Воздух над шелком. Неизвестное о Цветаевой: стихи, рукописи, тайны, факты, гипотезы - Елена Айзенштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В третьем стихотворении этого цикла, «Смуглый отрок бродил по аллеям…», воспет памятник юноше Пушкину скульптора Р. Р. Баха рядом с царскосельским Лицеем. Эти стихи необыкновенно нравились Цветаевой. В записной книжке 1915 года она с восхищением написала: «И есть у нее одно восьмистишие о юном Пушкине, которое покрывает все изыскания его биографов» (ЗК. Т. 1, с. 150). Символично для Цветаевой само название сборника Ахматовой – «Вечер» (на вечерней заре начинается действие «Каменного Ангела»), «ангельско-амуровое» оформление и помещенный на фронтисписе книжки рисунок Е. Лансере, изображавший лирическую героиню на фоне вечерней зари. Вспомним и «Стихи к Блоку»:
Но моя река – да с твоей рекой,Но моя рука – да с твоей рукойНе сойдутся. Радость моя, докольНе догонит заря – зари, —
варьирующие пушкинские стихи о двух зорях из «Медного всадника» – «Одна заря сменить другую / Спешит, дав ночи полчаса…» (все стихи Цветаевой – по БП90, не вошедшие в кн. – по Ц7 с указанием тома и стр. в тексте; все стихи Пушкина приводим по изданию: Пушкин А. С. Сочинения в трех томах. М. : Художественная литература, 1985 без указания страниц в тексте). Кстати, к Блоку, по-видимому, 15 августа 1916 года, обращено стихотворение «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…», датированное тем же днем, что стихи эпиграфа к пьесе «Каменный Ангел».
Скорее всего, в «Каменном Ангеле» – и сознательная перекличка со стихотворением Ахматовой «Широк и желт вечерний свет…» (1915) из сборника «Белая стая» (издания 1917 и 1918 годов) :
Прости, что я жила скорбяИ солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяЯ слишком многих принимала.
Цветаева могла знать эти стихи еще по публикации в «Русской мысли», №12 за 1915 год. Сборник «Белая стая» был подарен Цветаевой Ланном (об этом упомянуто в письме Цветаевой к нему от 6—го русского декабря 1920 г.). В письме Али Эфрон к Ахматовой марта 1921 года – строка о «Белой Стае»: «Белую Стаю Марина в одном доме украла и целые три дня ходила счастливая» (VI, 205). Среди ангелов цветаевской пьесы, таким образом, оказываются и А. С. Пушкин, и Наполеон, и его сын Орлёнок, и поэт А. Блок, и А. Ахматова, и герой земного романа Н. А. Плуцер-Сарна, и подруга С. Парнок, и муж-воин С. Эфрон, и артист Ю. А. Завадский. Можно сказать, пьеса – памятник Любви в разных ее ликах. Марина Цветаева заново переписывает пьесу с самого начала, вводит ремарки. Приведем примеры того, как шлифовался текст:
Вероника – Аврора:
Здравствуй, радость,Здравствуй, рай, —Это я!Ясная заря твоя,Праздник твой!Ну скажи мне, как дела?
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 11. Публикуется впервые.В беловом тексте речь Авроры значительно короче, будничнее, ближе к разговорной речи:
Здравствуй, ангел!Это – я. Как дела?Много – и́з низу – ковшей?Вниз – колец?
Театр, с. 99.Символичен в пьесе колодец. Цветаева-поэт пишет стихи, и каждое стихотворение связано с любовью к земному существу и напоминает об Ангеле как идеальном адресате стихов. В воображении поэта живет некий идеальный слушатель, и все «кольца», бросаемые в колодец, не только подарки Ангелу, это символы забвения отгремевших чувств в творчестве. Персонажи пьесы воплощают авторские страсти. Эти страсти идут «на поклон» к Ангелу. Одно из воплощений таких страстей – Монашка. В первоначальном тексте первой картины Цветаева рисует непривлекательный женский образ, в окончательном Монашка соткана из противоречий, ее ресницы длинны. Она хотела бы любить по-земному, а должна молиться богу. В первоначальной редакции:
Монашка
Мои щеки желты и впалы,Я проста, как ребенок малый.Даже <пропуск в рукописи> – боюсь,Все молюсь, все молюсь, все молюсь.
