Американский синдром - Овидий Горчаков

В зале воцарилась гробовая тишина. Только сладко посапывал задремавший семидесятипятилетний гробовщик — староста присяжных.

— Мэнсон не грабил убитых — он мстил обществу. Мак-Дональд не застраховал свою семью перед тем, как убить ее, чтобы получить солидную страховку. Нет, они убивали, потому что считали себя вправе убивать. Вдобавок Мак-Дональд носил форму людей, чьей профессией было убийство женщин и детей… — Возмущенный гул публики перебил оратора, но он повысил голос: — Да! и детей во чреве матери, как у жены Мак-Дональда!..

Защитник взвился и потребовал, чтобы суд вымарал эти слова прокурора, как гнусный поклеп на «зеленых беретов» — гвардию американской армии, ее ударный отряд во Вьетнаме. Судья удовлетворил это требование. Прокурор вытер лоб платком и продолжал, заглянув в бумаги:

— Если кто-то считает, что нельзя сравнивать доктора Мак-Дональда с таким злодеем, как Мэнсон, то я скажу, что подсудимый хуже Мэнсона, потому что доктор Мак-Дональд убил сам и не чужих, незнакомых людей, как бандиты Мэнсона, а своих близких. Если есть ад, то Мэнсон и Мак-Дональд попадут в разные его круги, и круг доктора Мак-Дональда будет ниже круга Мэнсона. Он будет самым нижним — девятым — кругом предателей, потому что он предал и убил самое дорогое в жизни человека.

В нашей демократической стране принято считать, что адвокаты делают нужное и благородное дело даже тогда, когда защищают заведомых убийц, чья вина ясна всем. Мы не можем допустить возврата к суду Линча, даже когда судим извергов. Но есть все-таки какой-то предел, а Мэнсон и Мак-Дональд, по нашему убеждению, находятся за этим пределом, и я уверен, что такой адвокат, например, как Кларенс Дарроу, будь он жив сегодня, никогда не взялся бы за их защиту…

— Ваша честь! Я протестую!.. — завопил, вскакивая, защитник, но судья положил руку на молоток, нахмурил брови, и защитник сел.

— Потому что, — продолжал прокурор, — речь идет о том, чтобы во имя высшей справедливости воздать возмездие преступнику, который почти десять лет смеется над законами бога и людей, предотвратить новые злодейства его и его последователей, кои всегда появляются, если преступление остается безнаказанным. Потому что нам предстоит судить изверга, семьдесят пять раз ударившего ножом по узам, без которых прекратился бы род людской, семьдесят пять раз вонзившего нож в сердца своей жены и своих детей!.. Человечество не забыло и никогда, думаю, не забудет и не простит преступления доктора Иозефа Менгеле, врача-нациста, проводившего в лагере смерти в Аушвитце бесчеловечные опыты над людьми. Однако изувер Менгеле убивал своими опытами чужих ему людей, представителей «низшей расы», что делали, впрочем, и «зеленые береты» во Вьетнаме, а доктор Мак-Дональд убил тех, о ком обязан был по всем человеческим законам заботиться как муж и отец. Он изменил не только священным заповедям, но и своему профессиональному долгу, клятве Гиппократа, высокому званию врача.

Защита, несомненно, будет педалировать тот факт, что обвиняемый принадлежит к самой гуманной профессии. В принципе это верно, но не забудем о том факте, что эту профессию у нас обвиняют в прискорбном разложении. Опасное падение нравов среди американских врачей вызвало не так давно много толков в прессе в связи с успехами медицины в области пересадки человеческих органов, включая сердце. У нас появились уже сенсационные романы о подпольных синдикатах убийц, добывающих эти органы и поставляющих их «черному рынку», где преступные хирурги покупают нужные им органы для своих пациентов-миллионеров, готовых заплатить бешеные деньги за сердце, почку, легкое или глаза. И это, увы, не пустая фантазия. Уже почти десять лет тому назад национальная Академия наук начала широкое исследование преступного использования пересадки человеческих органов и клонирования.

На процессе лейтенанта Колли защита позорно пыталась доказать, что, хотя он и участвовал в убийстве ста двух вьетнамских женщин деревни Сонгми, детей и стариков, он действовал по приказу командования, и положение во Вьетнаме было таково, что все гражданское население следовало считать неприятельским. Так строили защиту и адвокаты нацистских военных преступников в Нюрнберге. Однако еще никто не пытался как-то оправдать убийство собственной семьи, жены и детей.

Детоубийство — это не только тягчайшее преступление против человечности, это преступление против человечества, его высшей морали и высшего смысла, его существования и его будущего. Детоубийство — это покушение на связующее звено в хрупкой человеческой цепочке, отрицание самой жизни. Человеческое общество зиждется на святости семейных, кровных уз. Вьетнамская эра, когда погибла семья Мак-Дональдов, была эрой борьбы поколений, войны отцов и детей, преступного убийства наших сыновей в джунглях Вьетнама и университетах Америки.

