Багажная квитанция №666 - Альфред Вайденманн

Голова, едва выпутавшаяся из бело-голубых клеток, ответствовала:

— Вы не ошиблись, молодой человек. Добрый вечер.

Фрау Зауэрбир была владелицей продуктовой лавки за углом; таких магазинчиков в городе осталось очень мало. Мать Петера всегда шила ей платья с особым старанием. За это фрау Зауэрбир, взвешивая покупателям сахарный песок или ливерную колбасу, не забывала сказать каждому, кого это могло заинтересовать, что пользуется исключительно услугами фрау Пфанрот и что во всей округе не найдешь лучшей портнихи.

Как вам расцветка, юный кавалер? — спросила фрау Зауэрбир, глядясь в зеркало.

На фоне ваших консервных банок и копченых колбас вид будет веселенький.

Обе женщины расхохотались.

У меня просто слов нет! — задыхаясь от смеха, едва выдавила из себя фрау Зауэрбир. Потихоньку она пришла в себя, но глаза у нее так и остались красными и влажными.

Это же маскарадный костюм «Домино»! — объяснила сыну фрау Пфанрот. — Фрау Зауэрбир хочет участвовать в благотворительном бале и сборе пожертвований для Красного Креста.

Минут через десять фрау Зауэрбир попрощалась.

— Значит, в четверг вторая примерка, а в субботу утром чтоб было готово. Я хочу сфотографироваться в нем до бала. Кто знает, как я буду выглядеть после!

Фрау Зауэрбир открыла дверь в коридор и увидела очередь.

Вообще-то и я бы не прочь узнать, что мне напророчит ваш ясновидец. Устройте мне, а? Прямо в четверг!

У него всегда такие очереди… — попытался отговорить ее Петер.

Вздор, — перебила его мать. — Примет как миленький. Не то на всю неделю останется без утреннего кофе.

Это всегда хорошо действует, — подтвердила фрау Зауэрбир и удалилась.

Петер подождал, пока хлопнет входная дверь, приложил правую руку к сердцу и, чуть повернув голову в сторону, запел: «Домино, Домино, почему взор твой полон печали?..»

Фрау Пфанрот снова засмеялась и сгребла со стола клетчатую ткань.

Тридцать марок, — сказала она. — Половина квартплаты! А как у тебя сегодня дела?

Неплохо. — Петер извлек из кармана и пересчитал дневную выручку. — Шесть марок двадцать пфеннигов. На целых две марки больше, чем вчера. Вот это увеличение оборота!

Он вынул из ящика комода клеенчатую тетрадь и вписал в графу «Доходы» шесть двадцать. Деньги были положены в пфанротовский семейный сейф. Он представлял собой ярко-желтую фарфоровую вазу с золоченым ободком.

Запиши еще пять марок от фрау Кристиансен. Она сегодня уплатила за свои фартуки. Деньги уже в вазе, — крикнула мать из кухни. — Иди ужинать! У нас сегодня жареная картошка с цветной капустой.

И свиная отбивная! — добавил Петер.

Скажешь тоже! Если ты приделаешь мне крылья, я буду самолетом!

Но я не шучу! — Петер порылся в своей сумке среди тренировочных трусов и маек. — Ну, что я говорил! Привет от господина Винкельмана!

Вот это да! — изумилась фрау Пфанрот. — Тут и на завтра хватит.

Ив четверг дадут такую же порцию, господин Винкельман сам сказал.

Значит, и от бокса твоего польза есть. Ну-ка, подай сковородку. Спасибо. А теперь маргарин.

Сковорода сразу зашипела, затрещала, и в кухне запахло воскресной трапезой.

Скажите честно, фрау Пфанрот, вам не очень по душе, что ваш сын занимается боксом?

Главное, чтобы тебе нравилось, — сказала мать и посолила мясо. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы чья-то боксерская перчатка изуродовала то, что мы вдвоем ровно пятнадцать лет содержали в полном порядке. Синяки и опухший глаз — еще куда ни шло, дело твое. Как говорится, кому что нравится. Но если кто-нибудь свернет тебе нос или что-нибудь вроде того, то скажи ему, чтобы сразу писал завещание. Потому что ему придется иметь дело со мной. А мне боксерские перчатки не потребуются! Вот это уж точно! Твоя отбивная готова.

Петер не ответил. Но, вдыхая дивный аромат, исходивший от сковороды с мясом, он снова чмокнул мать в щеку, на сей раз совершенно для нее неожиданно.

Винкельмановская отбивная оказалась божественной. Несмотря на то, что они вдвоем одолели только половину.

А у меня для тебя сюрприз, — сказала мать, убирая посуду. — Он лежит вон там, на швейной машинке.

Тогда ты его здорово спрятала. Я ничего не" нахожу. — Петер огляделся. — Ничего, кроме клочка газетной бумаги.

А это он и есть, — раздался голос уже с кухни. — Обрати внимание на объявление внизу справа.

