Тринадцатая стихия - Анджей Ваевский

– В этом году ровно полторы тысячи. Ты – мой подарок на столетие рождения, – привычно-насмешливо улыбнулся друид в ответ. Тари нервно сглотнула.

Это было весело – ходить по лесу с Ашем и собирать грибы. И ягоды. И отмечать, что он умеет смеяться. Непринужденно, звонко. А еще поет. Красиво, как не каждому менестрелю дается: высокий чистый голос, серебряной струной разбивающийся на радужные осколки. Тари и помыслить не могла о том, что этот зверь может так петь, выворачивая ее душу наизнанку. Она-то наивно полагала, что знает толк в эльфийских песнях, но голос друида стал для нее настоящим откровением. И не раз смахивала слезу украдкой, когда в лунную ночь, сидя на замшелой крыше дома, сумеречник пел.

И улыбался. Так странно, грустно улыбался. И это непонятное, неизвестно откуда взявшееся тепло во взгляде. Иногда девушка не могла понять, за что она его так ненавидит и почему боится. Не находила этому причин, словно два чувства, ненависть и страх, принадлежали не ей. Но они были, и вычеркнуть их не получалось.

«Беда!» – Тари с рождения обладала даром читать мысли животных. И этот волк, выбежавший на поляну, когда они с Ашем прочесывали очередной брусничник, отозвался болью в голове эльфийки. Не мысли – он передавал друиду образы. Тревожные. «Веди», – короткий и предельно ясный ответ.

Волчье логово. Тари боязливо оглянулась. Обычно она дружна была со зверьем, но волки всё же настораживали. Одно дело – понимать животных, и совсем другое – чтобы они поняли и приняли чужого. Особенно, когда их вокруг десятки, если не сотни. А вот сумеречник нисколько не боялся. Он здесь был более дома, чем в собственном жилище, это ощущалось кожей. Друид присел на корточки рядом с матерым старым вожаком, который лежал почти недвижно и хрипел. Коснулся ласково ладонью головы.

«Не надо, старший брат, время пришло. Пора мне, пусть молодые ведут стаю. Меня ждет Она», – девушка уловила образы и невольно вздрогнула. Вместо какой-то эфемерной волчьей богини-смерти старый вожак видел ту, что давно покинула его, – свою волчицу. И стремился к ней. Тари всегда предпочитала общаться с безобидными животными и инстинктивно избегала хищников, поэтому была поражена, увидев такую преданность волка своей спутнице жизни, которая давно ушла в мир иной.

«Уверен? Я всё еще могу дать тебе силу», – неприкрытая грусть чувствовалась в Аше: он словно с близким другом говорил. И если бы хоть кто-то смог заглянуть в закрытую от всех душу мрачного друида, то понял бы – так оно и есть.

«Нет, старший брат, мне пора. Я вырастил достойную смену. Она и так ждала слишком долго», – вожак был непреклонен.

«Я уважаю и принимаю твое решение, серый брат», – и с этими мыслями сумеречник встал с земли, поднимая на руках матерого старого вожака, который выбрал смерть.

Так далеко Тари еще ни разу не ходила. Аш нес волка в предгорья, и, достигнув их, начал подниматься по крутой тропе на утес. Вся волчья стая, покорно опустив головы, шествовала за ним в молчании. Девушка не понимала происходящего. Даже ей казалось очевидным, что вожака всё еще можно вылечить. Он не был так уж стар, просто болезнь. Так почему? К чему всё это странное действо? Зачем он выбирает смерть, если еще может жить?

Шествие постепенно достигло вершины утеса. Аш положил волка на краю скалы и почтительно склонился. Тари молчала, боясь ненужным звуком нарушить торжественность происходящего: пусть и непонятно, но это было именно тем, что стоит уважать. Старый вожак с трудом поднялся, обвел взглядом волков, рассевшихся на скале… и прыгнул вниз. Девушка рванулась, вцепившись в рукав эльфа: такого она точно не ожидала! Немым вопросом в глазах застыло: «Почему же ты стоишь и смотришь? Ты же мог его спасти?»

Хозяин леса молча отстранил эльфийку; она отступила на шаг назад, еще больше отказываясь понимать то, что здесь происходило. И тогда Аш запел. Ей казалось, она привыкла к его песням – но внезапно поняла, что ошиблась. Этот голос разрывал на части. В нем была такая обнаженная печаль, что дышать становилось больно. Эльф прощался с другом, с братом, и отдавал дань уважения его решению, и благословлял на светлый путь к той, что дороже жизни, что ждала все эти годы, ждала, пока ее возлюбленный поднимет стаю, вырастит смену, передаст власть тому, кому сможет доверить своих детей. Ведь все они, вся стая – его дети. Не по крови, по иному родству.

Слезы потекли по щекам Тари. Боль, звенящую в песне, невозможно было вытерпеть, ей хотелось кричать, вплетая свой голос в тоскливый вой волков. Она закрыла рот ладонью, удерживая готовый сорваться возглас. И через пелену слез увидела невозможное, то, что не могло быть правдой – на месте Аша, подняв морду к небу, прощался с вожаком огромный белоснежный волк. Моргнула, и видение исчезло. Сумеречник по-прежнему стоял на краю утеса и пел прощальную песнь.

Друид и сам не заметил, как привык к шумной девчушке. Назвать ее девушкой у него не поворачивался язык: хоть она была вполне взрослой, но всё же настолько мелкой и угловатой, как подросток, что сумеречник не мог воспринимать ее всерьез как женщину. Особенно когда она совала любопытный нос туда, куда совать не стоило. Всё это веселило Аша, с ней и впрямь было не скучно, и он ни разу не пожалел о том, что тогда, много месяцев назад, решил самолично разобраться с нарушительницей, а не послал волков. И не оставил бесконечно блуждать в лесу, в котором ее поджидала только смерть.

– А вот возьму и убегу! И не удержишь, – расхорохорилась в очередной раз Тари, показывая характер. Она давно прекратила малодушно помышлять о смерти, и уж точно забыла ханжеские попытки посовестить друида собственной поруганной честью. Она вообще была из тех, кто быстро привыкает и смиряется с любой участью, если не жмет особо. Ей не жало, сумеречник девушку не обижал, не был с ней груб, да и не утруждал особо, по многовековой привычке предпочитая всё делать самостоятельно. И все же время от времени в ней пробуждался отчаянный сорванец, и бросал вызов пленителю.

– Беги. За руку не держу, – Аш уселся на пороге дома и состроил заинтересованное лицо: уж больно ему было любопытно, как Тари попытается сбежать.

– А вот и убегу! – торжественно заявила эльфийка, демонстративно развернулась и направилась в лес. Плутала она часа три. И вышла к дому эльфа.

– Набегалась?

– Рррр! – оскалилась в ответ на колкость Тари и, развернувшись, снова скрылась среди деревьев. Так продолжалось целый день. Она пробовала идти не по тропинке, но всё равно каждый раз возвращалась к дому.

– Вот теперь точно набегалась. Хватит нагуливать аппетит, ужин стынет, – примирительно произнес друид.