Мужчина несбывшейся мечты - Евгения Михайлова

В восемь утра позвонил Андрей Петрович и сказал, что на Антона ночью напали. Что нашли его в другом районе, хотя его машина была у ограды нашего дома.

А через час мне позвонили из полиции, сообщили, в какой Антон больнице. Я не могла ни думать, ни чувствовать. Странное ощущение пустоты. Как будто все не со мной. Я даже не представляла, как добраться до больницы. Натянула джинсы, майку, спустилась к своей машине, но не смогла ее завести. Я расплакалась от беспомощности и позвонила Марии. Она охнула и пообещала, что сейчас спустится с ключами от своей машины.

Мария подогнала свою машину, вышла, и я испугалась. Она была страшно бледная, волосы растрепанные, глаза горели, губы тряслись. Мария была похожа на иллюстрацию смерти. И говорила бессвязно: «Быстрее. Ты должна ехать туда быстрее. Меня с тобой не пустят. В реанимацию только жену… Сразу звони. Звони, ты слышишь?! Я жду».

Всю дорогу я вяло думала лишь о том, что Мария не пыталась меня утешить и подбодрить. Не представляла себе, что ее так потрясет известие о том, что с Антоном что-то случилось. Но может, она знает больше? Она всегда знает больше других. Может, он уже не в реанимации? Вдруг Антон…умер? Что еще могло так испугать Марию?

С трудом нашла эту больницу, шла по коридору, с трудом переставляя ноги, как по туннелю, забитому ватой. Пахло йодом и другим светом. Ко мне вышли, что-то говорили. Никуда не пустили, только взяли телефон.

Я решила обдумать всю информацию дома. Только, когда закрыла все двери, сбросила с себя пропахшую несчастьем одежду, сумела вспомнить все по порядку, как мне рассказали. Антона нашли в восточном районе Москвы истекающим кровью. Удар нанесли в спину. Задеты сердце и легкие, он без сознания, надежды мало, но оперировать будут. Кто и почему это сделал – неизвестно. Мне придется отвечать на вопросы полиции, иначе убийцу не найдут.

Не знаю, сколько часов я просидела без движения. Вдруг очнулась и почувствовала, что очень хочу есть. Вынула из холодильника все, что можно было сразу кусать и глотать, и положила на стол без тарелок. Я жадно ела колбасу, откусывала хлеб от целого батона, жевала холодные, безвкусные котлеты. Я грызла все это, как будто пришибленный организм требовал подтверждения того, что я жива. Что я буду жива, даже если Антона не спасут. Я не видела его, я еще не могла представить себе его боль, душа еще не рвалась от жалости. И для жалости тоже нужны силы. А силы вытекли из меня.

Я продолжала жевать, когда в дверь позвонили. Это пришла Мария.

Она была все такая же белая, посмотрела на меня изумленно, прошла в кухню, увидела остатки моего дикого обеда и почти закричала:

– Что ты делаешь?! Ты, наверное, сошла с ума! Сидишь и жрешь, когда муж умирает? Ты даже не сказала мне, жив ли он. Я звоню туда, но мне не дают справок. Ты забыла, что забрала мою машину. Я, как в клетке, не могу никуда поехать, узнать, спросить…

Мария никогда на меня не кричала. Но и беды такой у нас с ней не было после смерти моих родителей. А тогда мы тоже по-разному реагировали. Мария рыдала, узнавала, звонила, требовала чего-то для меня. Опять рыдала, уже от жалости ко мне. А я была заторможенная и отупевшая. И да, я и тогда хотела есть. В холодильнике остались только помидоры. Я сидела и ела один за другим, сок стекал по мне, как жидкая кровь. Только, когда какая-то тетка произнесла слово «детский дом», я подумала, что лучше бы погибла с родителями в машине. Мария меня спасла.

– Успокойся, Мария, – пробормотала я. – Антон пока жив. Нехорошо так убиваться по живому. Да, я хочу есть. И я жду, когда ты все узнаешь и расскажешь мне. Как всегда. Я без тебя не знаю, что мне делать.

Мария сразу замолчала, подошла и прижала меня к себе. Мне стало теплее. Я под ее взглядом согреваюсь, как под лампой накаливания. Какая же она прелестная всегда, моя молодая неродная мама.

Андрей Серебров

Сергей Кольцов посоветовал мне не ездить пока в больницу. Сегодня к Антону не пустили даже Кристину. Он позвонил и сказал:

– Не беспокойтесь, я буду держать вас в курсе. У нас все хорошо: дело запросил отдел по расследованию убийств, с которым я сотрудничаю. Полковник Земцов – мой старый товарищ, он не оставляет открытых вопросов. И старайтесь без необходимости не выходить из дома. Дверь чужим не открывайте.

– Вы считаете, мне что-то угрожает?

– Пока нет. Просто обычная предосторожность.