Продается байдарка? Уж не собираешься ли ты в поход? Подожди, я помогу тебе вытереть посуду.

Но фрау Пфанрот уже вернулась в комнату.

Я помою посуду завтра утром. А то не успею дошить платье дочке Шубертов к конфирмации. — Мать подошла к сыну и положила руку ему на плечо. — Вот, гляди, под объявлением о продаже байдарки.

"Требуются подростки-посыльные для работы в отеле"?

Фрау Пфанрот кивнула и прочла текст вслух:

— "Подростки 14–15 лет, с хорошими манерами, желающие получить первоклассное обучение для работы в гостиничном сервисе, принимаются в качестве посыльных. Индивидуальные собеседования ежедневно с одиннадцати до тринадцати часов в дирекции отеля "Атлантик".

Петер посмотрел на мать. Еще раз прочел объявление вслух. Когда он кончил читать, мамаша Пфанрот уже сидела за швейной машинкой, чтобы вовремя закончить платье к конфирмации дочки Шубертов.

— Где ты взяла газету? — Петер, как бедуин, уселся на кокосовую циновку перед швейной машинкой. Поскольку фрау Пфанрот из-за машинки вставала редко, для Петера это был привычный способ беседовать с матерью.

Фрау Зауэрбир завернула мне в нее вилок цветной капусты. А когда я хотела газету выбросить, вдруг увидела: "Требуются посыльные".

Но там говорится о хороших манерах… — засомневался Петер.

Скажи спасибо маме — с этим у тебя все в порядке.

Отель "Атлантик" — это такая гигантская каменная коробка на берегу Альстера?

Это один из самых фешенебельных отелей с огромным количеством номеров, наверняка все с балконами и толстыми коврами. — Согнувшись над машинкой, фрау Пфанрот работала ногами, точно мчалась на велосипеде.

"Надо к Рождеству скопить деньги на мотор, — подумал Петер. — Не могу больше видеть, как она выбивается из сил".

У мальчиков-посыльных в больших отелях настоящая униформа с золотыми пуговицами. Будешь выглядеть как сказочный принц…

Думаешь, я справлюсь?

Шум швейной машинки затих, фрау Пфанрот откинулась на спинку стула.

Я считаю, ты уже достаточно взрослый, чтобы подумать о настоящей профессии. Чистить обувь — это хорошо. Ты мне здорово помог. Но нельзя же заниматься этим всю жизнь.

Предположим, я это дело брошу. Но ведь Ученики получают от силы двадцать — двадцать пять марок в месяц. И отель не исключение. Даже такой большой и фешенебельный.

Да, я и об этом подумала. Придется нам сократить расходы, а по вечерам я, пожалуй, буду работать на час больше. Но профессию приобрести необходимо. Был бы жив твой отец, мы могли бы отправить тебя в какую-нибудь профессиональную школу. Но одна я это не осилю. А в отеле ты получишь профессию, какую выберешь. И, может, достигнешь чего-нибудь в жизни.

Но, мама, я же не могу допустить, чтобы ты работала за двоих. Я надену униформу с золотыми пуговицами, а ты будешь вкалывать. Это не годится.

Да ну тебя! — сказала мать и снова начала работать на машинке. Глаза ее вдруг стали совсем мокрыми от слез. "Хоть бы не заметил", — подумала она.

Петер погрузился в свои мысли. Вообще-то мать, конечно, права. Но так, как она это себе представляет, дело не пойдет. И так света белого не видит, и все ради любимого сыночка. Петеру тоже хотелось плакать. Он опустил голову. "Только бы не заметила", — подумал он.

Но тебе хотелось бы работать в такой гостинице? — спросила фрау Пфанрот.

Ну, мы ведь уже говорили об этом, — ответил Петер.

Сидеть за бухгалтерским столом или служить в какой-нибудь конторе ты не хочешь. С другой стороны, ты за словом в карман не полезешь, и то, что там так много народу, тебя не смутит. Так что, насколько я тебя знаю, тебе эта работа будет по душе. После посыльного можно стать старшим официантом или портье и даже администратором или метрдотелем. Я немножко знаю, как бывает в этих отелях. А когда-нибудь — если повезет — может, даже откроешь собственное дело. Разве плохо? — Фрау Пфанрот подняла голову от машинки. — Может, примеришь это платье, чтобы я видела, как оно сидит? У дочки Шубертов фигура примерно как у тебя.

Через пять минут Петер стоял на стуле в белоснежном шубертовском платье, а мать подкалывала булавками подол.

Ну, так что скажете, юная дама? — спросила она.

Эх, видел бы меня сейчас Шериф или ребята из "Астории", — ухмыльнулся Петер.

Да ну тебя, — заявила фрау Пфанрот. — Я имею в виду отель "Атлантик". Повернись-ка, посмотрю, не висит ли подол.

Все будет зависеть от того, понравлюсь ли я дирекции, — сказал Петер и повернулся к матери спиной.