Древняя Греция. От Геракла до Перикла - Савельев Андрей Антонович

Все это не отменяет реальной основы мифов, которая продолжала находить свое подтверждение и после Шлимана, – например, открытием в 1900 году Кносского дворца на Крите (с ним связаны мифы о Дедале и Икаре, Тесее и Минотавре), в 1939 году – дворца в Пилосе («Илиада» размещает в этом дворце «божественного Нестора» – участника похода на Трою). Так, археология подкрепляет общеэллинский миф – надежнее, чем его опровергают местные перетолкования.

Гесиод предлагает набор аргументов против силового захвата имущества, сравнивая его с решениями жадных царей-«дароядцев» (dorophagoi). Народные сказания о наказании за лживые решения переносятся на частное дело. Поэт пересказывает своему брату Персу, присвоившему часть имущества Гесиода, миф о пяти поколениях, последовательно деградирующих до современности – железного века, когда «справедливость» (dike) и «заносчивость» (hubris) столкнулись в непримиримой борьбе. Поражение первого и победа второго – печальный прогноз будущего.

В басне, передаваемой Гесиодом, ястреб хватает соловья – певца (aoidos). Иносказательно сила выступает против истины, земные страсти побеждают божественные установления. Демонстрируя, как возникает несправедливость, Гесиод стремится отвратить от нее тех, кто рассчитывает властвовать несправедливо – ведь на них также обрушится эта напасть, если dike падет. Тогда богиня Дикэ накажет отступников при помощи своего отца Зевса. Лишенные dike будут пожирать друг друга. Это вневременное правило, действие которого мы можем видеть и в наши дни, подается в мифологической обертке, способствующей образному восприятию рациональной идеи.

«Труды и дни» Гесиода отражают общеэллинское представление о том, что города Греции управляются либо по справедливости, либо несправедливо. Отражены общие представления о законности, основанные на божественных установлениях themis. Таким образом, увещевание Перса проходит три стадии: моральные аргументы, мифологические образцы и, наконец, общие принципы законности.

В «Теогонии» Гесиод упоминает богиню Эвномию – дочь Зевса и Фемиды. В стихах Солона Эвномия укрощает лишенных dike, чернит hubris, смиряет нарастание беспорядков, выправляет неправые решения. Так божественное предопределяет земное.

Солон выступает пророком богов, утверждая одинаковую dike для бедных и богатых. Одновременно в фигуре Солона выступает поэт-законодатель, который во многом аналогичен Гесиоду. Как и Гесиод, он встает во взаимоотношения с Музами, которых он молит дать ему богатство и славу, чтобы помогать друзьям и вредить врагам, но не за счет hubris. Он сам является воплощением dike, то есть – представляет мифологизированный образ законодателя, который получает божественную санкцию на свои действия, и тем самым не может не быть поэтом.

Еще один пример поэтического устремления к справедливости – Феогнид из Мегары, который, как и Гесиод, теряет часть имущества, и так же выступает с поучениями общезначимого характера. Он ждет момента, чтобы «испить крови своих врагов» и уповает на поддержку духа diamon, который покровительствует его мести. Возможно, это один из стражей Dike, с помощью которых она карает преступников. Феогнид также молит Зевса дать ему силы на помощь друзьям и на вред врагам.

Солон и Ликург считались подобными богам и почитались в именных культах. Также и Гесиод и Феогнид мечтали о богоподобии, которое им будет положено, если они взыщут с обидчиков по справедливости. И они делают шаг, который должен привести к этому – описывают правильное ритуальное поведение, в котором только и может существовать нравственность. Гесиод конкретизирует множество советов ритуального поведения: не мочиться лицом к солнцу, на дороге, в реки и источники. И здесь – полная аналогия с индийскими «Законами Ману»: не мочиться на дорогу, на ходу или с берега реки, лицом к ветру и огню, глядя на брахмана, на солнце, воду, коров. Индийское имя Ману означает «помнящий». Он держит в уме все правила жертвоприношения. Через слово memnemenos «держащий в памяти, уме» прослеживается лингвистическая связь между индийцами и греками, а также критянами (корень men-/mneh-, созвучие menos/minos – Минос).

