Правильный выбор - Дмитрий Янковский

– Какой?

– Ну… – Он замялся. – Вот представь, что у каждого человека есть ангел-хранитель, некая высшая сила, у которой есть задачи и цели, а человек является инструментом в ее руках.

– Ты что, серьезно? – Я поднял брови от удивления.

– Серьезно – понятие относительное, – уклончиво ответил он. – Все, что я говорю, это не истина, а лишь отражение истины. Вот, допустим, есть некий механизм, устройства которого мы не знаем, однако ведет себя этот механизм вполне определенным и повторяемым образом. Например, мы нажимаем кнопку, и над ней загорается индикатор. В этом случае мы можем предположить несколько вариантов устройства прибора. Кнопка может включать электронную схему, а может воздействовать на механический рычаг, который замыкает контакт. Проверить истинность первого или второго варианта мы можем только разобрав прибор, но разобрать Вселенную по винтику мы не можем. Так? Значит, любая из двух теорий может быть верной, какая больше понравится. Хоть рычаг, хоть электроника. Главное – чтобы лампочка загоралась.

– Пожалуй, – подумав, согласился я.

– Так вот, теория с высшими силами ничуть не хуже любой другой, не важно, верим мы в нее или нет. Зато она вполне точно описывает порядок вещей.

– И что?

– А то, что этим гипотетическим высшим силам, использующим человека в качестве инструмента для достижения своих целей, очень выгодно процветание этого самого человека. Ведь каждый мастер заботится об инструменте.

– Забавно… – протянул я. – По этой теории мы пешки в чужой игре?

– Скорее ферзи. У нас огромная свобода воли. Но максимальной эффективности и удачи можно добиться лишь на том пути, который соответствует задачам и целям твоих высших сил. Это и есть твой истинный путь. А высшие силы подают тебе знаки, нечто вроде указателей, чтобы вывести тебя на этот путь, чтобы ты двигался по центру тоннеля, а не шкрябал броней по его стенам.

– Что же это за знаки? – заинтересовался я.

– Чем крепче у тебя связь с высшими силами, тем более интимный язык доступен для диалога. В нормальном режиме это язык состояний. Делаешь выбор в правильном направлении и получаешь сигнал в виде легкости и спокойствия. Только сходишь с пути, сразу появляются колебания, волнение, ты начинаешь судорожно искать решение. Но так бывает не всегда. Если ты далеко отходишь от своего пути, твои высшие силы попросту на тебя забивают. Так мастер отбрасывает инструмент, если он перестает выполнять свою функцию. Но все же твои высшие силы остаются к тебе дружественными, и, если ты пытаешься влезть в особо глубокую задницу, они попытаются тебя от нее отвести.

– Как?

– В этом и суть, – улыбнулся Доран. – Если ты попадаешь в задницу, значит, давно перестал понимать язык тех тонких знаков, которые подают тебе высшие силы. И им придется объясняться с тобой в более доходчивой форме. Например, если тебе куда-то не надо лететь, то сама мысль о полете будет вызывать у тебя тревогу и беспокойство. Не поймешь, нарвешься на совет друга, который посоветует тебе не лететь. Пропустишь мимо ушей – потеряешь билет или сломается то, на чем собирался лететь. Или сам заболеешь, но это лишь в случае смертельной опасности от полета.

– Ты серьезно? – с недоверием спросил я.

– А ты разве сам этого не замечал?

– То, что я замечал, можно списать на случайности.

– Что же, по-твоему, является случайностями?

– Маловероятные совпадения.

– Верно. Я не пытаюсь тебе доказать, что все именно так, как я говорю, но если оставаться в рамках данной теории, то все маловероятные события являются знаками высших сил. Счастливые совпадения и удачи являются не наградой за что-то, а просто указателем верного направления. Когда же случайности не в твою пользу, значит, ты несколько раз выбрал неверное направление, надо подправиться. Если же ты вообще глух к знакам, тебе могут и на стене руками хулиганов написать руководство к действию, например, “куда прешься, дебил?”

– Кажется, я понял, куда ты клонишь. Случайный выбор, по твоей теории, помогает высшим силам подать знак. Например, если ты загадываешь “лететь – не лететь”, в зависимости от того, какой стороной вынешь из кармана купюру, они выдают тебе ее нужной стороной.

– Примерно так, – кивнул Доран.

– Выходит, твоя игрушка в моем вычислителе просто помогает моим высшим силам указывать мне нужное направление?

– По крайней мере задумывал я ее именно так. И, судя по истории с Чапой, она уже принесла пользу.

– С чего ты взял, что я воспользовался ею в бою?

