Пробный камень - Александр Власов

— Фефёла, за мной! Даешь четвертую! — закричал Ромка и заскользил по снегу вперед.

Термос и бутерброды явно воодушевили его. Он бежал на лыжах и думал про Катю и Кольку. Любовь там у них или не любовь — называй как хочешь, а только приятно, когда о тебе так заботятся. Понимал Ромка, что не для него и не для Сени принесен сюда термос. Не будь здесь Кольки — ничего бы не было: ни чаю, ни бутербродов. Не без зависти посмотрел Ромка назад. Катя и Колька, обгоняя с двух сторон неторопливого Сеню, шли в ту же сторону.

В две лопаты мигом добыли четвертую пробу, а когда возвращались, издали заметили, что у пенька с термосом сидит какой-то человек.

— Пропал наш чаек! — сказал Ромка.

— Кто это такой? — вслух подумал Колька.

Сеня оказался зорче всех.

— Зевс это!

Ребята пригляделись и, узнав директора школы, пустились наперегонки к нему…

Вадим Степанович вышел из Светлячков часом позже. Он собирался побывать на острове и осмотреть его. Он сразу же заметил свежую лыжню. По следам от палок можно сосчитать, сколько прошло лыжников. И Вадим Степанович не ошибся, решив, что было их четверо.

«Школьники вышли на прогулку», — подумал он. Когда же лыжня круто свернула на речной лед и потянулась к острову, у Вадима Степановича мелькнула мысль: «Не мои ли это семиклассники?» А у первой ямки с рассыпанной вокруг землей он окончательно убедился в этом.

Ребят отсюда не было видно — они находились на другой стороне острова, за лесом. Туда же вела и лыжня, подсказывая, где их искать. Постояв у ямки и отгадав, для чего она вырыта, Вадим Степанович пошел дальше по следу. «Вот тебе, директор, экзамен по ребятоведению! — шутливо подумал он. — Определи: кто из семиклассников на острове?»

Страстных любителей лыжных прогулок в седьмом классе не было. Значит, добровольно никто не вызвался пойти за пробами, которые еще надо добыть из-под снега — потрудиться. Пришлось назначать. Кого? Скорей всего послали Сеню Сивцева — он спорить не будет. А с ним, вероятно, пошел и Роман Изотов. Хитрый мальчишка! Почему не пойти, если безотказный Сеня все сделает за двоих — только скажи.

Над второй парой Вадим Степанович думал дольше. Не Борис ли Кравцов? Пробы земли — дело серьезное. Не удивительно, если за ними отправится сам вожак. Тем более что по характеру Борис не очень доверчивый человек. Ну а с ним кто же? Зоя Бекетова?

Вадим Степанович не знал, почему подумал именно об этой девочке. Явной симпатии между Борисом и Зоей он никогда не подмечал. Интуиция заставила его мысленно сблизить этих учеников. Но вспомнил Вадим Степанович про семью Бекетовых и засомневался. Едва ли Зоя в воскресенье уйдет из дома. Да и одноклассники не пошлют ее на остров — пожалеют. У Зои и без этого хлопот хоть отбавляй. Кто же тогда?

Провалился бы Вадим Степанович на экзамене, устроенном самому себе, если бы не заметил издали броско раскрашенный термос. А когда приблизился и увидел четыре стаканчика на пеньке, все стало на свои места. Вместо себя Борис Кравцов для контроля послал Колю Касторомыслова. А где Коля — там и Катя. Она-то и захватила с собой термос и стаканчики.

Вадим Степанович сгреб снег вокруг пенька, утрамбовал его, сверху положил лыжи, сел на эту снежную скамейку и обрадовался, как мальчишка, получивший на экзамене пятерку: из-за деревьев выкатились те четверо, о которых он только что думал.

— Не утерпели? — с улыбкой встретил ребят Вадим Степанович. — Могли бы и подождать с пробами, когда сойдет снег.

— А вы?.. Тоже ведь не утерпели! — бойко ответил Ромка.

— Я не за пробами. Рекогносцировка, как в армии говорят… И погода прекрасная — прогулялся.

Вы могли бы всем отрядом в такую погоду вылазку устроить — поразмялись бы немного.

— Некогда разминаться! — деловито заметил Ромка. — Работы хватает!.. Вот сегодня воскресенье, а все наши мальчишки в мастерской — инструменты для лета готовят. И девчонки тоже — они стаканчики из картона делают для рассады.

О письме, отправленном селекционерам, Вадим Степанович знал, а все остальное было для него новостью. Активность ребят и обрадовала его, и встревожила. Вдруг вся эта подготовка пойдет прахом? И Кирилл Кириллович может не разрешить эксперимент, и сами ребята, столкнувшись с трудностями, могут отказаться от своей затеи. Тогда надолго пропадет у них охота пробовать себя и свои силы. Вместо пользы получится вред.

