Принцип Д`Аламбера - Эндрю Круми

Руссо зарабатывал на жизнь уроками музыки, но горел желанием стать частью интеллектуального парижского общества. До того, как я познакомился с ним, он уже успел, заручившись рекомендательными письмами, постучаться во многие двери. Он был удручен тем, что собрание Академии без всякого энтузиазма отнеслось к его предложению, но настроение его несколько улучшилось после того, как я предложил написать ему очередное рекомендательное письмо. Когда я встретил его на следующий год, он уже утвердился на новом поприще. Руссо собирался основать периодическое издание под названием «Персифлёр» и предложил мне сотрудничество. Его компаньоном в этом предприятии был некто Дени Дидро, и я решил встретиться с обоими за обедом.

Едва ли разница между этими двумя людьми могла быть больше. Руссо был погруженным в себя, осторожным и меланхоличным человеком. Дидро же являл собой тип словоохотливого и громогласного заводилы, который в разговоре непрестанно перескакивал с одного предмета на другой. Они регулярно обедали вместе (третьим был Кондильяк), и я договорился встретиться с ними у Пале-Рояля, откуда мы должны были направиться в близлежащий ресторан «Панье-Флёри». Я пришел слишком рано и в одиночестве дожидался своих будущих сотрапезников. Через несколько минут появился Руссо, рассыпаясь в слишком горячих извинениях (я говорю слишком, потому что он тоже пришел раньше времени). Вскоре меня начали утомлять его чрезмерная совестливость и постоянное чувство вины. Кондильяк был, очевидно, болен, так что ждали мы одного Дидро.

Он появился почти через полчаса, и за это время Руссо успел рассказать мне, что его друг может опоздать или не прийти на встречу, но при этом не пропускает ни одного из их еженедельных обедов. Из этого я заключил, что Дидро не только рассеян и ненадежен, но и ценит хорошую пищу гораздо выше благополучия своих друзей. Хотя мощное обаяние человека, с которым мне предстояло познакомиться, заставило меня на долгие годы забыть об этом мнении, все же в конечном итоге я считаю, что моя первоначальная оценка действительно оказалась верной.

Наконец лицо Руссо просияло.

— Вот он! Дени!

К нам широким шагом направился высокий, мощного телосложения мужчина, похожий на портового грузчика. На нем не было парика, светлые волосы свободно падали на воротник старого сюртука, который явно нуждался в починке (еще лучше было бы его просто выбросить). Изношенные панталоны были покрыты пятнами, а чулки — грубыми стежками и заплатками, которые никто даже не попытался скрыть. Он был похож на бродягу, но при этом — поразительно красив. Я сразу почувствовал, что вижу перед собой человека, который, входя в любое собрание, мгновенно обращает на себя всеобщее восхищенное внимание.

— Жан-Жак, ты, как всегда, явился раньше времени! — Он обнял Руссо, едва не оторвав его от земли. — Ты слушал «Персея», как я тебе советовал? Какая музыка! Какие великолепные декорации!

Руссо не ответил. (Мне только предстояло узнать, что Руссо никогда не комментировал оперы, если не чувствовал, что они хуже того, что он писал сам.) Вместо этого он тихо представил меня Дидро, который вряд ли заметил при своем появлении мою скромную персону. Внезапно все его манеры резко изменились. Он повернулся ко мне и стал как будто меньше ростом.

— Это такая честь для меня, мсье. Я много знаю о ваших работах. Я читал ваш «Трактат» и нахожу, что это… подлинный шедевр.

Произнося эти слова, он вскинул в воздух свои большие руки.

Дидро, как я узнал от Руссо, зарабатывал на жизнь преподаванием, переводами и написанием статей на разные темы. Будучи атеистом, он тем не менее некоторое время готовился стать доктором теологии, потом оставил богословие и увлекся правом, но бросил и его, чтобы давать частные уроки и вращаться в самом странном обществе. Отец (достойный ножовщик) перестал давать ему деньги. Тогда Дидро нашел себе место учителя математики — предмета, которым он в то время сам пытался овладеть, — и бывало, что он опережал своих учеников на один-два урока. Одаренным детям он был бесполезен, а тупым ученикам не мог помочь при всем своем желании. Итак, Дидро уподобился тому садовнику, что, возделывая сад, уповает лишь на милость погоды и естественную силу растений.

Он писал проповеди (которые продавал отъезжающим в дальние страны миссионерам). Он обожал театр, хотя временами у него не было денег, чтобы попасть туда. Дидро мечтал стать актером. Как и Руссо, он был человеком, переполненным идеями, которому не хватало только известности, и она со временем пришла к нему.

