Дом золотой - Светлана Борминская

Тетя Фая, пока шла к дому, все на длинную трубу глядела, а в глазах «кошки, кошки», ой, а подошли ближе – труба и еще труба и никакой кошки в помине нет!

А Маруся шла и не смотрела туда, куда Фая, а поздоровалась сперва с одной бабой, потом с другой, остановилась потрепаться и все «бла-бла-бла» и «ха-ха-ха!», тетя Фая тянет подругу к дому, а Маруся упирается – не наговорится никак.

Ну ладно, подошли наконец, стали глядеть – никакой кошки нигде. На крыше блики от солнца, из труб ни дыма, ни искр.

– Вот те на! – удивилась громко тетя Маруся. – Сидела, ей-бо, Файка! Сидела, вот те крест, на ближней трубе и за мной, выжига, следила, куда я с колбасой иду!

– Кто? – посмотрела печально на подругу Фаина.

– Да мымра твоя! Кошенция! – рассердилась Маруся. – Не верит она мне! Ну-ка, погоди…

Тетя Маруся поглядела под ноги, почесала нижнюю губу, перевязала платок покрепче на своей круглой голове, подняла с дороги кирпич, подула на него и кинула через забор.

Глаза у нее загорелись, как фонари, и она беззвучно, но очень заразительно засмеялась:

– А-ха-ха-а, а-ха-ха-а-а, Файка!..

Тетя Фая смотрела на подругу, не шевелясь, – в глазах ее было все то же страдание.

То ли вечер был такой, то ли что другое, но на улице такому явному хулиганству никто не придал большого значения или сделал вид.

Зато как раз напротив бабок на заборе появилась бритая голова в очках, по всему видно солдатика, и, похлопав глазами, спросила с обидой:

– Бабки, вы чего, дурные совсем? Чего кирпичами швыряетесь?

– Сынок, а я думала, дома никого нет, – перестав смеяться, с расстановкой выговорила тетя Маруся. – Разве генерал дома?

– Дома-дома, – с неудовольствием глядя на бабок, кивнул назад солдатик.

– А машина-то, я видела, уехала, – показала рукой куда-то за реку Маруся.

– Генеральша поехала кататься, – объяснил солдатик.

– А-аа, – протянула тетя Маруся. – А мы ничего, мы за кошкой пришли, сынок. Ты нам кошку через забор перекинь, мы и уйдем!

Солдатик исчез. Бабки стояли и не двигались. А через пять секунд через забор перелетела серая кошка и шлепнулась на кучу речного песку прямо вот, рядышком.

И это была не чья-то неизвестная кошка. Это была Тишка Хвостова, Фаина родная кошка, и больше никто.

Кошка посмотрела на Фаю, Фая схватилась за левую грудь и присела, а Маруся глядела по сторонам и вдруг закричала, до чего ж звонко кричат некоторые бабки:

– Никитовна! Никитовна! В лесу грибы-то есть? Ты с утра с корзиной куда бежала?.. Никитишна! Титишна! Дай грибок на суп? Или два?..

– Иди – дам, – не сразу, а подумав, подала слабый голос с того конца улицы сдобная Титишна.

– Фая, ты ее поймаешь?.. Справишься? Хватай ее за хвост! Фая, хочу супу с грибом…

И тетя Маруся Подковыркина пошла-побежала к синему дому с оцинкованной крышей, в котором грибы не переводились.

Как уж, так уж, ухватила Фаина свою кошку за бочок, подняла и удивилась. За неделю стала Тиша тяжелей на два килограмма. Сидит такая смурая, на тетю Фаю не глядит, хорошо, хоть не вырывается. Сидит, как муфта, на тети Фаиной руке. И пока шла тетя Фая до своего дому, обливалась слезами счастья от бесценности находки, о пропаже, которая взяла и воскресла…

Ой, не верите? И немудрено. Но это было – правда, было. Я сама видела. И добавить мне больше о том синем вечере нечего.

А что звезды сияли и скошенной травой пахло в тихом городе, ну так что про то говорить?..

Вернись, я все прощу

После всех страданий и поисков тетя Фаина кошку вовсе не ругала, хотя была уязвлена дальше некуда.

Конечно, кошки, как и все живые существа на земле, могут самостоятельно без «до свидания и прости» уйти от плохого хозяина к хорошему.

– Разве я плохая? – спрашивала Фаина шкап, который с самого ее рождения стоял напротив ее кроватки. И еще зеркало, видавшее всех уже умерших и еще живых, всю хвостовскую семью в этом дивном когда-то доме.

– Тиша, я тебя так люблю, я себя меньше люблю, чем тебя! – признавалась тетя Фаина серой своей кошке. – Не уходи больше.

Кошка сидела под столом и вела себя, как все кошки – по-русски не говорила и виду не подавала, что слышит. У котят был праздник и игры, так они радовались нашедшейся мамке. Тишка быстро оттаяла и, несмотря на толстый живот, начала с ними играть в салки с догонялками, и даже разрешила себя пососать сливочному самому наглому котенку.

