Девять королев - Пол Андерсон

Перекинули мост через ров, и отворились ворота Большого Рата. Колесница покатилась на мост, через луг, мимо низкой ограды Дома Гостей Короля, мимо насыпи вокруг Королевских казарм — и замедлила свой бег у высокого частокола Кургана Королей. Ниалл остался стоять. Туда не восходят дважды. Там его выбрали королем. Тогда он поднялся по крутому склону на священную плиту, трижды обернулся против солнца и, подойдя к Белой Стене, воззвал к богам. Но сегодня Катуэл свернул к замшелому менгиру в пять футов. Стоявший у менгира воин взмахнул трещоткой, дабы подтвердить — мимо прошел король. Процессия проследовала дальше, в северные ворота, мимо менгиров, которых Ниалл только касался наконечником копья; мимо Рата Воинов; между курганами Дэлл и Дерка — прямо к Дому Пиршеств. Там его ждала королева, сыновья и советники со старшими слугами. Колесница остановилась, и Повелитель Пяти сошел на землю. Катуэл, подскочив, принял меч и копье, и король, как того требовал обычай, первым обратился к друидам и поэтам. Выслушав приветствия, в ответ он сказал:

— Время ожиданий. Мы ждем дождя. Дождь не приходит. Добрый ли это знак?

— Это добрый знак, — важно произнес друид Нимайн Мак-Эйдо. — Но другие знаки указывают, что тебе достанет мудрости пожертвовать больше, чем в прошлом году.

Ниалл помрачнел:

— В прошлом году я жертвовал больше, чем в позапрошлом, и в Имболк, и в Белтейн. И много мне в том было проку?

Среди придворных пробежал шепоток — впервые прилюдно столкнулись две силы: власть меча и закона и власть тайного знания.

Нимайн взмахнул рукой, призывая к вниманию. Все замерли. Верховный друид был сухощав, подвижен, со снежно-белой бородой и острыми чертами лица. Оттого что всю жизнь свою он пристально вглядывался в потустороннее, глаза его потускнели и подернулись мутной пеленой. Необычен был и его наряд: синий плащ под белой мантией. Жезл Нимайна покрывали могущественные огамические символы.

— Воистину удивительна опрометчивость твоих суждений, — начал он. — Ты не разбил врага — это так. Но ты вернулся домой. Вернулись домой твои воины. Почти все. И разве малую добычу принесли вы с собой? А ведь богиня Морригу могла бы оставить тебя там, у римской Стены. И кости твои расклевали бы вороны.

Друид помолчал немного, скорбно покачивая головой.

— Я прочитал знаки. В звездах, в земле и в тайных заводях. Знаки славных деяний, знаки мира в муках родовых схваток. Знаки нового рождения. Дай со щедростью, и воздастся тебе славой.

Ниалл подался к друиду, и глаза его блеснули.

— Война? Когда? Летом?

— Так прошептал красный ветер, но откуда он подул, мне неведомо.

Ниалл быстро взглянул на юг, в сторону лагини, на север, в сторону улатов, и задержал взгляд на востоке. Там за морем лежала Альба, которую римляне называют Британией. Растолкав советников, плотным кольцом окруживших короля, вперед выступил Бреккан, его старший сын.

— Ниалл, ты же возьмешь меня с собой, — выкрикнул он. — Возьмешь? Ты обещал!

Ростом Бреккан пошел в отца и среди сверстников верховодил: бегал быстрее всех, лучше всех держался на коне, плавал и дрался. И все-таки он был еще мальчишкой, тощим, голенастым, с подростковой жеребячьей грацией. Он еще не окреп и не налился зрелой мужской силой. Лицо его, нежное и овальное, с большими голубыми глазами, окруженное копной пшеничных волос, можно было бы назвать девичьим, если бы не нетерпеливый пушок, пробившийся над верхней губой.

— Мал ты еще, — сказал Ниалл сурово, но взгляд его засветился нежностью. — Наберись терпения. Придет твой день, и ты отправишься за своей славой.

