Правило двух минут - Роберт Крейс

Холмен дочитал статью и аккуратно вырвал фотографию Ричи. У него сохранился бумажник, с которым его арестовали. Его вернули, когда Холмена перевели в ОИЦ, но с тех пор все его содержимое обесценилось. Холмен выбросил устаревшие купюры, чтобы освободить место для чего-нибудь поновее. Он положил фото Ричи в бумажник и поднялся обратно к себе.

Холмен подошел к телефону, подумал и набрал номер справочного бюро.

— Город и штат, пожалуйста?

— Ах да, Лос-Анджелес. Калифорния.

— Имя, фамилия?

— Донна Баник, Б-А-Н-И-К.

— Простите, сэр. Не могу найти никого с таким именем.

Донна могла выйти замуж и сменить фамилию, не известив об этом Холмена. Могла переехать в другой город.

— Позвольте еще вопрос. Человек по имени Ричард Холмен?

— Простите, сэр.

Холмен замолчал, не зная, что еще придумать.

— Скажите, Лос-Анджелес — вы имеете в виду коды триста десять и двести тринадцать?

— Да, сэр. И еще триста двадцать три.

Про код триста двадцать три Холмен никогда не слышал. Он задумался, сколько еще кодов добавилось, пока его не было.

— О'кей. А как насчет Чэтсуорта? Там по-прежнему код восемьсот восемнадцать?

— Простите, в Чэтсуорте нет человека с таким именем и фамилией, и в зонах других кодов тоже.

— Спасибо.

Холмен повесил трубку, раздраженный и встревоженный. Он вернулся в ванную и снова умылся, потом подошел к окну и встал перед кондиционером. Подумал, капает ли оттуда вода на кого-нибудь из прохожих. Достал бумажник. Его остававшиеся сбережения хранились в специальном отделении. Предполагалось, что он начнет их тратить и оплачивать счета, знаменуя тем самым возвращение к нормальной жизни, но Гейл посоветовала обождать недельки две. Он порылся в банкнотах и наткнулся на краешек конверта, который оторвал от последнего письма Донны. Там был адрес, на который он писал ей и откуда ему приходили обратно его собственные письма. Внимательно изучив адрес, Холмен снова сунул бумажку между купюр.

На этот раз, уходя из комнаты, он запер дверь.

— А вот и вы, — обрадовался Перри, когда Холмен дошел до нижней ступеньки. — Теперь я услышал, как вы закрыли дверь.

— Послушайте, Перри, мне нужно в отдел транспортных средств, а я опаздываю. У вас не будет машины на время?

Лучезарная улыбка Перри померкла.

— У вас даже прав нет.

— Знаю, но я опаздываю, приятель. Вы же знаете, как забит сейчас общественный транспорт. Уже почти час пик.

— Вы с ума сошли. А что, если вас остановят? Как я буду объясняться с Гейл?

— Во-первых, меня не остановят, во-вторых, я не скажу, что это ваша машина.

— Вот еще, стану я одалживать машину первому встречному.

Перри нахмурился. Холмен видел на его лице следы мучительной внутренней борьбы.

— Мне необходима машина буквально на несколько часов. Просто добраться до отдела транспортных средств. Я завтра выхожу на работу, свободного времени не останется. Сами понимаете.

— Понимаю.

— Разве что удастся договориться с начальством…

— Значит, вы в затруднении и хотите, чтобы я вам помог?

— Мне просто нужна тачка.

— Если я окажу вам услугу, Гейл ничего не узнает?

— Бросьте. Посмотрите на меня.

Холмен развел руками.

Перри наклонился и открыл центральный ящик стола.

— Да, есть у меня один старый, раздолбанный автомобильчик, который я могу вам одолжить. «Меркьюри». Не шикарный, но ездит. С вас двадцать долларов, и машину вернете в целости и сохранности.

— Ничего себе! Двадцать баксов за пару часов?

— Именно двадцать. А если вам что-нибудь взбредет в голову и вы не вернете машину, то я скажу, что вы ее угнали.

Холмен протянул двадцатку. Официально он находился на свободе четыре часа. Это было его первое маленькое преступление.

4

«Меркьюри» оказался говном на колесах. Из него валил дым, прокладки сносились, коробка передач барахлила, и всю дорогу Холмен переживал, что какой-нибудь предприимчивый коп остановит его, чтобы выписать штраф за нарушение экологии.

Адрес Донны привел его к розовому оштукатуренному дому в районе Джефферсон-парка, к югу от автострады на Санта-Монику — мертвому пятну на широком и плоском лице города. Уродливое двухэтажное здание давным-давно выцвело под лучами безжалостного солнца. Холмена охватила тоска, когда он увидел покореженные карнизы и разросшиеся кусты. Его воображению рисовалось, что Донна живет в местечке посимпатичнее — не таком красивом, конечно, как Брентвуд или Санта-Моника, но и не в таком мрачном. Время от времени Донна жаловалась на нехватку денег, но у нее была постоянная работа частной сиделки при престарелых клиентах. Холмен задумался, почему Ричи не помог матери переехать в более пристойный район, когда поступил в полицию. Он представлял себе взрослого сына как человека, способного на благородные поступки, даже если они шли вразрез с его представлениями о жизни.

