Дорога к тебе и от тебя (СИ) - Эдриан Лина

Да, я хочу быть честной, но это не значит, что я позволю ему узнать, как глубоко забрался Тимур тогда в прошлом. Глубоко в сердце, под кожу. Я даже сама себе до конца не признаюсь. Никто не знает. Даже я.

А ведь действительно — наша с ним история длилась так мало, всего лишь несколько месяцев. Разве может человек так важен за столь короткий срок? Оказалось, может.

— Это… было серьезно? — он бросил на меня взгляд, следя за реакцией.

— Не думаю. Мы даже не были в отношениях. Никаких признаний. Ничего.

От того, что я говорю, больно. Невыносимо. Это правда. Злая. Настоящая.

И я не понимая, как я могла так увязнуть, если действительно не было ни шанса на совместное будущее? Он не обещал, не предлагал. А мне и не нужны были его слова тогда. Я сама построила замки и придумала сказку.

Кажется, Денис, наконец, расслабляется.

— Вы… выглядели напряженно.

— От неожиданности, — пожала плечами я.

Мое спокойствие успокаивает и Дениса. Он смотрит на меня уже с улыбкой.

— Спасибо, что рассказала.

— Ты — мой муж. Ты всегда будешь на первом месте, — честно говорю я.

Да, я вышла за него замуж, потому что сама хотела. Потому что полюбила. Поверила. Он оберегал, ценил, носил на руках. Он дал мне все. Помог начать выставлять мои картины, действительно объявить себя художницей. Дал мне работу, карьеру. Собрал заново разбитое сердце, исцелил, залечил. Подарил свою любовь. И всегда был рядом.

— Как думаешь… он станет спонсором? — аккуратно спросила я.

Муж бросил на меня быстрый взгляд.

— Ты не хочешь?

Слишком хорошо меня знает и понимает. От него сложно что-то скрыть.

— Нет, — честно. — Пусть это все было давно, но расстались мы с ним… как-то гадко. И он живое этому напоминание.

— Гадко?

Денис так часто бросал на меня взгляд, что, кажется, жалел, что мы не завели этот разговор дома. Он любил видеть мое лицо при таких вот серьезных обсуждениях, считывать малейшую эмоцию.

— Да. Он такой человек. Я узнала, что он женится случайно, когда столкнулась с его невестой на мероприятии. А он… ничего не захотел объяснять. Да, наверное, наши отношения этого и не предполагали. Но было все равно гадко.

Денис нахмурился.

— Ты после этого уехала в Питер?

А вот тут я не была готова ответить. Я не хотела, чтобы он думал, что я уехала из-за Тимура. Ведь тогда… это говорит о том, как сильны и серьезны были мои чувства. Просто так не убегают в другой город.

— Не совсем. Было много моментов, — витиевато, аккуратно, и молясь, чтобы Денис не начал ничего уточнять.

Мы как раз подъехали к дому, поэтому разговор прервался, а я облегченно вздохнула.

В эту ночь Денис впервые нарушил собственное правило — никакого секса, когда мы поздно возвращаемся домой. Это было негласное, не озвученное правило, но оно существовало всегда между ними. Просто однажды, когда я ластилась к нему, он спокойно сказал:

— Нет, родная. Не тогда, когда я устал, уже поздно, а завтра рано вставать.

И в эту ночь Денис растягивал, оттягивал мой и свой оргазм. Нет, я не чувствовала в нем злости или ревности. Но почему-то ему важно было вновь напомнить себе и мне, что только он имеет права на мое тело. Только он и никто больше.

На следующее утро я пришла в галерею раньше обычного. Спала сегодня очень плохо, постоянно просыпалась. В итоге вскочила в шесть утра и не смогла больше уснуть.

Мы жили в пятнадцати минутах езды от галереи, поэтому в восемь я уже отключила сигнализацию и бодро прошествовала в свой кабинет.

Работа — это то, что мне сейчас нужно. Однозначно. Чтобы выкинуть из головы вчерашний вечер. Не думать и не вспоминать.

Денис позвонил через полчаса, выразив удивление, что я так рано ушла. Да, обычно я была той еще соней, могла на работу прийти и к двенадцати, а Денис всегда выходил из дома в одно и то же время — в девять утра.

