Исцеление Вечностью - Санин Евгений

            - Понимаю, - кивнул тот, незаметно всовывая в руку таможенника тяжелый кошель с золотом.

            Но он, вопреки обыкновению, принялся отказываться от взятки, шепнув:

            - Нельзя! Сегодня нам приказано как можно тщательней обыскать все корабли!

            - Ну так обыскивайте! – недоуменно пожал плечами Клодий. - А мы тут при чем?

            И добавил еще один кошель.

            - Нельзя… Не положено… - почти простонал таможенник.

            Клодий недовольно покачал головой и, взяв у протянувшего ему с готовностью третий кошель Альбина, отдал и его.

            Старший таможенник переглянулся с младшим, почесал затылок и сказал:

            - Ну ладно. Мы не будем осматривать весь твой корабль. Но, не обессудь, для вида проверим только личный багаж. Тем более что это все равно нам почему-то приказано сделать, причем, лично под присмотром офицера преторианцев.

            - Ладно, проверяйте, но - только побыстрее! – махнул рукой Клодий.

            Старший таможенник подозвал командира преторианцев и сказал, что весь корабль осмотрен, ничего подозрительного не обнаружено, остался только личный багаж. Тот вошел в каюту владельца судна. И Грифон опять стал распаковывать один сундук за другим.

            Все ближе и ближе была очередь того, в котором находились бесценные свитки…

            Альбин стоял, не в силах пошевелиться.

            Клодий о чем-то спрашивал его. Он невпопад отвечал, лихорадочно соображая, как ему быть.

            Выхватить, а потом куда? Внизу преторианцы. Броситься в море? Но куда уплывешь? Да и все равно свитки намокнут в воде и пропадут навсегда…

            Всегда и везде умевший находить выход, на этот раз он был не в состоянии ничего придумать…

            Очнулся он от громкого голоса преторианца:

            - Глядите, Гомер! «Илиада»! Хотите, почитаю?

            Старший таможенник взглянул на тубус, который достал из кожаного мешка преторианец, и равнодушно пожал плечами:

            - Зачем? Она мне и в школе надоела.

            - Тогда я напомню тебе золотые дни детства!

            Преторианец вынул из тубуса свиток и развернул его.

            - Вот, слушай:

            Альбин в ужасе закрыл глаза и вдруг не поверил своим ушам, услышав, и правда, знакомое со школьных лет:

                               …Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,                             Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:                             Многие души могучие славных героев низринул                             В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным                             Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…

            - Что такое?.. – оборвав себя на полуслове, воскликнул преторианец, схватил другой свиток из тубуса, подписанного «Одиссея», и машинально продолжил читать его вслух:

                               …Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который                              Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,

            - И правда, Гомер! Ничего не понимаю… - глядя на свитки и тубусы, разочарованно протянул преторианец.

            - А ты что думал? – насмешливо спросил у него Клодий. – Что я везу вместо них запрещенные еще Октавианом Августом пророчества Сивиллы и «Науку любви» Овидия? А? – подтолкнул он Альбина, желая, чтобы и тот поучаствовал в его веселье.

            Но Альбин во все глаза смотрел на свитки с поэмами Гомера.

            Он тоже не мог ничего понять.

            - Что, остальное тоже смотреть? – на всякий случай не очень-то охотно осведомился старший таможенник.

            Но преторианец только отмахнулся от него и проворчал:

            - Ладно… хватит… Ну, Требий, я тебе покажу…

            - Может, и мои вещи посмотрите? – с готовностью протянул перед ним свою суму Грифон.

            - Да идите вы… то есть, плывите! – ругнулся на него преторианец и – не зря Клодий так недолюбливал наглых преторианцев, не пожелав им даже попутного ветра, направился по палубе к трапу.

            Альбин смотрел ему вслед. Он ровным счетом не мог ничего понять. И вдруг услышал, как старший таможенник, отходя, сказал младшему:

            - Хвала богам, что донос оказался ложным! А то у меня поджилки тряслись: вдруг, и правда, найдут что-то? Ведь лишились бы трех кошелей золота!