Забавный парень. «У нас все хорошо». Лучше не бывает! Антон в коме, надежда мала, зато друг-полковник не оставит открытых вопросов. Потом.

Я в тысячный раз обхожу дом. Проверяю свои тайники, условно говоря. У меня нет сейфа, нет скрытых богатств. У меня вообще нет богатств по нынешним понятиям. Документы на дом, мое завещание, номера двух счетов: рублевого и валютного – я держу в старинном дубовом бюро. У него надежный замочек, ключ от которого находится в тумбочке у моей кровати. Это известно всем родственникам.

Не помню, почему я вдруг решил все проверить недели две назад. Взял ключ, открыл бюро. На верхней полке – документы, на нижней письма, фотографии, мои записи, дневник жены. Все, что представляет для меня ценность. Я проверил наличие документов. Просмотрел все не раз и не два. Все на месте, но я был уверен, что кто-то побывал здесь без меня. У меня есть свои секреты хранения документов. Точно помню не только то, в каком порядке положил, но и каким образом. Старая привычка, появившаяся со времен «тихушников», которые охотились на диссидентов. Один документ кладу правильно, сверху другой – уже в перевернутом виде. Между ними кусочки тонкой шелковой нитки. Да, у меня пошарили. Не так лежали даже письма, альбомы и дневники.

Кто? Это даже не вопрос. Точнее, вопрос в одном: Степан это был или его жена Оксана с ее острым, воспаленным от постоянного вынюхивания носом? Это нелогично, конечно, но мне хотелось бы думать, что она. Хотя я прекрасно понимаю, что без ведома и участия Степана она бы на такое не пошла. Или пошла бы? А почему нет? Степан при этой женщине играет вспомогательную роль.

Так чего она или они добились, проверив документы? Ответ тоже на поверхности. Они проверили, не изменил ли я завещание.

Я так мучительно думал в тот день, что у меня поднялось давление. Жар сменялся ознобом, я практически довел себя до паники. Мне не хватало опыта, специальных знаний, чтобы оценить опасность активной алчности в семейном кругу. Это чем-то грозит, к примеру, мне? Откровенное желание младшего сына и его жены прибрать к рукам и дом, и мои скромные сбережения? Нет, пока завещание неизменно, моя смерть им не нужна. Но… О боже! Под угрозой Антон! Это я его поставил в такое положение. Он стоит между наследством и братом.

Я понимал, что схожу с ума от одиночества. Подобные конфликты интересов существуют во многих семьях, но люди определенного, приличного круга справляются с этим на уровне эмоций. Почему же меня так мучает предчувствие беды? Объясню. Антон – совершенно необычный человек. Он, сам того не желая, способен вызывать острую неприязнь у людей ограниченных и злобных. В нем есть непреклонность совершенства. Я допускаю, что именно это может спровоцировать акт настоящей агрессии. Мои деньги, дом – очень дорогой по нынешним ценам, сам факт моего предпочтения – это возможный толчок. К чему – не знаю. Не силен в науке криминалистике. Не люблю дилетантов и не пытаюсь сам делать безграмотные и нелепые выводы. Такими подозрениями стыдно делиться даже с близкими друзьями, но есть ведь специалисты, к которым можно обратиться, как обращаются к врачам.

Друзьям я позвонил якобы по поводу подозрительных личностей, которые появились в поселке и крутились вокруг моего дома. И к вечеру у меня был телефон частного детектива Сергея Кольцова.

Сергей приехал ко мне почти ночью. Оказался приятным и умным парнем. Рассказал между делом о маме-учительнице, которая привила ему уважение к людям науки. Я никогда не встречался с людьми странной профессии – детектив, а этот человек нисколько не напоминал ни Шерлока Холмса, ни Эркюля Пуаро, поэтому я сначала испытал довольно сильное разочарование. Но понадеялся на то, что не в интересах частных детективов разносить чужие тайны, и рассказал о том, что меня тревожит, все объяснил и показал.

В процессе своего монолога понял, что так хорошо слушать может только очень серьезный, многое знающий человек. И вопросы его мне понравились. Сергей безошибочно улавливал главное, самое болезненное и острое. И это касалось не только фактов. Фактов у меня и не было толком. Ерунда: ниточки, не так легли бумаги.

– Проблема в том, что вам мало известно о других сторонах жизни сыновей, – сказал Сергей, когда наш разговор подошел к концу. – Мы обсуждали только семейный, не явный конфликт. Насколько я понимаю, вопрос с завещанием не вызвал открытых ссор. А у вашего старшего сына есть, разумеется, и другие отношения – личные, производственные. Если речь о том, чтобы я проследил за действиями только вашего младшего сына и его жены – это один вопрос, и это не займет много времени. Но если вас интересует факт безопасности Антона в принципе – это дело другое. Больше проблем. Пока не знаю где искать.