Воспоминания Пьера Изместиефф, потомка русского княжеского рода Долгоруких и французского рода Блукет, талантливого шпиона, успешного бизнесмена, любителя и ценителя красивых женщин - Пьер Изместиефф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Год в лицее пролетел быстро и удачно. Я успешно сдал экзамен В.Е.Р.С., после которого появилась возможность закончить учебу и идти работать, или продолжить обучение в последних трех классах. Мы по-прежнему шалили и подтрунивали над некоторыми преподавателями, стали часто играть в покер, не на деньги, но «как будто». Именинники, а часто и просто так, начали устраивать «surprise party» — вечеринки, где танцевали с девушками. Танцевали медленные танцы и рок-н-ролл. И героем праздника был тот, кому удавалось поцеловаться с девушкой. Все это не помешало перейти во второй класс.
Бабушка заставляла меня регулярно писать письма моей крестной матери в Лейпциг, конечно же, на немецком языке (я изучал его в лицее с шестого класса). Я не особо сопротивлялся, потому что любил крестную и любил получать от нее на каждое Рождество Христово посылки с немецкими сладостями.
Летом дедушка снова помог мне отправиться в лагерь Laffrey, но с одним условием. После месяца в лагере, на поезде (билет был куплен заранее) я должен был ехать на три недели в другой лагерь — немецкий, в Нюрнберг. Там тоже было замечательно. Много красивых немецких девушек. Мне очень понравилась одна из них. Впоследствии мы несколько лет с ней переписывались. Экскурсии по музеям. Колоссальное впечатление произвел на меня музей Альбрехта Дюрера. Чудные прогулки по лесам, где я пристрастился собирать грибы. Помню, как я аккуратно сорвал очень красивый мухомор, и, вернувшись в лагерь, положил его в коробку со мхом. Каково было мое удивление, когда обнаружил, что он продолжал расти!
Но самое удивительное было не это. Неожиданно меня приехали навестить моя крестная со своим сыном Хорстом. Видел я их первый и последний раз в моей жизни. Они мне очень понравились. На протяжении двух дней они таскали меня по ярмаркам, кормили пирожными и мороженым, но почему-то часто плакали. Объяснение этого странного поведения я получил от бабушки, когда мне исполнилось восемнадцать лет.
Глава 3
Мое посещение второго класса лицея, дорогой читатель, заслуживает отдельной главы, и скоро вы поймете, почему. Шел 1959 год, мне было уже пятнадцать лет. На следующий год уже шестнадцать, а это уже не шутки — взрослый человек, хотя выглядел я намного моложе и своих лет, и своих сверстников. Лишь в год семнадцатилетия я вытянулся за год на целых 12 см, и мой рост стал один метр и восемьдесят сантиметров. Но хотя на тот момент я и выглядел где-то на тринадцать, это не мешало мне чувствовать себя настоящим мужчиной. В то время я был очень увлечен охотой, покером, флиртовал с девочками, и стал часто пропускать уроки. А когда появлялся в лицее, то вел себя отвратительно. Мой друг Даниель Израель в этом не отставал от меня. Мы были неразлучной парочкой друзей, и почти все время хулиганили вместе. Чтобы оправдать мое отсутствие на учебе, я подделывал бабушкин почерк и писал разнообразные извинительные записки. Вскоре наступил конец первого триместра. Нам выдали наши тетрадки с оценками и отзывами учителей. Отметки были ужасными, да и отзывы были ничем не лучше. Директор поставил нам обоим официальное «предупреждение». Я, конечно, подписал тетрадку с оценками за бабушку, а Даниель не смог этого сделать за своего строгого отца, который с нетерпением и беспокойством ожидал оценок сына. Вот тут-то я решил помочь моему другу. Ночью я залез в секретариат лицея, взял чистую тетрадь для оценок, поставил на нее полагающийся штамп, разными ручками и почерками написал положительные отзывы. Мало того, я поставил Даниелю не только приличные отметки, но даже наградил его местом на «почетной доске» (tableau d’honneur по-французски). Отец Даниеля был так доволен, что через несколько дней у Даниеля появился мопед!
В выходные мы собирались с девочками в моей комнате-клубе. Стены комнаты, как вы помните, были расписаны. Мы называли это помещение клубом «непонятых». В этом «клубе непонятых» мы танцевали, флиртовали, пили водку, которую я готовил сам, по собственному рецепту. Я разбавлял спирт, который приносила бабушка из больницы, водой и настаивал затем то на лимоне, то на апельсине, то на перце. Однажды бабушка зашла случайно и увидела двух полураздетых девочек. Она покраснела, но ничего не сказала. Вечером бабушка пожаловалась дяде Вите, и тогда я получил уже неофициальное, но домашнее предупреждение.
Закончился второй триместр. Я получил выговор (blâme) от директора. У Даниеля отметки были средние, и он обошелся без отрицательного отзыва директора. Но Даниелю все равно понадобилась моя помощь, чтобы переписать отметки в поддельной тетрадке. Снова мне пришлось ночью забраться в секретариат.
Вскоре прозвенел последний звонок учебного года. Вся моя семья: моя любимая бабушка, мой дядя Витя и я испытали настоящий шок, когда в моем дневнике появилась запись: «Ученик не способен дальше учиться и должен переходить к самостоятельной трудовой жизни». Я был изгнан не только из лицея, а и из образовательной системы, и должен был идти работать, не получив даже среднего образования. Что делать? Как быть?
Бабушка отправила телеграмму дедушке в Рабат. Он ответил, что приедет, и через несколько дней он прибыл в Марракеш.
Дедушку я очень уважал и даже побаивался. Он был единственным авторитетом для хулигана, то есть для меня.
Первое, что он сделал — отправил меня к парикмахеру, и мои длинные волосы до плеч превратились в короткую стрижку. Но этот результат его не удовлетворил, на его взгляд, волосы были еще слишком длинные. Он обругал парикмахера и отправил меня к другому, от которого я вышел уже почти обритым.
Следующий шаг был посвящен моей комнате-клубу «непонятых». Дед купил металлические щетки и заставил меня стереть все надписи. Моя комната наконец-то приобрела приличный вид. Дед