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 10.В окончательном тексте (3—8 стихи) длина ресниц уподоблена стрелам, что у Цветаевой является излюбленной метафорой мысли; ресницы соотносятся с любовными стрелами Амура:
Монашка (опускаясь на колени)
Прохожу, опустив глаза.Мне любить никого нельзя.А ресницы мои длинны,Говорят, что они как стрелы!Но в том нету моей вины:Это бог их такими сделал!Я ресницами не хвалюсь.Все молюсь, все молюсь, молюсь.
(Театр, с. 97)Окончательный вариант интереснее по конфликту между природой и назначением. Женская природа борется в Монашке с необходимостью молитвы. Другой персонаж пьесы, Веселая девица, тоже похожа на самого поэта, поскольку еще в утробе матери пела песни. Рождение в мир – освобождение от плена, возможность любви и творчества:
Я <у> матушки в утробеПесни пела, билась,Чтоб на волю отпустили.Родилась – влюби-илась.
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.Рисуя портрет возлюбленного, Веселая девица противопоставляет его каменному Ангелу:
Ты не сердись, – ты чан с св <ятой> водой,Ты – каменный, а он ведь был живой!
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.Последний мотив сохранится и в окончательной редакции, но станет резче:
И чорт с твоей водой, – какой в ней толк!Какой ты ангел, – каменный ты столб!
РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.Аврора
Во второй картине Венера произносит слова, которые применимы к самому автору пьесы:
Та – в монастырь, та – законным браком, —Ну тебя, чертова жизнь, – к собакам!Эх, уж давно бы легла под снег,Каб не Венерин мой вечный век!
(Театр, с. 101)Именно вечный век Венеры, богини, ассоциировавшей с любовью и с произведениями искусства, помогал Цветаевой жить в Москве девятнадцатого года, писать стихи, помнить о второй своей сути, выражаемой через стихи, о своей вечной роли поэта. Венера в пьесе – творительница не только чужих любовей, романов, страстей, – благодаря ей слагаются стихи; бормочущая над чугуном Венера близка Колдунье (поэма «На Красном Коне») и Кормилице («Федра»). На образ Венеры, прикинувшейся в пьесе Настоятельницей храма или Богоматерью, повлияло стихотворение «К **» («Ты богоматерь, нет сомненья») (1826), в котором двадцатисемилетний Пушкин рисует бога красоты и портрет Богородицы Красоты, матери бога любви Амура и бога поэтов:
Есть бог другой земного круга —Ему послушна красота,Он бог Парни, Тибулла, Мура,Им мучусь, им утешен я.Он весь в тебя – ты мать Амура,Ты богородица моя.
