Руководящие идеи русской жизни - Лев Тихомиров

Нельзя сказать, чтобы наш ученый не видел существенных сторон «чистой монархии». «Изо всех политических форм, — говорит он, — это та, которая представляет во всей полноте единство государственной воли, а с тем имеет и единство государственного союза». «Чистая монархия, — говорит он, — представляет и высший нравственный порядок. Здесь Верховная власть независима от воли народной: поэтому здесь господствует начало обязанности или подчинения высшему порядку». Другими словами, следовало бы сделать вывод, что чистая монархия представляет самое чистое выражение вообще государственной идеи. Но Б.Н. Чичерин тут же замечает: «Что касается до начала свободы, то оно в этой государственной форме проявляется только (?) в подчиненных (??) сферах». Замечание мудреное! Как сказано выше, эта злополучная «свобода» именно сбивает с толку современных государственников.

А казалось бы, никто лучше профессора Чичерина не мог бы понимать всей фантастичности такой характеристики, если бы наш ученый имел силу удержаться на логике собственной мысли. Но ходячие идеи имеют силу непреоборимую. Возьмем, например, учебник профессора А.С. Алексеева[6]. Лекциям московского профессора нельзя отказать в больших достоинствах повсюду, где он является свободным от чужих мыслей. Как русский государственник, он старается быть истолкователем действительных фактов, изучаемых на исторической почве, но в изложении общего государственного права повторяет теории просто изумительные, как будто это говорит совершенно иной человек.

Вот что даем мы под видом науки, как только попадаем под влияние европейских взглядов:

«В государстве старого порядка, типом которого может служить французская монархия XVII века, вся полнота Верховной власти сосредотачивалась в одном лице, и эта власть поэтому (?!) была личной и надзаконной. Современное же государство такой власти не знает и распределяет основные функции государственной власти между несколькими органами, из которых поэтому ни один не обладает неограниченной властью и каждый находит свой предел в конституции других органов… В современном государстве каждая функция государственной власти имеет свой, ее природе соответствующий орган, и каждый из этих органов имеет свою самостоятельную, законом гарантированную компетенцию!» Для установления единства действий этой рассыпан — ной храмины власти «…основной принцип конституционного (оно же „современное“) государства гласит, что новое право не создается односторонней волей правителя, а может состояться лишь в форме закона».

Это «современное» государство рассматривается как универсальное.

«Если прежде политический строй народа слагался лишь из элементов, вырабатывавшихся на его родной почве, то в новое время этот строй нередко искусственно насаждается по образцу конституций других народов и сразу дает народу то, что другим доставалось веками многотрудной исторической жизни. Конституционные учреждения слагались на английской почве целыми веками. Но с тех пор, как ими овладела наука (не наоборот ли: они овладели наукой?), и они породили политические теории, которые проповедывались выдающимися умами

Англии, Франции и Германии, а государственный строй этих последних стран рушился под напором новых потребностей, новых идей и новых воззрений, тогда они послужили образцами, по которым были преобразованы в сравнительно короткое время большинство европейских государств». В противность будто бы прошлому ныне «… политическая доктрина является самостоятельной силой, подчиняющей своему владычеству культурные народы, нивелирующей политический быт и распространяющей на них сеть однообразных учреждений»[7].

IX

Отсутствие «новизны» в основных силах политики. Учение Полибия

Не стану умножать выписок. Приведенные достаточно характеризуют идею, рвущуюся к нам из Европы и не встречающую отпора в нашей науке. Оставаясь в пределах частностей собственно русских особенностей права, наши ученые проявляют иногда живую силу наблюдения и мысли. Немало превосходных страниц дает, например, Романович-Славатинский или цитированные Б.Н. Чичерин и сам А.С. Алексеев. Но переходя к общему, к установке основ и принципов, мы лишь послушно излагаем чужие теории, если и не превращаясь в их последователей, как А. Градовский и даже Андреевский, то без всякой силы стать на почву критики. А между тем вся теория «современного» европейского государства слаба до последней степени.