И началось.

Тишка опять и снова как сквозь землю проваливалась. Сквозь землю было близко – через улицу. Тетя Фая ждала кошку уже без слез, но с обидою и досадою, потом шла к генералову забору, и солдатик Эммануил спускал кошку за лапу через забор, а она ловила. Тетя Фая попросила кошкой больше через забор не пулять.

– А вы кирпичами, – подумав, согласился молодой «чичерин».

На том и порешили.

Тетя Фаина несла Тихоню домой, как тяжелый меховой мешок. Тихоня растолстела на несколько размеров, и на свою хозяйку предпочитала не глядеть, а назавтра глянь – нету кошки. Ушла.

Кошки часто ходят с инспекцией чужих дворов, домов, дач, сараев, садов, огородов и прочих частных владений. Любопытство до чужой, вкусной, на их взгляд, жизни у них в крови или в усах, или в подушечках лап?.. Сие пока тайна.

Часто вы сидите у себя за столом, пытаясь собрать мысли в кучку, или в саду чистите яблоки или даже сикаете под кустом, где вас никто не видит. Наивные – за вами с забора, или с дерева, или из-под бревна – наблюдает соседская кошка! Морщится, негодует на ваши дела и ужимки, и наблюдает и сравнивает со своими хозяевами, с тем, что едите вы и они, что кладете вы в плошку своей кошке – кости или мясо, воду или молоко?..

Чужие кошачьи глаза везде и всюду, они, как звезды на небе, не оставляют людей в одиночестве. Для кошек жизнь людей вроде телевизора. И ваша еда обязательно опробуется соседской кошкой, – если ваша дверь вдруг окажется открытой, она обязательно подбежит и откусит или даже утащит ваш кусочек. Ищите потом ветра в поле, свой заветный пряничек или охотничью колбаску, любовно поджаренную на керосинке.

Но обычно кошки возвращаются, а Тишка почему-то ушла насовсем.

У генерала, к которому перебралась кошка Тишка, было две машины – «Мерседес» представительского класса бронзовый и голубая, как жемчуг, «Краун-виктория», на которой ездила генеральша. Для Соборска это была небывалая роскошь. Дед Сережа очень удивлялся на такое, тетя Фаина удивлялась лишь на свою корову и котят, а Маруся Подковыркина со всей Пухляковской улицей генеральскими машинами была ранена в самое сердце. Оказывается, не все равны, и кроме избушек, хлеба с супом и работы в три смены на валяльной фабрике существует параллельная сказка-жизнь с дворцами, лимузинами и в эту жизнь перебегают даже кошки от своих старых хозяек, уф!..

Мурочка – повелительница дверей

Тетя Фая чистила картошку и утирала слезы. Вчера принесла кошку, а сегодня она снова вернулась к Бересклетову. Ушла.

Котенок этого лета сливочный Пушок сел рядом на лавочку и лапой контролирует тети Фаину коричневую в картофельной земле руку. Она чистит, плачет, Пушок контролирует, трогает за ножик, удивляется – зачем?

– Осень, Пушок…

Котенок кивнул.

Тетя Фая первый раз этой осенью затопила печку. Котята замерзли, сидят под кроватью на худом пыльном валенке и переглядываются:

– Тепло… Тепло? Тепло! Какая у нас бабушка!

Тетя Фая смотрит на Мурочку, Мурочка не сводит глаз с тети Фаи, поглядывает с такой любовью, с такой приятностью, не каждый человек на такой взгляд сподобится.

Тетя Фая подвинула кочергой дрова в печи, наставила на плиту чугунов, кастрюль, бидонов – воду греть, солянку томить, простоквашу до кипения доводить – творог мудрить, много чего… Присела у печки, греет бок и видит, как Мурочка подошла к двери и маленькой мордой тычет, а лапой помогает, пыхтела-пыхтела и открыла! Обернулась на тетю Фаю:

– Смотри, бабушка, что я могу!

– Мурочка, ты как мать, как Тишка!.. А закрывать кто будет? Дом-то выстынет.

Мурочка дверь открыла и выбежала, только хвостик махнул.

– А закрывать не хочет, какая! Пушок, Пушок!..

– Глупости какие, – потянулся под кроватью Пушок, вытянул лапы и начал спать.

Дед-беркут

Особенно обидно стало тете Фае зимой. Во дворе под сеном обнаружилось огромное гнездовье мышей. К весне непуганые мыши расплодились в пугающих количествах. Каждое утро Фаина тыкала вилами в сено и слышала раздраженный писк мышиных мамаш, потом мыши побежали прямо под ногами, заворачивая в комнатки и сводя с ума. Котята по малости не справлялись, а Тишка жила у Бересклетова в доме, перебравшись из солдатской сторожки в покои на ковры.

Сам Бересклетов, оказывается, был из Москвы, так говорили на улице, номера у бронзовой и голубой машин были московские.