Стихотворения и поэмы - Даниил Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15
О, не всё ль равно, что дума строгаяВ тишине, подобно скрипачу,Тайным зовом струны духа трогалаВ эти дни, отверзтые лучу;Заглушала еле внятной жалобойЮжных волн звенящую парчу…Этой песнью, что как стон звучала бы,Золотых стихов не омрачу.
Но грустней, грустней за листопадамиСолнце меркло в поздней синеве…Гном-ноябрь меж грузными громадамиОборотнем шмыгал по Москве.Оседала изморозь бездомнаяВ побуревших скверах на траве,И в крови заныла горечь тёмная,Как вино в похмельной голове.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В страшный год, когда сбирает родинаПлод кровавый с поля битв, когдаШагом бранным входят дети ОдинаВ наши сёла, в наши города —Чище память, сердце молчаливее,Старых распрь не отыскать следа,И былое предстаёт счастливее,Целокупней, строже, чем тогда.
Сохраню ль до смертных лет, до старости,До моей предсмертной тишиныГрустный пламень нежной благодарности,Неизбежной боли и вины?Ведь не в доме, не в уютном тереме,Не в садах изнеженной весны —В непроглядных вьюгах ты затеряна,В шквалах гроз и бурь моей страны.
Лишь не гаснут, лёгкие, как вестницы,Сны о дальнем имени твоём,Будто вижу с плит высокой лестницыТихий-тихий, светлый водоём.Будто снова – в вечера хрустальныеМы проходим медленно вдвоёмИ опять, как в дни первоначальные,Золотую радость жизни пьём.
16
Есть правда жестокая в подвиге ратном,Но солнце любило наш мирный удел…О солнце, о юности, о невозвратномОкончена песня, и день догорел.
Вставай, моё терпкое, вещее горе,Судьбу с миллионами судеб свяжи,Веди с озарённых, прекрасных нагорийВо мрак, на убийственные рубежи.
Уже не сомкнётся бесшумная хвоя,Листва не коснётся ресниц на весу, —Бездумно, как юные Дафнис и Хлоя,Уже не уснём мы в блаженном лесу.
И если когда-нибудь наши дорогиСкрестятся в полночи – мы будем не те,Что некогда шли на златые отроги,Молясь облакам и своей красоте.
О, лишь не утратить бесценного дара —Любви к этим солнечным, юным мирам,Насквозь золотым от блистанья и жара,Всегда совершенным, как эллинский храм.
Январь 1942
Зеленою поймой
Русские октавы
Мой край душистыми долинамиЦветёт меж дедовского бора.Сосновых толп живые хорыПоют прокимн, поют хвалу,И множествами журавлинымиЛесные шелестят болота —Заклятью верные воротаВ непроницаемую мглу.
Сквозь эту сказку вечно детскуюПрочтёт внимательная совестьУсобиц, бурь, разбоев повестьВ преданьях хмурых деревень,Где помнят ярость половецкуюВо ржи уснувшие курганы,Где лес берёг от ятаганаСкитов молитвенную сень.
Разгулом, подвигом, пожарами,Самосожженьями в пустынеПрозванья сел звучат доныне:Святое, Тёмное, Погар…А под зарницами, за хмарами,У гаснущей в цветах дороги,Бдят непостигнутые богиГрядущих вер и светлых чар.
Ещё таинственней, вневременнейЖивую глубь стихий почует,Кто у костра один ночуетНад дружелюбною рекой,Кто в этой вещей, мудрой темениДуши Земли коснется страстной,Даст путь раскрыться ей, безгласной,И говорить с его душой.
Здесь на полянах – только аисты,И только цаплями изученГустой камыш речных излучинУ ветхого монастыря;Там, на откосы поднимаясь, тыНе обоймёшь страну очами,С её бескрайними лесами,Чей дух господствует, творя.
Есть в грозном их однообразииТишь притаившегося стана,Есть гул бездонный океана,Размах вселенской мощи есть,Есть дремлющий, как в недрах Азии,Ещё для мира нерождённый,Миф, человечеству суждённый —Грядущего благая весть.
В ней сочетались смолы мирные —Дары языческого рая,И дымных келий синь святая —Тоска о горней высоте,А ветер голоса всемирныеОт городов несёт и моря,С былою замкнутостью споряЗа русские просторы те.
И если раньше грань отечестваСужала наш размах духовный,И замыкался миф верховныйВ бревенчатую тесноту, —
Теперь простор всечеловечестваЖдёт вестника, томится жаждой,И из народов примет каждыйЗдесь затаённую мечту.
Нет, не державность, не владычество —Иное крепнет здесь решенье:Всех стран – в сады преображенье,А государства – в братство всех.И страстные костры язычества,И трепет свеч в моленье клирном —Всё – цепь огней в пути всемирном,Ступени к Богу, звёзды вех.
К преддверью тайны уведите жеВы, неисхоженные тропы,Где искони с лучом ЕвропыВостока дальний луч скрещён,Где о вселенском граде КитежеВещает глубь озер заросших,Где спят во вьюгах и порошахПобеги будущих времён.
1950
Брянские леса
Заросли багульника и вереска. Мудрый дуб. Спокойная сосна…Без конца, до Новгорода-Северска, Эта непроглядная страна.