Возможно, строчки Пушкина – один из литературных источников прозвища сына Цветаевой Мура. Другой известный источник – роман Э. Т. А. Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра», где животные пародируют людские нравы и отношения. В 1919 году Цветаевой тоже исполнится 27 лет. Набросок в тетради: «Зимою девятнадцатого года, / Покинутая всеми, как собака, / Слагаю <пропуск в рукописи> оды Дружбы и Любви» (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 1, л. 83), – словно резюмирует ее переживания. Одой Дружбе и Любви стала пьеса «Каменный Ангел». Своей героине Цветаева придумала имя, роднящее ее с лирикой Пушкина («Зимнее утро»), с французской писательницей Жорж Санд, чье настоящее имя Аврора. Имя Жорж Санд встречается на страницах цветаевской записной книжки 1919 года, в стихотворении «Друзья мои! Родное триединство!..» цикла «Комедиант». В октябрьском стихотворении 1919 года «Консуэла! – Утешенье!..» именем героини Жорж Санд названа дочь Ариадна. В своем стихотворном послании к Цветаевой «В разноголосице девического хора…» имя Аврора использовал Осип Мандельштам, живописуя Марину Цветаеву через облик соборной Москвы:
И пятиглавые московские соборыС их итальянскою и русскою душойНапоминают мне явление Авроры,Но с русским именем и в шубке меховой.3
Если у Мандельштама печаль «по русском имени и русской красоте», то у Цветаевой тоска по Ангелу германскому, в прирейнском городке. По всей видимости, в «Каменном Ангеле» можно найти неизвестные немецкие интертекстуальные корни, ведущие к Гёте и к Гейне (см. отсылку к Новалису и мифу Книда в кн. А. Смит. Песнь пересмешника. Пушкин в творчестве Марины Цветаевой. М. : Дом-музей МЦ, 1998, с. 76). Цветаева, назвав героиню Авророй, мысленно соотносит ее с лирикой Пушкина, с «архитектурным» портретом Мандельштама, с французской писательницей Жорж Санд, обозначив сразу несколько русл, питавших Музу. Поговорить с памятником Пушкина, с Ангелом-поэтом можно в искусстве. Аврора – имя главной героини пьесы – становится музыкально-поэтической цитатой. Еще два интертекстуальных источника – Аврора из балета «Спящая красавица» на музыку П. И. Чайковского (1889), виданного в детстве в большом театре (см. прозу «Черт»). И – название крейсера «Аврора», возвестившего о конце Старого мира, нареченного в честь петербургской красавицы. Мало кто знает (знала ли об этом Цветаева?), что крейсер «Аврора» был назван не только в честь фрегата времен Крымской кампании, но и в честь фрейлины Высочайшего Двора, воспитательницы царских детей, Авроры Карловны Карамзиной (см. кн. : Шульц С. С. «Аврора». 2004). «Только бы моя судьба не повлияла на судьбу корабля», – будто бы воскликнула Аврора Карловна, узнав о названии парусника, имея в виду драматизм своей биографии: она пережила трех любимых мужчин своей жизни, а ее второй муж, А. Н. Карамзин, был убит во время войны с турками в 1854 году (автор книги сердечно благодарит И. Э. Воеводского за сведения, касающиеся А. К. Карамзиной). Аврора Карловна, урожденной Шернваль (1808—1902), в первом браке – Демидова, во втором браке Карамзина, была замужем за сыном великого писателя, Андреем Карамзиным. Николай I считал Аврору Карловну одной из самых красивых женщин Петербурга. Первая любовь Авроры Шернваль, Александр Алексеевич Муханов, безвременно скончавшийся незадолго до свадьбы, был лично знаком с Пушкиным (сохранились записки Пушкина к Муханову). Общалась с Пушкиным и сама Аврора Карловна. О смерти Пушкина Андрей Карамзин узнал из письма матери и сестры, которое широко известно в пушкинистике. Аврору Карловну, как и многих, потрясло известие о смерти великого поэта (она вернулась в Петербург из-за границы в начале февраля 1837 года). Авророй Карамзиной был увлечен и посвящал ей свои стихи Е. А. Баратынский (см., например, стихотворение «Девушке, имя которой было Аврора…», стихи первоначально были написаны по-французски, где Баратынский назвал Аврору Карловну соименницей зари (Шульц С. С. «Аврора»), мазурка «Аврора» в ее честь была написана М. Ю. Виельгорским, П. А. Вяземский написал в ее честь песню, начинавшуюся словами «Нам сияет Аврора, нужды в солнце нам нет…». Можно предположить, что Цветаева знала об Авроре Карамзиной из стихов Баратынского, из сентябрьского письма Александра Сергееевича Пушкина к жене 1832 года. Известно, что и в трагическом 1940 году для Цветаевой aurore обозначало «зарю» и женское имя (ровно ста годами ранее А. К. Демидова потеряла мужа, скончавшегося в Майнце 25 марта (6 апреля) 1840 г. Сын Авроры Карловны, Павел, родился на родине Гёте в Веймаре 9 октября 1839 года (Шульц, «Аврора»), куда в середине 20 века так мечтала поехать Цветаева.