Куролесов и Матрос подключаются - Юрий Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эдак вы скажете, что и города Картошина нет?! — пытался защищаться Лошаков.
— И Картошина нет! — уверяли его на правлении колхоза и даже подсовывали карту области, на которой и вправду два таких мощных пункта, как Карманов и Картошин, были почему-то опущены.
— Дайте карту мира! — требовал Лошаков, но такой карты ему не дали и дружно исключили из заместителей председателя. И согласитесь: что это за заместитель, который бегает босиком по снегу в несуществующие города?
— Нам, председателям, такие заместители не нужны! — сказал председатель.
У Лошакова отобрали подведомственных гусей и баранов, увели кобылу Секунду, оставив только гусака Зобатыча.
— Нету, Зобатыч, правды на земле, — говорил гражданин Лошаков, гляд гусаку прямо в глаза, — нету.
Так с гусаком на коленях он просидел печально всю зиму, понимая, что правды нету. К весне, однако, стало ему казаться, что небольшое количество правды всё ещё находится в городе Курске, в руководящих местах. И он решил, как только подсохнут дороги, бросить на время гусака, сесть на велосипед и двинуть в Курск отыскивать правду.
И вот подсохли дороги. Лошаков выехал на просёлок, выбрался с просёлка на шоссе и сразу увидел табличку:
«ДО КУРСКА 100 км»
Он твёрдо нажал на педаль, закрутились-засверкали серебряные спицы, и под вечер Лошаков подобрался к другой табличке:
«ДО КУРСКА 1 км»
Здесь он передохнул, закусил редиской, причесался, оправил на груди галстук, чувствуя, что правдой попахивает всё сильнее и сильнее.
Так он проехал три километра, но никакого Курска нигде не встретил. Крайне обеспокоенный отсутствием Курска, Лошаков жал и жал на педали. Наконец, вдали показались новостройки, и велосипед рванулся к ним. Возле новостроек топтался у столба какой-то прохожий.
— Товарищ! — задыхаясь крикнул гражданин Лошаков. — Это что за город?
— Да это не город, — равнодушно ответил прохожий, продолжая топтаться у столба, — это пригороды города Карманова.
— Я это предчувствовал, — прошептал про себя Лошаков и пнул ботинком велосипед, который завёз его неведомо куда.
Возле «Пельменной» гражданин продал неверный свой велосипед каким-то тёмным личностям за тридцатку и зашёл в заведение.
«Нету правды, — нервно думал он, — нету!»
Пельмени между тем в городе Карманове оказались отличные — большие, сочные, ушастые.
Лошаков съел три порции, чувствуя, что какое-то количество правды появляется в его организме. Выйдя на улицу, он увидел надпись «Бутербродная», и, хотя после пельменей есть бутерброды казалось ему непростительной неправдой, он всё-таки зашёл и съел парочку с ветчиной и семужьим боком.
Когда же он вышел из «Бутербродной», ему бросилась в глаза совсем уж неправдивая вывеска — «Компотная». Но сухофрукты, из которых сварен был компот, оказались однако натуральными. Лошаков попил компотику и пошёл дальше по кармановским заведениям, чувствуя, что правды в его душе прибывает. Побывал он:
в «Чайной» и «Кисельной»,
в «Арбузной» и «Фужерной»,
в «Бульонной» и «Винегретной»,
в «Кильковой» и в «Тюльковой»,
в «Парикмахерской» и в «Прачечной»
и, наконец, побритый и подстриженный, отстиранный и отглаженный, верящий в правду и совершенно, простите, обожравшийся, он оказался перед вывеской «Бильярдная».
И гражданину Лошакову захотелось сыграть.
Глава вторая. Тяга к солёным огурцам
Царапалось и кусалось, отбиваясь от Васи, подземное существо.
— Отпусти, отпусти… я за огурцами… я за огурцами, — верещало оно.
— За огурцами? — удивился Вася и ослабил хватку.
Он пытался разглядеть, что же такое держит в руках, но его ночное подвальное, почти телевизионное зрение отчего-то закончилось, очевидно, от слишком крупных подземных переживаний.
— Как ты сюда попало?
— Да через дверь в подклети. За огурцами я… Шурочка я.
Да, друзья, ни Вася, ни автор, ни Квадратный Пахан не знали и не слыхивали, что в подвале имеется потайная дверь, заваленная брюквой. Знала об этом только Зинка, у которой и была дочка Шурочка, проживающая в городе Картошине. Эта Шурочка и получила в один прекрасный момент телеграмму:
«УЕХАЛА НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ ПОЛЬЗУЙСЯ ОГУРЦАМИ ЧЕРЕЗ НИЗ ЦЕЛУЮ МАМА»
И Шурочка пожелала маминых огурцов, которые славились посолом, и поехала в Карманов.