С севера, с востока, с юга, с запада Хвойный шум, серебряные мхи,Всхолмия, не вскопанные заступом И не осязавшие сохи.
С кронами, мерцающими в трепете; Мощные осины на юру…Молча проплывающие лебеди В потаенных заводях, в бору:
Там, где реки, мирные и вещие, Льют бесшумный и блаженный стих,И ничьей стопой не обесчещены Отмели младенческие их.
Лишь тростник там серебрится перистый, Да шумит в привольном небе дуб —Без конца, до Новгорода-Северска, Без конца, на Мглин и Стародуб.
1936
* * *
Исчезли стены разбегающиеся,Пропали городские зданья:Ярчеют звёзды зажигающиесяЛюбимого воспоминанья.
Я слышу, как в гнездо укладываютсяНад дремлющим затоном цапли,Как сумерки с лугов подкрадываются,Роняя голубые капли;
Я вижу очертаний скрадываемыхКлубы и пятна… мошки, росы…Заречных сёл, едва угадываемых,Лилово-сизые откосы;
Возов, медлительно поскрипывающих,Развалистую поступь в поле;Взлет чибисов, визгливо всхлипывающихИ прядающих ввысь на воле…
И в грёзе, жестко оторачиваемойСегодняшнею скорбной былью,Я чувствую, как сон утрачиваемый,Своей души былые крылья.
1950
Владимир
* * *
Тесен мой дом у обрыва,Тёмен и тих… ВдалекеВон полуночная рыбаШурхнула в чёрной реке.
В этом лесничестве старомРобким огнём не помочь.Даже высоким СтожарамНе покоряется ночь.
Издали, сквозь немеречу,Где бурелом и лоза —Жёлтые, нечеловечьи,Нет, и не волчьи глаза.
Там, на глухих Дивичорах,Где пропадают следы —Вкрадчивый шелест и шорохЗлого костра у воды.
И, в непонятном веселье,Древнюю власть затая,Варит дремучее зельеТемная ворожея.
Плечи высокие, прядиУ неподвижного лба.В бурых руках и во взгляде —Страсть моя, гибель, судьба.
Тайну её не открою.Имя – не произнесу.Пусть его шепчет лишь хвояВ этом древлянском лесу.
Только не снись мне, не мучай,Едкою хмарой отхлынь,Вылей напиток дремучийНа лебеду и полынь.
1939
Дивичорская богиня
Вновь с песчаного Востока дуетСтарый ветер над полями льна…А когда за соснами колдуетПоздняя ущербная луна —
То ль играют лунные сединыПо завороженному овсу,То ли плачет голос лебединыйС Дивичорских заводей, в лесу.
И зовёт к утратам и потерям,И осины стонут на юру,Чтоб в луну я научился верить —В первородную твою Сестру.
Верю! знаю! В дни лесных становийБыл твой жертвенник убог и нищ:Белый камень, весь в подтёках крови,Холодел у диких городищ.
В дни смятенья, в час тревоги браннойВсе склоняли перед ним копьё,Бормотали голосом гортаннымИмя непреклонное твоё.
Брови ястребиные нахмуря,Над могучим камнем колдуныПрорицали, угрожая бурейИ опустошением страны;
Матери – их подвиг не прославлен —Трепетали гласа твоего.Чей младенец будет обезглавлен?Перст твой указует – на кого?..
А когда весной по чернолесьюВспыхивали дымные кострыИ сиял в привольном поднебесьиБледно-синий взор твоей Сестры,
И когда в листве любого дубаПтичий плеск не умолкал, и гам,А призыв тоскующего зубраКолыхал камыш по берегам —
По корням, по стеблю, в каждый колос,В каждый ствол ореха и сосныПоднимался твой протяжный голосИз внушавшей ужас глубины.
Но теперь он ласков был, как пеньеСеребристой вкрадчивой струи,И ничьи сердца твое веленьеНе пугало в эту ночь: ничьи.
Барбарис, багульник, травы, злакиОтряхали тяжкую росуИ, воспламенённые во мраке,Рдели странным заревом в лесу.
А в крови – всё явственней, всё выше,Точно рокот набухавших рек,Точно грохот ледохода слышалКаждый зверь – и каждый человек.
Били в бубен. Закипала брага;Запевал и вился хороводВдоль костров в излучинах оврагаДо святого камня у ворот.
Пламя выло. Вскидывались руки,Рокотали хриплые рога:В их призывном, в их свободном звукеВсё сливалось: сосны, берега,
Топот танца, шкуры, брызги света,Лик луны, склонённый к ворожбе…А потом, до самого рассвета,Жертвовали ночь свою – тебе.
…Верю отоснившимся поверьям,Снятся незапамятные сны,И к твоим нехоженым преддверьямМои ночи приворожены.
Вдоль озер брожу насторожённых,На полянах девственных ищу,В каждом звуке бора – отражённыйСлышу голос твой, и трепещу.
А кругом – ни ропота, ни бури:Травы, разомлевшие в тепле,Аисты, парящие в лазуриС отблесками солнца на крыле…
И лишь там, на хмурых Дивичорах,Как в необратимые века,Тот же вещий, серебристый шорохТвоего седого тростника.
1939