– Зная тебя и твою решимость… – уклонился Доран от прямого ответа.

– Ладно, – вздохнул я. – Теория забавная, но чтобы ею пользоваться, нужно верить в ее истинность. А для меня это бред, извини. Так что в правильности случайных решений все же усомнюсь.

– А Чапа?

– Счастливая случайность.

Глава 5. ВОЙНА

Война для меня началась так, как и должна начинаться война для истребителя – с сигнала тревоги. Сначала прозвучал тревожный зуммер, поднимая с постели весь личный состав, а затем начались толчки и легкие перегрузки – база меняла орбиту, чтобы выйти из зоны поражения вражеских крейсеров. Потом команда на гравитаторе приноровилась к маневрам, компенсировала перегрузки, и стало немного комфортнее. Однако адреналин в кровь выплеснулся, и к моменту старта все пилоты нашей эскадрильи пришли в состояние полной боевой готовности.

В то время я уже хорошенько приноровился к своей новой машине “D-22”, практически сросся с ней, мы превратились в единый истребительно-штурмовой организм. У этого чуда инженерной мысли было много достоинств, например обшивка из плазмопоглощающего вещества, кормовая орудийная батарея, избавляющая от необходимости сложных переворотов в бою, а также два торпедных аппарата, снаряженных термоядерными боеголовками. Но главное – на “D-26” был установлен бортовой гравитатор для компенсации перегрузок, что неимоверно расширяло маневренные возможности этой машины. Также был встроен маломощный, но вполне пригодный к использованию субпространственный привод, дающий возможность вести бой на значительном удалении от места базирования.

Правда, увеличился экипаж. Теперь мне полагался еще штурман для управления гравитатором по моей команде, а также для просчета вектора и скорости входа в субспейс. На старых истребителях летали только пилоты, поэтому штурманского состава на базе никогда не было. И каково же было всеобщее удивление, когда генералитет откомандировал нам четырех штурманов для имеющихся “D-22”. Все они были женщинами – самой младшей двадцать четыре года, самой старшей тридцать. Ко мне в экипаж назначили Нику, мою ровесницу, штурмана первого класса, имевшую за спиной двадцать семь боевых вылетов на штурмовиках. На тренировках мы с ней вместе налетали около семидесяти часов, и теперь нам предстоял первый совместный боевой вылет.

– Привет! – поздоровался я с ней в коридоре, спеша на предстартовое построение.

Она молча кивнула, и дальше мы побежали вместе. Наше крыло двойных экипажей замыкало правый фланг построения, и встали мы в две шеренги – в первой четыре пилота, во второй четыре женщины-штурмана. Доран стоял рядом со мной.

– Надерем задницу Бессмертным, – с улыбкой заявил он.

– Постараемся, – кивнул я.

Построение оказалось самым коротким за все время пребывания на базе – генерал, едва представ перед нами, сказал короткое напутствие и скомандовал:

– По машинам!

Мы бросились по машинам.

Вместо внешней лестницы на “D-22” был предусмотрен компактный лифт на двух человек, мы с Никой протиснулись в него, взлетели наверх и заняли свои места за пультом. Несмотря на Наличие гравитатора и отсутствие перегрузок, нам все же полагалось принять дозу стимулятора – в обезболивании не было необходимости, а вот повышение тонуса и уровня реакции в бою было необходимо. Вдохнув смесь, мы получили команду на продувку камер сгорания.

– Усилие гравитатора двадцать, – скомандовал я, прикинув параметры выхода на астроцентрическую орбиту.

Ника перевела рычаг в нужное положение.

– Старт! – прозвучал в эфире голос диспетчера.

Диафрагма выходного шлюза раздвинулась, и я тоже скомандовал старт. Нас вытолкнуло к звездам очень мягко – гравитатор прекрасно справлялся с компенсацией перегрузок. Я еще не успел закончить разгон на маршевых факелах, когда заметил на экране радара армаду из двенадцати вражеских крейсеров в довольно плотном боевом охранении, состоящем из десятка штурмовиков и более чем пятидесяти истребителей. Наши силы имели численность вдвое большую, это если считать истребители и штурмовики, а тяжелым флотом мы превосходили армаду Лже-Бастинов еще серьезнее, с учетом прибывшего из системы Камиру пополнения. Однако бой не обещал быть легким хотя бы в силу того, что часть вражеского боевого охранения состояла из гвардейской асов Бессмертных. Как сражаться с ними, я уже знал – летать эти ребята умели великолепно, в боевом духе им тоже трудно было отказать, так что лично я возлагал всю надежду не столько на собственное умение, сколько на техническое превосходство своей новой машины над устаревшей матчастью Лже-Бастинов.