырнадцать-пятнадцать лет, но для Дарника он пробил уже в двенадцать лет. Когда настало время подросшей бежецкой ватаге отправляться на Сизый Луг в соседнюю Каменку, к началу брачных токовищ, он последовал вместе со всеми, и никто не решился ему помешать.

Сколько прежде было разговоров, что соседнее селище ничем не отличается от их Бежети. Дарник увидел разницу с первого взгляда, и она заставила его о многом задуматься. У Каменки не было полной круговой Засеки, а лишь небольшая ее часть с восточной стороны поперек речки Каменки, видимо, в расчете, что приплывшие на лодках чужаки поленятся обходить неожиданную преграду вокруг. Почти все жители Каменки за исключением детворы носили мягкие кожаные сапоги, что указывало на их более тесную связь с окружающим миром, только оттуда они могли почерпнуть столь своеобразную моду – бежечане просто заворачивали ступни ног в материю и кожу. Даже сами отношения между взрослыми и детьми здесь были другие. Если в Бежети главная забота о детях состояла в том, чтобы они не слишком досаждали родителям и меньше получали себе повреждений, а в остальном им была полная свобода, то в Каменке за молодежью шел гораздо более строгий надзор. Ни один подросток не мог ослушаться взрослого или не выполнить его приказания.

Свободны они были только на Сизом Лугу, где собирались парни и девушки трех селищ, включая еще далекую северную Заволочь, и устраивали свои игрища-токовища, выбирая будущих жен и мужей. Взрослые и дети сюда не допускались. Девушки пели и танцевали, а парни доказывали свое молодечество.

У юных каменчанок было принято всех новеньких парней-бежечан всячески игриво расспрашивать, стараясь посильней высмеять их за неуклюжие ответы. Дарник давно успел усвоить, что человеческая речь тоже является нужным и полезным делом, и то, что он при посторонних обычно помалкивал, вовсе не означало, что он не умеет остроумно отвечать. Поэтому, когда до него дошла очередь стать девичьим посмешищем, его хлесткие слова заставили зрителей хохотать уже над незадачливыми вопрошальницами. Каменчанки слегка обиделись и оставили малолетку в покое.

Их равнодушие Дарник воспринял как должное, ведь и он сам к ним особо не стремился. Наблюдая, как в присутствии «невест» прямо на глазах глупеют его бежецкие братья, как они краснеют, несут околесицу и даже в поединках ведут себя с каким-то непонятным надрывом, он ни за что не хотел того же для себя. Ну а когда начиналось соперничество между парнями за какую-нибудь особенную красавицу, тут он вообще не мог сдержать улыбку. Самое удивительное, что все, кроме него, относились к таким ситуациям предельно серьезно.

После первых знакомств нередко образовывались устойчивые пары женихов и невест, которые держались все время вместе, тихо или напоказ оказывая друг другу знаки внимания и частенько удаляясь в лесную чащу. Все понимали, что осенью они станут мужем и женой и на следующее лето их уже никто не увидит на Сизом Лугу. Для Дарника подобный финал означал бы добровольный отказ от самого себя – ради самой обыденной жизни отвергать судьбу, неизвестную, полную открытий, взлетов и падений?! Раньше он не понимал, когда слышал или читал, что самое большое зло для мужчин исходит от юных и красивых женщин: да дать ей хорошего тумака, когда будет сильно нудеть, – и всех делов! И теперь, пристально наблюдая за своими околдованными и распаленными братьями, он убеждался, что не все здесь так просто, и, прикидывая на себя их «околдованность», сочинял собственные поступки на такой случай. Разумеется, всегда выходил победителем, и все девушки непременно выражали ему покорность и тихое восхищение.

Ну а пока, оставленный ими в покое, Дарник полностью переключил себя на жениховские единоборства, для которых на Сизом Лугу имелся широкий простор. Тут он действительно показал себя во всей красе. Что на кулаках и на деревянных мечах, что во всех видах метания – очень скоро выяснилось, что ему нет равных ни среди каменской, ни заволочской молодежи. Наученный неприятным опытом, Дарник с тревогой ожидал всеобщего отчуждения. Но, странное дело, то, что в Бежети поставили ему в укор, на Сизом Лугу сделало его настоящим героем. Даже восемнадцатилетние переростки, которым было уже не до поединков, смотрели на него с любопытством и уважением.

Больше всего изумило Маланкиного сына, что все те, кого он побеждал, уже на следующий день становились его лучшими друзьями, словно синяки и испытанное от поражения унижение пробуждали у них к противнику самые теплые чувства, – уж он-то никогда бы не стал заискивать перед человеком, побившим его.