Девиз штата Северная Каролина: «Быть, а не казаться». И мы, выступая от народа Северной Каролины, отделим зерно от плевел, факты от вымысла, правду от лжи. Мы докажем, вне всякого сомнения, даже самому закоренелому скептику и агностику, что Джеффри Р. Мак-Дональд действительно совершил убийство первой степени, зарезав свою жену и двух, нет, трех своих детей — одного в чреве матери!..

Взрыв негодования потряс зал. Казалось, взлетел на воздух склад с боеприпасами. Бывшие «зеленые береты» неистовствовали. Их поддерживали мирные фейетвиллцы. Судья Батлер стучал, словно молотобоец. Кое-как с помощью бейлифов наведя порядок, он предоставил слово защите.

«ЦВЕТ АМЕРИКИ»

— Признает ли обвиняемый себя виновным в предъявленном ему обвинении? — обратился судья к защитнику.

— Нет, ваша честь! — воскликнул, вскочив, защитник Кабаллеро. — Мой подзащитный отрицает какую-либо виновность.

— Желает ли защита сделать вступительное заявление?

— Да, ваша честь.

Защитник встал и возмущенно заявил, что, по мнению защиты, вся речь прокурора, абсолютно бездоказательная и оскорбительная как для суда, так и для народа штата Северной Каролины, да и всей Америки, должна быть изъята из протокола.

Судья Батлер, поколебавшись, отклонил это требование. Ему явно не нравился этот ковбой с «Дикого Запада» или мексиканский гаучо, судя по его фамилии. Что за манеры, что за прононс! Крейг, что ни говори, свой, земляк. Батлер всегда верил своим инстинктам. Этого чужака он невзлюбил с первых же его слов. Судья не мог примириться с тем, что модные адвокаты зарабатывают в несколько раз больше, чем судьи. В газетах писали, что у Кабаллеро имеется «роллс-ройс» «Серебряная тень» с телевизором, баром и холодильником, воздушным кондиционером и даже телефоном. Но в Фейетвилл он прибыл, разумеется, без этого авточуда, чтобы не афишировать свое — и Мак-Дональда — богатство, которому, по человеческой слабости, могли позавидовать не только репортеры, но и члены жюри. Говорили, будто Мак-Дональд хотел нанять самого Ф. Ли Бэйли, известного всей Америке адвоката, успешно защищавшего восьмерку зеленоберетчиков, а затем — Патти Хэрст, да не сошлись они в сумме гонорара.

— Глас прокурора, — воскликнул защитник, — вовсе не глас божий и даже не глас народа Северной Каролины, потому что ни бог, ни народ штата не признают адвоката Кларенса Дарроу, защищавшего социалиста Юджина Деббса, анархистов-бомбистов, забастовщиков-смутьянов, Билла Хейвуда, бутлеггеров — нарушителей «сухого закона» и даже чикагских коммунистов после массового убийства полицейских на Хеймаркетской площади в 1886 году — семь убитых и пятьдесят раненых! Эти беспорядки коммунисты всех стран по сей день отмечают в своем празднике Первого мая! Вот с каких позиций выступает прокурор!

Судья Батлер предупредил: если защитник и прокурор будут оскорблять и прерывать друг друга, мешая тем самым судопроизводству, то он по праву, данному ему законами штата, не только будет штрафовать их, но и посадит на ночь в городскую тюрьму. Поразмыслив, он объявил, что штрафует мистера А. Б. В. Крейга на пятьдесят долларов за оскорбление суда, дав понять, что накладывает этот штраф за оскорбление армии США и всех ветеранов вьетнамской войны.

— Закон дает мне право, — заявил судья, — закрыть этот зал для прессы, коль скоро ее освещение судопроизводства ставит под угрозу право обвиняемых на справедливый суд, гарантированный шестой поправкой к конституции. Предупреждаю всех и каждого, что именно так буду я оценивать поведение известной части прессы, стремящейся превратить сугубо уголовный процесс в политический и использовать его к тому же против высших интересов государства!

Этот неприкрытый ультиматум вызвал недовольный ропот на скамьях, занятых джентльменами прессы. Ведь еще в 1976 году Верховный суд вынес решение о недопустимости ограничения права прессы на репортаж из зала суда. Но закон, как известно, что дышло… Тот же Верховный суд в 1979-м, как хорошо помнил Грант, подтвердил право нью-йоркского судьи закрыть двери суда для прессы и публики на том основании, что «конституция нигде не говорит о праве публики на свободный доступ в зал уголовного суда». И судьи начали широко пользоваться этим, пока Верховный суд семью голосами против одного не постановил наконец, что судьи могут запирать двери суда лишь на предварительных заседаниях. Несколько позднее он разрешил фотографирование и телепередачи из зала суда, если это не попирало права обвиняемых.