И здесь автор и читатель должны быть потрясены. Как же так? Мама даёт телеграмму об огурцах, совершенно забывая, что вместе с огурцами Шурочка найдёт убитое тело мёртвого человека. Автор не понимает, как это сделалось возможным. Очевидно, в голове у Зинки были только огурцы.
И вот теперь Шурочка сидела на полу погреба и плакала, а её держал за локти Василий Куролесов, который снова начинал обретать подземное зрение и угадывал в Шурочке девичьи приметы.
— Отпусти, не убегу, — сказала Шурочка. — Тебя как звать?
— Вася.
— Ты что? Тоже за огурцами?
— Да нет… я так… за брюквой… Выведи меня на свет.
Они вылезли на свет, и Вася был совершенно ослеплён тусклыми лучами солнца, которые еле пробивались через крапиву и бурьян. Взор его никак не прояснялся. Ночное зрение не хотело уступать дорогу дневному.
Вася долго махал у носа пальцами, и, наконец, что-то кривое стало вырисовываться перед ним, и он различил крайне неприятную блондинку, которая, кстати, не показалась ему такой уж неприятной, как кажется автору.
Наоборот, блондинка Шурочка показалась ему более-менее сносной в смысле взора.
— Так ты что ж это? — спросил Вася. — Огурцы любишь?
— Дико люблю! — воскликнула Шурочка. — Солёные, чтоб хрустели.
— А помидоры солёные любишь?
Шурочка задумалась, прикидывая что-то в уме, и, наконец, толкнула Васю кулаком в грудь:
— Уй, ну ты что! Конечно, люблю!
Нет, она определённо нравилась Васе всё больше и больше. Когда она говорила об огурцах, глаза у неё загорались. С помидорами такого не случилось, блеска не было, но всё равно мелькало в глазах что-то очень осмысленное.
— Да откуда же ты тут взялась? — воскликнул Вася.
— Уй, Васьк, да что же ты говоришь? Я ведь Зинкина дочка.
Вася вздохнул и гулко подумал: «Во как!»
Глава третья. Бильярд по-кармановски
Теплые желтые шары, вырезанные из мамонтовой кости, с номерами на слоновьих боках с грохотом сталкивались между собой, бились о тугие борта, мягко и тяжело катились по зелёному сукну. Изредка они падали в лузы, и вздрагивала тогда сеть, затягивающая лузу, вздувалась, поглощая шар.
Необыкновенно длинный, похожий на чёрного журавля человек держал в руках кий, тыркал им изредка в шары, приговаривая:
— По три рублика! По три рублика! Два шара форы!
Это разумное предложение не вызывало пока никакого отклика. Зрители жались к стенам. Они явно боялись играть с Журавлём.
— По три рублика! По три рублика! — приглашал Журавель, и, наконец, к бильярдному столу подошёл сутулый и синеносый человек, в котором читатель с интересом и любовью узнал бы гражданина Лошакова.
— По три рублика! — сказал ему Журавель.
— Это — неавторитетно! — парировал гражданин Лошаков.
— И два шара форы!
— Это кто тут кому даёт фору? — вопросил Лошаков, глядя в потолок. — Это вы мне даёте фору, товарищ Журавлёв? Так я её не принимаю. Я предлагаю вам сыграть не на три рубля, а на сто.
Здесь автор должен отметить, что скромный, в сущности, гражданин Лошаков, наевшись, делался нескромным и даже нагловатым. Но сто рублей он, действительно, в потайном кармане на всякий случай имел. На всякий случай, если отыщет правду. Ему отчего-то казалось, что, если правда вдруг найдётся, сто рублей никак не помешают.
Чёрный журавель, между тем, неуверенно вертел в воздухе кием. Он опешил. Он явно не ожидал от синеносого гражданина столь делового предложения.
— Моя фамилия Зябликов, — единственное, что он смог пока ответить гражданину Лошакову.
— Принимаешь вызов?
Журавель Зябликов смешался и замялся. Он явно не знал, что делать. Длинными тонкими пальцами перебирал он кий, на котором было написано «Зябликову от Кудасова» — редчайший, доложу вам, кий, таких киев, подаренных великим бильярдистом Кудасовым, на свете почти нет.
Зрители у стен зашушукались. Журавлю надо было достойно ответить.
— Дайте мне мел! — торжественно сказал Зябликов, и Лошаков парировал:
— Бери!
Журавель Зябликов взял мел и ловко спиралью прокатился мелом по кию, а это означало на кармановском бильярдном языке, что вызов принят.
— Стольник! — сказал Лошаков, выхватил из кармана цельную сторублёвку, помахал ею перед носом партнёра и соперника и сунул деньги в среднюю лузу. — Остальные лузы пусты. Где ваши деньги, товарищ Журавлёв?