Считается, что форма древнегреческого брака была связана с мобильной ролью женщины, которая предполагает перемещение от очага к очагу и заключение экзогамных браков. Но в мифе – иное правило. Богиня Гестия, покровительница семейного очага, олицетворяет неподвижность и законность наследственных прав. Очаг в этом случае – символ отцовства и родовой солидарности. Огонь и очаг олицетворяют также принцип законности и законной царской власти.

Греческий полис получает Народный Очаг, который помещался в prutaneion («пританий, председательское здание»). В Афинах считалось, что власть архонтам дается Общим Очагом, и их заседания проходят в притании. Сама сущность человека – порождение очага. Этимология греческого anthropos, άνθρωπος происходит от угля – (др. – греч. ἄνθραξ «уголь; карбункул»). Первый человек – он же и первый царь, порождение очага, от которого идет первородство по мужской линии – первородство в пылающем огне, зажигающем очаги.

Поэт – сшиватель эпох

Споры о том, является ли Гомер исторической личностью или собирательным образом, не имеют существенной ценности. Выдающийся антиковед Алексей Лосев предметно доказал, что автор «Илиады» и «Одиссеи» является личностью – независимо оттого, единичная ли она или собирательная (имманентный автор). Поэтому мы можем говорить об авторе, который отразил в своих бессмертных сочинениях сразу несколько эпох – героическую, связанную с Троянской войной, предшествующую ей микенскую – во множестве простейших деталей быта, и последующую – с ее раскрепощением после «темных веков». Именно Гомер связывает две соседствующие эпохи в единую ткань истории и культуры. Его редакторы заострили внимание на том, что Гомер предчувствовал в переходную эпоху, что было веянием времени.

Исторический Гомер наверняка существовал, и наверняка принадлежал к общине, которая позднее переселилась на ионийское побережье. Которое и считают родиной Гомера, привязывая те черты, которые имела община переселенцев, к месту, куда она переселилась. Общине гомеридов не надо было заискивать перед местными владыками, чтобы возвести их генеалогию к поколению героев. Ионийская свобода была под покровительством восточных царей, которых греческая культура мало интересовала – лишь бы их покровительство приносило доходы, а полисы не досаждали своей непокорностью. Умно управляемая империя не истязает удаленную периферию.

Обычно считается, что Гомер пишет об ионийском побережье, волны на берег у Гомера гонит Нот – южный ветер, зефир (западный ветер) у него гонит тучи с моря на берег. И эти ветры у него губительны, что характерно именно для ионийского побережья, а не для Греции, где Зефир, напротив, считается ветром легким и нежным. Но тот же характер морской погоды вполне мог быть связан с западным побережьем Пелопоннеса и Средней Греции, откуда родом любимый герой Гомера – Одиссей. В «Одиссее» рыбная ловля непопулярна – как у ионийцев Смирны, где рыбой питались только бедняки. В отличие от материковой Греции. Но это может быть связано с местом описываемых событий, а не с местом жительства Гомера.

Считается, что Гомер родился близ Смирны, где имелся целый культ Гомера, и значительную часть своей жизни прожил на о. Хиос, где секта гомеридов распространяла его произведения. С течением времени Гомеру приписывали все больше произведений других, менее известных авторов. Хотя само авторство не было для архаических греков чем-то особо ценным. До нашего времени сохранилось только то, что было наиболее популярным. Причем, обе гомеровские поэмы – это скорее фрагменты масштабных циклов, в создании которых участвовали многие авторы, которые продолжали в такой форме летописание. Первое известное нам упоминание о Гомере связано вовсе не с «Илиадой» и «Одиссеей», а с «Фиваидой», описывающей события до Троянской войны. До нас относительно целыми дошли только самые популярные произведения, которые поправлены множество раз – не с целью подмены, а с целью литературного совершенства текста. Из остальной древнегреческой поэзии до нас дошли и более или менее целостные фрагменты, и сущие обрывки, а порой только имена широко известных в свое время авторов.