Что говорит она нам?

Современное государство характеризуется тем, что, во-первых, его Верховная власть представляет сочетание различных принципов власти, чем будто бы обеспечивается законность и свобода; во-вторых, что это есть наиболее совершенное государство; в-третьих, что оно универсально, то есть приложимо ко всем странам; в-четвертых, нас уверяют, что теперь «в наше время, когда луч цивилизации…» — все идет к нивелировке, и, в-пятых, что все это необычайно ново и составляет изобретение культурной Европы.

И, однако же, все, что в характеристике «современного» государства действительно научно, то есть выражает точное наблюдение фактов, прежде всего не ново. Не только не новы факты, но не ново их понимание. Так, гипотеза сочетанных форм власти — очень давняя и в «настоящее время» не стала даже, к сожалению, яснее, чем была у Полибия или Цицерона. Не только не нов переход от одних форм власти к другим, но и самая формулировка этой «эволюции». В этом отношении эмпирическое учение Полибия даже глубже и стройнее, нежели «современные».

Более 2000 лет тому назад (около 200 лет до Р.Х.) он развивал свое учение о политических формах. Признавая вслед за Аристотелем три основные формы (монархию, аристократию и демократию), он так представлял их последовательную смену.

В обществе еще не благоустроенном или пришедшем в расстройство власть составляет удел силы. Это наше современное droit de plus fort[8]. Но в самых столкновениях между людьми неизбежно вырабатываются понятия о честном, бесчестном, справедливом, несправедливом. Главы и старейшины стараются поэтому управлять скорее правосудием, чем силой. Полибий, сам уроженец греко-персидского мира, не мог не знать живых примеров этого вроде истории возвышения Дейока. Такие-то популярные своим правосудием лица, говорит он, создают монархию. Она держится, пока сохраняет свой нравственный характер. Теряя его, она вырождается в тиранию. Тогда является необходимость низвержения тирана, что и производится лучшими, влиятельнейшими людьми. Наступает эпоха аристократии. Конец аристократии является тогда, когда она вырождается в олигархию, протестом против которой является власть народа — демократия. Ее вырождение, в свою очередь, создает невыносимую охлократию, господство толпы, которая снова приводит общество в хаос. Тогда спасением является снова восстановление единовластия.

Так представлял себе Полибий круговую эволюцию политической смены форм. Отсюда же он выводил свое учение о сложных формах власти. Так как все они имеют свои недостатки, то мудрейшие законодатели, говорит он, думали отвратить это неизбежное зло сочетанием трех основных форм, чтоб исправлять недостатки одной достоинствами других. Как на образчик этого Полибий указывает на конституцию Ликурга в Спарте. Еще более удачным сочетанием он считает устройство Рима, в котором консулы представляли, по его мнению, элемент монархический, сенат — аристократический, а народные собрания и трибунат — демократический.

Нам нет надобности входить в критику политического учения Полибия и Цицерона, его разделявшего. Я хотел только напомнить общеизвестный пример того, как мало новизны в нашей современности. То же самое должно сказать и о факте представительства, которое известно с древнейших времен, как это признают и современные исследователи политических учреждений. Если Спенсер в доказательство их распространенности в классическом мире ссылается на Дюрюи, то, в свою очередь, чисто политические исследователи могли бы сослаться на примеры, собранные исследователями первобытных обществ. Вообще к предположению новизны политических учреждений всегда должно относиться с большой осторожностью. Большей частью мы усматриваем новизну форм только по непониманию внутреннего смысла сил, их создающих.

X

Общие признаки Верховной власти. — Учение Руссо. — Ошибки конституционной теории. — Воображаемое сочетание «единства» из противоположностей

Только небрежностью анализа, зависящей от недостаточного понимания, объясняется идея будто бы сочетанной Верховной власти. Верховная власть всегда проста, всегда принадлежит какому-либо одному началу. Так было в древности, так есть и теперь, в России, в Европе и где бы то ни было.