— Вам что-то не нравится? — спросила Катя, подавая Вадиму Степановичу первый стакан с чаем.

— Спасибо! — Вадим Степанович втянул в себя ароматный парок. — Все мне, Катюша, нравится… Очень даже нравится!.. И все-таки страшновато!.. А вам — нет?

Катя не поняла, что имел в виду директор, и выжидательно взглянула на него.

— Вы про это? — Колька рукой провел по воздуху — очертил остров. — Как мы тут развернемся, да?

— Про это! — подтвердил Вадим Степанович. — Помню, когда учителем стал… Нам всем приусадебные участки положены, но если не хочешь — не бери. Долго я тогда думал… Дороже земли ничего нет. Возьму, а обрабатывать ее времени не хватит. Буду, как та собака на сене… Получил земельку, так уж будь добр, не разводи лопухи да крапиву… Я бы на всех, кому земля дана, запрет наложил: чтобы они не смели брать в лавке или на колхозном складе ничего из того, что на их участке вырастить можно… И все-таки я взял землю, хотя и страшновато было, как сейчас…

Кого-то слушать, а самому молчать, — это Ромка переносил с большим трудом. Язык так и требовал спросить не без ехидства: «Ну и как?» Только этот Ромкин вопрос никому не был нужен. Все знали, что Вадим Степанович от урожая до нового урожая обходится своей картошкой, капустой, морковью. Весной даже соседям дает из своих запасов.

— А мы тоже цветов не покупаем! — выпалил Ромка.

— Вы их даже продаете! — усмехнулся Колька. — И дома, и на рынке.

— Продаем! — вырвалось у Ромки, хотя он и чувствовал, что выгоднее прекратить разговор на эту тему. — Продаем ведь, а не покупаем!.. Вот если бы вы, Вадим Степанович, собрали картошки целых сто тонн, вы бы что, не продали ее?

— Продал бы, наверно, — ответил Вадим Степанович и уточнил: — Государству, по закупочным ценам.

Разговор прервался, потому что от Ромкиных цветов на всех повеяло каким-то холодком. Многое припомнилось ребятам: свадьбы в Светлячках, справляемые обычно осенью, скорбные похороны, не признающие никаких сезонов, день первого сентября. Во всех этих и многих других случаях требовались цветы. И чаще всего они были из огорода семьи Изотовых. Ромкины родители не очень наживались на счастье и бедах односельчан, цену назначали терпимую — в два раза меньше той, по которой они же продавали цветы на рынке. И все-таки была в этой торговле какая-то внутренняя непристойность. Лучше бы Ромка и не говорил о своих цветах.

Вадим Степанович не знал, как помочь ему развеять холодок. А может быть, и не надо помогать? Пусть прочувствует!..

— Да, цветник у вас богатый, — нейтрально произнес он и всю обратную дорогу раздумывал над этим коротким разговором.

Вадим Степанович мог бы поручиться, что, будь здесь весь седьмой класс, реакция на Ромкины цветы была бы такой же отрицательной. От этой уверенности легче думалось о будущем. На первый взгляд эпизод у пенька не имел прямого отношения к летней затее ребят, но Вадим Степанович чувствовал их внутреннюю связь. Не могут мальчишки и девчонки, столь чуткие к оттенкам добра и зла, превратить свою задумку в пустую и даже вредную игру.

Пожалуй, только сейчас Вадим Степанович до конца поверил ребятам.

Лед тронулся

Посылка пришла в тот день, когда на Стрелянке со скрипом и шорохом тронулся лед. И в первый раз за последние годы мальчишки и девчонки из седьмого класса не толпились со всеми школьниками на берегу. У них были дела поважнее.

На последней перемене Бориса Кравцова вызвали к завхозу, который вручил ему извещение о посылке, присланной на его имя. Бориса охватило такое волнение и нетерпение, что он забыл про все, даже про последний урок. Как был в школьной курточке и в тапочках, так и выскочил на улицу.

Удивлялись ребята на уроке английского языка — не понимали, куда девался Борис. Не заболел ли? Никто и предположить не мог, что он способен пропустить хотя бы один урок.

Когда прозвенел звонок и учительница, собрав портфель и сказав свое обычное: «Гуд бай!», открыла дверь, все увидели Бориса. Сияющий, он стоял в коридоре с объемистым фанерным ящиком на плече. Появление строгой англичанки не смутило его. Слишком велика была радость, чтобы принимать во внимание вопрошающе-недовольный взгляд учительницы.

— Извините! — мимоходом обронил он и переступил порог класса.

Вскочили все — ящик, как магнит, притянул ребят. Борис осторожно опустил его на учительский стол. На крышке, внизу, где пишут обратный адрес, виднелся отчетливый лиловый штамп селекционной станции.