Среди каменчан выделялся четырнадцатилетний Клыч, беловолосый крепыш, с пренебрежением смотревший на деревянные мечи и не расстававшийся с двумя кистенями, на которых вместо железной гирьки висело по деревянному шару, обернутому для смягчения лисьим хвостом. Но и смягченными шарами удар получался такой, что любой противник тут же выбывал из поединка. Другого оружия Клыч не признавал. Дарник вышел сражаться против него с двумя деревянными мечами, надеясь намотать на лезвия ремни кистеней и вырвать их из рук противника. Но тот разгадал его намерение и вовремя уворачивался. Так они долго кружили друг против друга, ловко уходя от ударов и выжидая удобного момента, пока Дарник, потеряв терпение, не метнул один из мечей в грудь Клыча. Бой прекратился. Зрители заспорили: правильно он поступил или нет? Клыч сам положил конец спору, признав, что в настоящем бою он был бы уже мертв.

Поединок между ними на кулаках не выявил явного победителя. Выдержав дважды прямой удар Дарника, каменчанин просто бросился ему в ноги и, захватив лодыжки, опрокинул на спину. Так потом они все время и бились: Клыч, невзирая на встречные удары, лез к Дарнику вплотную и, обхватив руками, старался повалить, и нередко ему это удавалось. Впрочем, никто из подростков явной такую победу не называл, все понимали, что Клыч просто нашел способ преодолевать сокрушительные удары Рыбьей Крови, и только. Тем не менее Дарник чувствовал себя крайне неловко и на какое-то время перестал мериться со столь неудобным противником силами.

К середине лета, однако, значение всех единоборств резко упало. Парней постарше гораздо больше стали занимать игры вместе с девушками, где можно было участвовать в догонялках, прыгать через костры и иметь повод прикоснуться друг к другу. Дарник не видел в таком веселье особого смысла и предпочитал не участвовать. Клыч тоже держался в стороне, но уже в силу своего легкого заикания, которого он перед девушками стеснялся. И вот, часто оставаясь вне игр, они как-то с Дарником случайно разговорились. Выяснилось, что Клыч тоже умеет читать и мечтает вырваться за пределы непролазных лесов в другую жизнь. Вдвоем подготовиться к ней, то есть стать умелыми бойниками, казалось гораздо сподручней, и из постоянных противников они очень быстро превратились в закадычных напарников.

Несмотря на юный возраст, им уже было чем поделиться друг с другом: Клыч обучал товарища, как владеть левой рукой наравне с правой, а Дарник – своим приемам кулачного боя. Вскоре у них появилось излюбленное место, где они могли в уединении сколько угодно упражняться во владении любым оружием. Как-то Дарник рассказал приятелю о ловких воинах Востока, которые могут ловить пущенные в них из лука стрелы. Насчет перехвата пущенных стрел ничего так и не вышло, но вот ловить брошенную с десяти шагов сулицу они оба спустя какой-то месяц научились.

Иногда Клыч тайком приносил зазубренный отцовский меч в потертых ножнах. Наверное, истинный гридь постыдился бы такого оружия, но для подростков оно представляло собой целое сокровище. Руки сами тянулись к рукоятке, приучаясь не столько даже к тяжести меча, сколько к перетеканию его тяжести в собственной руке в разных положениях и ударах, чего никогда не бывало с деревянными мечами. Порой Дарник привязывал меч к двухаршинному древку, и тогда у них получалось настоящее лепестковое копье, постигать возможности которого было особенно здорово.

В обмен на убитого оленя Вочила выковал Дарнику малую секиру и снабдил ее древко, а также древко клевца своими излюбленными ребрами жесткости. И они с Клычем долго пытались выяснить, какое из двух оружий сильней. Кузнец оказался прав – сильней получалось то оружие, которым искусней владеешь. Уразумев это, оба приятеля уже не столько мерились силами, сколько придумывали и осваивали новые приемы ударов и защиты.

Когда приходила усталость, они валились на траву под деревом и без конца говорили о ратном деле. Если Дарник много знал от Вочилы и из своих свитков, то Клыч помнил все рассказы о военных походах каменецких стариков. Стрелы с привязанными свистульками перемежались у них с пиками, снабженными флажками (будучи брошены в большом количестве, они издавали устрашающий гул), напитки, вызывающие нечувствительность к боли, сменялись сигналами, посредством которых можно на поле боя управлять целыми ватагами и сотнями. И всегда они оказывались бравыми воеводами и с легкостью громили противника в любом количестве.