Бреккан переступил с ноги на ногу и упрямо мотнул головой.

— Меня посвятили в воины в семь лет. Тогда ты сказал, что ждать мне еще столько же. Семь лет прошло! — Он повернулся к королеве. — Правда же, мама? Он обещал!

Королева улыбнулась. На самом деле она приходилась ему мачехой, но всегда была с ним ласкова.

— Ниалл, — сказала она мягко, — ты обещал показать ему мир. Ведь ты сам в его возрасте…

Королева напомнила Ниаллу о его собственной мачехе и о кознях, которые строила Монгфинд, чтобы не он, а ее сыновья наследовали отцу. Ниалл потемнел лицом. Не следовало ей говорить этих слов.

Лэйдхенн Мак-Бархедо угадал его настроение:

— Память о славных подвигах служит чести короля. Как и память о славных деяниях братьев, меж которыми царило доверие.

Ниалл мрачно взглянул на поэта, почетного гостя и ученика его приемного отца. Нет, в словах мудреца не было тайного укола. Сводные братья Ниалла никогда не замышляли против него. Они стали королю верными слугами. И подозревать жену в кознях против Бреккана, в пользу их общих сыновей, у него тоже не было повода.

Король смягчился.

— Посмотрим, — снова обратился он к сыну. — А пока учись терпеть. Это первое, что пригодится на войне. — Оглядевшись по сторонам, он вдруг усмехнулся. — Там придется терпеть холод, дождь, грязь, смрад, и натертые мозоли, и угрюмые рожи, и заплутавший обоз. И будут вечно урчать кишки, и будет вечно лить из носа, и никакая женщина не согреет твое ложе!

Напряжение спало. Гости принялись оживленно переговариваться, на лицах появились улыбки. Король казался в добром расположении духа. Впервые со дня возвращения в Эриу. Недаром сегодня канун Бригиты, Той, Что лечит тело и душу.

Приглашенные все прибывали. Мужчины вручали слугам оружие: никто не имел права переступить этот порог вооруженным. Даже столовые ножи не дозволялись: мясо на пиру помогут разрезать слуги. Щиты принимал дворецкий. Слуги вносили их внутрь. Там королевский сенешаль развешивал щиты над скамьями. Каждый получал место по своей славе и достоинству. Сенешаль держал в голове сотни родословных. Ошибок не случалось — плата за ошибку была бы слишком высокой, и гости всегда рассаживались без ссор и обид.

Приготовления тянулись долго. Стемнело. На небе загорелись первые звезды. Наконец протрубил рог, и двери распахнулись.

Величественен был Дом Пиршеств в Темире. Окружавший его земляной вал имел в длину семьсот пятьдесят футов и в ширину девяносто, и между ним и стенами Дома Пиршеств оставался лишь узкий проход. Могучие тесаные бревна стен даже не побурели, хотя Дом простоял уже больше двух лет, но к следующему празднику его должны были снести и выстроить новый. Еще крепко стягивали бревна глубоко загнанные в древесину железные скрепы; не рассохлась замазка. И соломенные плетения, украшавшие стены снаружи и открытые ветрам, нигде не подгнили и не перетерлись. Изнутри высокую крышу поддерживал двойной ряд могучих, в два обхвата, деревянных столбов. Столбы потом выроют и перенесут в новый Дом Пиршеств, ибо в них много силы — они сплошь покрыты магическими символами. Освещался зал светильниками, подвешенными на балках, и огнем, разведенным в яме посреди зала. Повара по двое приносили из кухни подносы с зажаренными ломтями мяса, а стоявшие наготове королевские слуги подхватывали их, разносили по столам и нарезали мясо кусками. Гости рассаживались за столы, уставленные кубками с медом. Место короля было у восточной стены, посередине; по обе руки от него сидели вожди самых могущественных туатов. Пятьдесят воинов королевской стражи, стоявших вдоль колоннады в сияющих шлемах и со щитами, невозмутимо наблюдали за пиршеством.