Обшарпанное здание имело форму подковы. С улицы в глубь внутреннего дворика вела извилистая дорожка, петлявшая между лохматыми кустами вдоль двух рядов одинаковых квартир. Донна жила в квартире № 108.

Никакого замка при входе во двор не стояло. Любой прохожий мог свободно пройти по дорожке, и все же Холмену никак не удавалось решиться. Он переминался с ноги на ногу, ощущая неприятное жжение в животе. Казалось бы, все элементарно: постучать в квартиру и спросить у новых жильцов адрес Донны. В том, чтобы заглянуть во двор, не было ничего противозаконного, и, позвонив в дверь, он не нарушал условия своего освобождения. Тем не менее Холмен чувствовал себя преступником.

Собравшись с духом, он пошел в сто восьмую квартиру. Он постучал в дверь и моментально сник, когда никто не отозвался. Холмен снова постучал, на этот раз чуть более настойчиво. Дверь приоткрылась, и наружу выглянул худой лысеющий мужчина. Он вцепился в ручку, готовый в любой момент захлопнуть дверь.

— Я занят, приятель. В чем дело? — отрывисто спросил он.

Холмен засунул руки в карманы, чтобы выглядеть не так угрожающе.

— Я ищу старую подружку. Ее зовут Донна Баник. Она раньше жила здесь.

Мужчина облегченно вздохнул и распахнул дверь. Он стоял, как аист, уперев правую ногу в левое колено, босой, в мешковатых шортах и линялой майке.

— Прости, парень. Ничем не могу помочь.

— Она жила здесь года два назад. Донна Баник, темноволосая, среднего роста.

— Я сам здесь месяца четыре-пять. А кто тут раньше жил, понятия не имею, тем более два года назад…

Холмен покосился на ближайшие квартиры, подумывая, не может ли быть в курсе кто-то из соседей.

— Вы не знаете — вдруг кто-нибудь из нынешних жильцов ее помнит?

Бледный мужчина проследил за взглядом Холмена и нахмурился, словно само наличие соседей было ему неприятно.

— Нет, приятель, прости. Одни приезжают, другие уезжают.

— О'кей. Извините за беспокойство.

— Пустое.

Холмен собрался уходить, но у него мелькнула свежая мысль. Мужчина уже закрыл дверь, но как только Холмен постучал, она мигом распахнулась.

— Извини, приятель, — смущенно пробормотал Холмен, — управляющий живет в этом же доме?

— Да, в сотой квартире. Первая от входа, с северной стороны.

— И как его зовут?

— Ее. Это женщина. Миссис Бартелло.

— О'кей. Спасибо.

Холмен вернулся по дорожке к сотой квартире и постучал — на этот раз уверенно и громко.

Миссис Бартелло оказалась крепкой женщиной с туго стянутыми в пучок седыми волосами. На ней было бесформенное домашнее платье. Она смотрела на Холмена через закрытую решетку. Он представился и объяснил, что ищет женщину из квартиры № 108, Донну Баник.

— Мы с Донной когда-то были женаты, но давно. Мне пришлось уехать, и мы потерялись.

Холмен решил, что сказать так проще, чем объяснять, что он — тот самый подонок, который бил Донну, а потом оставил ей на воспитание собственного сына.

Выражение лица миссис Бартелло смягчилось, словно она узнала его, и она открыла решетчатую дверь.

— Черт возьми! Да вы, должно быть, отец Ричарда, тот самый мистер Холмен?

— Да, верно.

Холмен подумал — может, она читала о смерти Ричарда, но потом понял: нет, она не знает, что Ричи погиб.

— Ричард замечательный мальчик. Все время навещал ее. У него такой мужественный вид в форме.

— Да, мэм, спасибо. Не могли бы вы сказать мне, где сейчас живет Донна?

— Вы не знаете?

Ее взгляд сделался еще ласковее.

— Я давно не видел ни Ричи, ни Донну.

Миссис Бартелло широко распахнула дверь, глаза ее стали печальными.

— Мне жаль. Вам не сообщили. Очень жаль. Донна скончалась.

Холмен почувствовал, что движения его стали медленными, будто он принял что-то из наркотиков. Казалось, что биение сердца, ритм дыхания, ток крови «поплыли», как запись на пластинке, когда сбивается игла. Сначала Ричи, теперь Донна. Он ничего не ответил, и в грустных глазах миссис Бартелло засветилось понимание.