Крылатая победа - Барбара Картленд

Доля славы хозяина доставалась и Йетсу. Почтение к нему со стороны других слуг было неизменным благодаря выдающимся спортивным достижениям виконта и его победам в каждом стипль-чезе .

После Оксфорда Пойн отправился на военную службу и взял Йетса с собой. И снова виконт нашел повод отличиться.

Когда французская революция и последовавший за ней террор потрясли весь цивилизованный мир, виконт Пойн и его камердинер помогли многим аристократам бежать из Франции в Англию, где они оказывались в безопасности.

Ни граф, ни Йетс никогда не говорили об этих подвигах, но те, кого они спасли, не жалели благодарных и искренних слов, описывая, с каким блеском виконт спас их от гильотины. Так что тот оказался снова увенчан лаврами в глазах английского высшего общества.

Унаследовав графский титул после смерти отца, Пойн откупился от армии и занялся управлением поместья и своими лошадьми Он прекрасно понимал, что Йетс с его склонностью к приключениям, часто сожалел о тех днях, когда опасности постоянно подстерегали их, и сейчас граф не слишком удивился тому, что его камердинер охотно предложил:

— Я буду держать нос по ветру, милорд. Посмотрим, что мне еще удастся разузнать об этом Баубранке.

— Так и сделайте, Йетс, и еще, если сможете, поговорите с конюхами лорда Ладлоу. Он наверняка выступит в одном из заездов. Может быть, они что-нибудь расскажут вам о смерти Джессопа после прошлых скачек.

По выражению лица Йетса граф понял, что тот не только внимательно выслушал все, что он сказал ему, но и заранее предвкушает восторг от того, что в прошлом называл «разведка на местности».

Без подобной разведки граф никогда не начинал свои дерзкие операции по спасению французских аристократов.

— Неосторожность унесла больше жизней, чем пули, — часто повторял он.

И Йетс, который был рядом с ним все это время, знал, что граф прав.

Когда граф спустился к завтраку, а потом уселся в фаэтон, который ожидал его, он уже начисто забыл и о Кледре, и о таинственной смерти Джессопа. Теперь его голова была целиком занята покупкой жеребцов на аукционе.

Эдди Лаутер, который не раз ездил вместе с графом, в очередной раз подумал, что его выезд — весьма яркое и впечатляющее зрелище.

На кучере — высокая шляпа с кокардой, упряжь украшена серебром с гербом Пойнтонов.

Остальные гости следовали за ними в собственных или любезно предоставленных им графом экипажах.

До конюшен сэра Уолтера Мелфорда было недалеко.

Они располагались позади угрюмого серого каменного дома, который Мелфорд приобрел пятнадцать лет назад, когда начал участвовать в скачках в Ньюмаркете.

Легкая улыбка тронула губы графа, когда его и Эдди радушно встретил сам хозяин и тут же предложил им выпить шампанского, бренди или еще чего-нибудь, прежде чем они приступят к осмотру лошадей, которые выставлены на аукцион.

В зале были накрыты столы, ломившиеся от деликатесов. Здесь были устрицы, паштеты, головы кабана и молочные поросята.

Граф сразу поверг сэра Уолтера в замешательство, отказавшись пить что-либо, а Эдди медленно потягивал из фужера шампанское, помня вчерашнее предупреждение графа о необходимости сохранять ясность мысли.

Граф и большинство его друзей впервые оказались в доме сэра Уолтера и несколько скептически посматривали на роскошную обстановку, которая, впрочем, включала и несколько прекрасных картин на стенах.

Постепенно собрались почти все владельцы скаковых лошадей, которые находились в тот момент в Ньюмаркете. Граф тем временем поймал себя на том, что он думает о Кледре.

Пойнтон прекрасно понимал: при встрече он не должен подавать виду, что они встречались раньше. Но так как дамы вообще не присутствовали, он предположил, что ей было ведено оставаться у себя, так что ему вряд ли придется снова увидеть ее огромные глаза, которые смотрели на него сначала с мольбой, а потом с такой трогательной благодарностью, которую трудно было забыть.

Когда время приблизилось к полудню и было поглощено уже немало вина и прочего угощения, сэр Уолтер повел собравшихся на задний двор, где был устроен манеж и сиденья вокруг него.

Аукционист, которого граф хорошо знал по прошлым торгам, взобрался на трибуну, и, как только ввели первую лошадь, начались бойкие ставки.

Гостям графа не удалось удержать их на том уровне, который они считали разумным. Аукцион был хорошо разрекламирован, и множество других участников съехались на него со всей страны.

Ставки поднимались все выше и выше, и граф цинично подумал, что деньги, которые сэр Уолтер потратил на угощение, безусловно, оправдаются.

Во дворе был устроен бар, где наливали шампанское всем желающим, и не приходилось сомневаться в том, что столь щедрое гостеприимство, довольно необычное, оценили многие присутствующие.

Эдди, сидевший рядом с графом, сказал:

— Если ставки на этого жеребца превысят 1000 гиней, мой кошелек с этим не справится. — Оставь его, — посоветовал граф. — Если хочешь заполучить Раскэла или Мандрейка, они твои.

— Ты не собираешься участвовать в торгах?

Граф кивнул.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы мои славные гинеи перекочевали в карман этого человека.

Эдди удивленно взглянул на графа, но тот не собирался развивать эту тему.

Встав с места, он прошел через двор в конюшню, из которой лошадей еще не выводили.

Конюшни располагались по обе стороны двора, и аукцион начался с лошадей из левой конюшни.

Был как раз перерыв, перед тем как предполагалось начать выводить на манеж коней из конюшни справа.

До начала торгов в конюшнях толпилось столько людей, что граф даже не пытался посмотреть на лошадей.

Сейчас потенциальные покупатели были заняты объявлением ставок или выпивкой, так что конюшни опустели.

Граф одного за другим осмотрел лошадей и убедился, что все они были хорошо тренированы и большинство из них находилось в отличном состоянии.

И все-таки под впечатлением рассказа Кледры у него не исчезало чувство, что многие животные кажутся беспокойными и боязливыми.

Трудно было поверить, что сэр Уолтер настолько глуп, что плохо обращается со своими лошадьми, но если человек мог намеренно заставить жеребца голодать, он сможет, думал граф, и обращаться с ними с ненужной жестокостью.

Он переходил от стойла к стойлу. Услышал, как снова начались торги, и понял, что на манеж выводят лошадей, которых уже осмотрели.

Конюшня была длинная, построенная на манер его собственной: с деревянными перегородками между денниками и металлическими решетками сверху.

Граф не пытался открыть дверь ни в одно стойло. Сквозь решетки он смотрел на коней, утверждаясь в своем решение не присоединять ни одного из них к своей конюшне.