День пролетел быстро. В привычной суматохе. Мы готовили к запуску новый тематический зал — история стран и народов. Я искала разные картины, продумывала экскурсионный сценарий. Это была моя идея — разнообразить нашу галерею таким вот форматом тематических залов и экскурсий. По концепции галереи у нас просто висели картины разных художников, которые мы тщательно выбирали. Были таблички и даже аудиогиды, рассказывающие подробности об авторах картин и их творениях, но не более того.

— Саш, — я встрепенулась, услышав голос Веры, — там… хотят купить твою картину.

— И что? — я нахмурилась.

Если кто-то хотел купить картину, он покупал. Возможно, Вера хотела, чтобы я лично поздравила с покупкой?

— Хотят купить “Огонь чувств”.

Я вздрогнула.

— Она не продается.

— Я знаю, знаю. Я так и сказала, но он… не слушает. Говорит “хочу и все”.

— Вот как…

Я встала, направившись вслед за Верой в зал.

Для моих картин действительно был выделен отдельный, небольшой зал. Здесь висело сейчас пятнадцать моих картин. Раньше было больше, но после выставки, когда купили практически все тридцать картин, зал стал более пустым.

На мне сегодня был белый, деловой костюм — брюки и пиджак. Черная шелковая блузка и черные шпильки. Уверенной походкой вошла в свой зал и застыла, мечтая, чтобы все это мне снилось.

Он стоял спиной, но я узнала бы его даже будь здесь полумрак. Кажется, все-таки что-то изменилось за прошедшие два с половиной года. Он явно стал шире в плечах, рубашка натянулась под стальными мышцами рук.

Я сделала глубокий, бесшумный вдох, сжала руки в кулаки и уверенно двинулась к Тимуру.

Встала рядом с ним напротив картины, которую он так хотел купить.

Огонь чувств… Картина, которая была для меня слишком личной, чтобы продавать. На ней была я… платье развивалось, а вокруг был огонь. Я и сама была в огне. Огонь кружил вокруг меня, поднимаясь даже выше моего роста. Я стояла спиной, в кроваво-красном платье. И там вдалеке силуэт мужчины. Он был в движении и куда-то шел. Шел вперед, все больше отдаляясь от меня.

— Зачем тебе эта картина? — нарушила я тишину.

— Понравилась, — он не посмотрел на меня, все также гипнотизируя картину взглядом.

— Она не продается.

— Почему? — теперь уже он резко повернулся, вновь начиная прожигать меня своим взглядом.

— Я так решила.

Вот так просто. Это моя галерея. Мои картины.

— Ах да… не обязана ничего объяснять, — с усмешкой отчеканил он.

Я тоже повернулась к нему. Теперь не стояла боком, а стояла лицом к лицу. Смотрела прямо в глаза. Он хищник. Нельзя показывать страх и слабость.

— Надеюсь, со второго раза ты запомнишь, — ровно ответила я, не выражая голосом никаких эмоций.

Он внимательно меня разглядывал.

— А у тебя появились когти, — задумчиво сказал он.

— Они и были.

Вдруг он сделал еще один шаг ко мне. Я сжала крепче кулаки, впиваясь ногтями себе в ладони. Не отшатнулась. Нельзя. Он должен думать, что меня не волнует его близость. Не волнует он.

— Нет, раньше ты шипела как котенок, а теперь царапаешься как кошка, — тихо проговорил он.

— Все меняется. Время, люди, чувства.

Я намекала. Я уже не та. И я ничего к тебе не чувствую.

— Ты только провоцируешь меня таким своим поведением, — вдруг сказал он.

Я вздрогнула.

— Провоцирую на что?

Он промолчал, не собираясь, видимо, что-либо пояснять.

— Не продается только эта картина? — переводя взгляд обратно на “Огонь чувств”, спросил он.

— Да.

“И удивительно, что ты выбрал именно ту единственную картину, которую я не захотела продавать” — про себя подумала я.

— Что ж, — он сделал шаг назад, давая, наконец, мне хотя бы немного личного пространства. — Не прощаюсь.

И в следующую минуту развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. А я смотрела вслед. Знала, что не должна, но все равно смотрела.

Что значит это его “не прощаюсь”?

Я не должна думать. Надо прямо сейчас выкинуть его из головы. Не прокручивать разговор. Не разбирать все произошедшее на атомы. Это незачем.