Мы направились в ресторан. Я никогда прежде не обедал в этом заведении, но оно показалось мне слишком дорогим для моих бедствующих спутников. Уж не рассчитывают ли они, что я один оплачу счет?

— Мсье Дидро, — воскликнул официант, — как приятно снова видеть вас здесь!

Из этого я заключил, что, несмотря на бедность, Дидро не скупится на чаевые. Я обеспокоился еще больше, когда он повел нас в отдельный кабинет и заказал целое пиршество с тушеными дроздами, спаржей и изысканным вином.

Когда разлили вино, Дидро обратил внимание на выражение моего лица.

— Мсье, вы, конечно, видите, что я небогатый человек. Но сегодня я получил деньги за перевод. Большая книга — большая сумма. — Он рассмеялся и одним глотком выпил полстакана вина. — А теперь мы начнем все это есть. Есть! Есть! Есть!

Он был вульгарен, как инспектор циркового манежа. Когда принесли еду, Дидро начал хватать куски руками, вымазал губы жиром и разговаривал с неприлично набитым ртом. Было видно, что он очень голоден и, вероятно, плохо питался в течение последних нескольких дней. Несмотря на это, тон его беседы оставался на удивление изысканным, что совершенно не вязалось с его грубыми манерами.

— Мсье Д'Аламбер, я был бы очень вам признателен, если бы вы объяснили мне некоторые места из вашего «Трактата», которые оказались мне непонятны.

Когда при первом знакомстве Дидро говорил мне комплименты, я воспринял их всего лишь как вежливую лесть, но сейчас он задал мне несколько вопросов, показавших, что он в самом деле внимательно прочел мой «Трактат». Разговор с головокружительной быстротой перескакивал с одной темы на другую, Дидро вдруг принялся рассказывать нам о том, как учился в школе:

— Вся беда в том, что я всегда был здоровенным парнем. Какую все же большую роль в жизни играют физические данные! — Я молча кивнул в знак согласия. Он потянулся за соусницей и продолжил: — Если я просто слегка толкал какого-нибудь мальчишку, у меня неизбежно получался крепкий удар, такими уж были мои сила и рост. Но ведь вы не назовете слона задирой, если ему случится наступить на каких-нибудь мелких тварей, которых он даже не заметил? Короче говоря, из-за всего этого в школе меня считали отъявленным драчуном. Но я очень хорошо учился, за что меня наградили призами. Когда наступил день раздачи призов, меня выгнали из школы за мнимое преступление, хотя я всего лишь дал взбучку одному типу, который ее давно заслужил.

Он громко расхохотался и хлопнул по спине Руссо, который, как птичка, клевал еду из своей тарелки.

— Так вот, я едва не лишился призов. Когда я пришел за ними, в воротах меня встретил служитель и погнался за мной с палкой. Я увернулся от него и сумел попасть в школу, хотя он при этом до крови разбил мне руку своей палкой. Так я все же получил призы своей раненой рукой, обрызгав кровью человека, который с поздравлениями их мне вручал. Какова сцена, а? Но это ничто по сравнению с тем, что мне пришлось пережить до женитьбы на моей маленькой Нанетте. — Он повернулся ко мне. — Вы играете в шахматы, господин Д'Аламбер?

Неожиданный вопрос смутил меня. Я ответил, что знаю правила.

— Тогда вы должны поиграть с Жан-Жаком. Он все время меня побеждает. Думаю, он выбрал меня своим постоянным партнером только потому, что обожает выигрывать.

Руссо скорчил неодобрительную гримасу.

— Видите ли, — продолжал Дидро, — Жан-Жак рассматривает мир как ристалище состязаний.

Было заметно, что Руссо закипает гневом.

— А как ты рассматриваешь мир, Дидро? — многозначительно спросил он. ,

Дидро откинулся на спинку стула и промокнул уголки губ.

— Я рассматриваю мир как… банкетный зал! — Оглушительно расхохотавшись, Дидро подавился. В какой-то миг мне показалось, что сейчас он упадет замертво, но Руссо сильно хлопнул друга по спине, и все прошло.

— Господин Д'Аламбер, — торжественно заговорил Дидро, — вы, несмотря на свою молодость, весьма выдающийся человек. Но настанет день, когда все мы — все трое — прославимся на весь мир, клянусь вам в этом. Я говорю это не потому, что пьян. Конечно, я пьян, но даже будь я трезв, я бы все равно высказал ту истину, что мы трое, вместе… — Он, пошатнувшись, встал. — Мы трое представляем собой всю философию. Руссо — это музыка и театр; вы, господин Д'Аламбер, — математика и наука…