            «Все ясно. Значит, обыск был не случайным, и преторианец искал наверняка!» - понял Альбин.

            Но, слава Богу, все обошлось. Опасность миновала…

            И только тут его обожгла новая мысль:

            «Но где же тогда Священные книги?!»

11

            После завтрака, оставив отца Игоря спорить с отцом Львом по вопросам стройки, Александр вышел из домика и увидел Алешу, старательно красившего лавку в яркий зеленый цвет.

            - А что было сегодня на завтрак? – словно ни в чем не бывало спросил он, и Александр, радуясь тому, что между ними нет больше обид, оживленно принялся перечислять:

            - Пирог, оставшийся после вчерашних именин регента хора, яичница, печенье, конфеты…

            Он вдруг заметил, что Алеша сглотнул голодную слюну и, ругая себя за невнимательность, предложил:

            - Хочешь, я принесу тебе кусок пирога?

            - Нет, отец Лев может заметить. Тогда и тебе достанется! – отказался Алеша.

            - Ну, тогда вот, держи! - Александр достал из кармана денежные бумажки, которые дал ему отец Игорь и отсчитал ровно половину. - Купи что-нибудь и себе на завтрак!

            - Ого! Целых пятьдесят рублей! – удивился Алеша и каким-то особенным благодарным тоном сказал: - Спаси тебя Господь!

            Юркнув в знакомую щель в заборе, он вскоре вернулся с пирожками, пакетом сока и стал жадно есть, благодарно поглядывая на Александра.

            Чтобы не мешать голодному юноше, Александр оставил его, прошелся по тропинке.

            Дошел до ворот.

            И, снова бродя перед ними – теперь уже в ожидании Ирины - продолжал думать над книгой.

            Его мысли прервал какой-то шум внутри церковного двора.

            - Что там случилось? – спросил он у идущего оттуда сторожа.

            - Да ничего особенного. Как говорится, и смех и грех! – ответил тот. – Наши отцы-священники вышли из домика и сели на лавку, которую только что покрасил Алеша. Записку-то он написать не успел! А точнее, не сумел…

            - И что теперь? – ужаснулся Александр.

            - Да ничего! Отец Игорь смеется. Говорит, что это - лучшее подтверждение тому, что нужно как можно быстрей заканчивать строительство воскресной школы, чтобы и Алешу заодно обучить грамоте. А отец Лев Алешку через забор воспитывает. Голос-то у него о-го-го какой, раньше ведь на стройке прорабом работал!..

12

            Ирина – жена алтарника храма, в котором служил отец Лев – оказалась высокой, красивой женщиной, лет тридцати.

            Встретившись у ворот, они направились к высотным домам, стоящим на берегу широкой реки.

            Ирина украдкой зевнула и извинилась, сказав, что было трудное дежурство – ни разу не удалось даже присесть.

            Александр заметил, что на ее лице не было и тени от бессонной ночи, и невольно вслух удивился этому.

            - Привычка! – коротко ответила спутница и так же кратко стала говорить о Вере:

            - Рак легких. 24 химии. Последняя стадия. Вернее, самая последняя. Держится только на своем упрямом желании жить. И все равно осталось уже не больше двух недель…

            - Как жалко! – невольно вырвалось у Александра. - И неужели нельзя ничего сделать в таких случаях?

            - Ну почему? Бывают, конечно, самые настоящие чудеса. Так называемые в медицинской литературе случаи самопроизвольного исцеления. Только у нас в храме несколько наших бывших пациентов, которых считали безнадежными. Та же Галина Степановна, например…

            - Галина Степановна?! – изумился Александр.

            - Да, у нее тоже была последняя стадия, причем удалили желудок и выписали домой – умирать. Но она всерьез обратилась к Богу и вот уже десять лет живет теперь только Им и делами нашего храма.