Адская война - Пьер Жиффар

С двенадцати ближайших к нему аэрокаров пули посыпались градом. Но они, по-видимому, отскакивали от скорлупы этого чудовища. Оно продолжало двигаться к нам, игнорируя нападение.

Спустя секунду оно было уже на высоте нескольких метров над нами, направляясь к месту, где стоял незадолго перед тем «Сантос Дюмон».

Я видел, как из отверстия на дне этой исполинской черепахи был выброшен какой-то снаряд.

— Ложись! — крикнул Рапо.

Аэрадмирал, Том Дэвис и другие стоявшие подле них офицеры бросились ничком на землю. Но прежде, чем я успел последовать их примеру, меня обвила какая-то сетка; я с ужасом почувствовал, что отделяюсь от земли и уношусь в пространство, точно рыба, захваченная бреднем…

IV. ПЛЕННИК В ОБЛАКАХ

«Сириус» и его изобретатель. Демонстративные опыты Джима Кеога. Его ненависть к Рапо. Сожжение Франкфурта. Гибель «Монгольфье». Преступник против воли. Освобождение из плена. В редакции «2000 года». Немая битва.

Я вполне отчетливо сознавал, что мое тело перемещается в пространстве, уносится вдаль от гула, который только что стоял в моих ушах.

Когда, после первой минуты смятения и ужаса, ко мне вернулась способность соображать, мне и в голову не пришло, что я нарочно захвачен в плен. Я думал, что металлическая сетка, которую мои руки нащупывали кругом, служившая предохранительным средством против разрывных снарядов, зацепила меня случайно и что при первом наклоне или повороте машины я вылечу из нее и упаду — куда? в море? на землю? на крышу какого-нибудь здания? В том состоянии полубреда, в котором я находился, мне почему-то вдруг припомнилась игла громоотвода на шпице Аугсбургской ратуши и представилось с навязчивостью галлюцинации, что я лечу на нее — и она прокалывает меня, как булавка муху…

Не знаю, долго ли длилась эта агония; мне казалось, час или больше, но позднее я сообразил, что находился в этом положении всего минуту или две. Внезапно в нескольких метрах над моей головой открылось отверстие в дне судна, сетка дрогнула, качнулась — и в ту минуту, когда я, закрыв глаза, похолодев от ужаса, готовился к головокружительному падению, меня осторожно втянули вверх; я почувствовал, что лежу на твердое полу и кто-то откидывает с меня сетку.

Я открыл глаза и приподнялся. Слева от меня матрос закрывал крышку люка, а прямо перед собой я увидел мужчину лет сорока пяти или пятидесяти, с густой рыжей бородой, пронзительными черными глазами, в синей куртке и морской фуражке. Мне казалось, что я уже видел раньше это лицо — но где, я не мог вспомнить.

Он обратился ко мне на плохом французском языке и по резкому акценту и вольному обращению с грамматикой, я сразу узнал американца.

— Очень вы удивились, когда покинули землю так внезапно?

— Еще бы не удивиться! Да я и теперь удивлен — и был бы очень доволен, если бы кто-нибудь объяснил мне это происшествие…

— Я вам объясню.

Заметив, что он с трудом говорит по-французски, я сказал:

— Вы можете сделать это на вашем родном языке, сударь — я говорю по-английски.

Он, видимо, остался доволен и лед был, так сказать, сломан. Незнакомец предложил мне сигару, спросил меня, кто я такой, выразил удовольствие, когда я назвал себя сотрудником «2000 года», и прибавил:

— Теперь спрашивайте. Я отвечу на ваши вопросы. Затем мы пообедаем, а там опять отправимся в гости к вашему Рапо, этому болвану, невежде, глупому петуху…

— Однако! Вы, я вижу, недолюбливаете нашего аэрадмирала. Стало быть, вы его знаете?

— Как не знать? Ведь это он должен был бы находиться теперь на вашем месте. Его-то мне и хотелось зацепить.

— Как? Вы сделали это нарочно?

— Ну, разумеется. Эта сетка для того и сделана. Я метил в Рапо, мне хотелось с ним побеседовать… Что было бы; вероятно, полезно для этого бражника. Но он ускользнул, а попались вы… Однако, я вижу вы промокли насквозь. Снимайте-ка ваши доспехи, мы их живо просушим.

Я снял шубу и хотел было ограничиться этим, но американец настоял, чтобы я разделся до белья. Затем он повернул ручку какого-то прибора. Внезапно комната наполнилась теплом, мы точно перенеслись в баню. Я тщетно искал глазами таинственный радиатор, посылавший эти волны теплоты. Я видел кругом только гладкие стены из незнакомого мне металла. Во всяком случае, температура была так высока, что мое белье и платье высохли в одну минуту. Я снова оделся, а хозяин опять повернул ручку и температура быстро упала до нормальной.

Тем временем матрос, спустившийся по лесенке из верхнего отделения, накрыл стол и поставил на него два прибора.

— Давайте обедать, — сказал незнакомец. — Вы, вероятно, не прочь узнать, с кем имеете дело. Вот, извольте…

Он протянул мне карточку, на которой я прочел: «Джим С. Ф. Кеог. Милуоки (Висконсин). Северо-Америк. Соединенные Штаты».

— Конечно, это еще ничего не говорит вам, — продолжал он, усаживаясь за стол и рукою приглашая меня занять место на противоположной стороне. — Терпение! Через десять минут вы будете знать, зачем я здесь и чего добиваюсь. Сейчас я вам все расскажу.

«Лучше бы ты рассказал, как мне удрать от тебя!» — подумал я, но не счел благоразумным заявлять об этом вслух.

— Итак, вы видите перед собой жертву Рапо, вашего Рапо, этого самодовольного, тупоголового… Эпитеты посыпались градом.

— Да что он вам сделал?

— Что сделал? Если вы патриот — в чем я не сомневаюсь — спросите лучше, что он сделал вашей стране, вашей родине… В течение десяти лет Рапо истратил несколько миллиардов на сооружение воздушного флота, более многочисленного, чем германский — и более совершенного, более подвижного, лучше оборудованного; допустим это. Но, милостивый государь, прогресс не останавливается. Пять лет тому назад некто Джим Кеог, американец, изобрел тот по истине чудесный аппарат, на котором вы находитесь в настоящую минуту. Разница между моим «Сириусом» — это имя моего корабля — и аэрокарами вашего Рапо такая же, как между орудиями последнего образца и мортирами короля Людовика XIV. Пять лет тому назад Джим Кеог предложил французскому правительству купить у него изобретение. Купить за бесценок… за ничтожную сумму в двадцать миллионов франков… Что же сказал ваш Рапо?

Джим Кеог, начавший спокойным тоном, постепенно разгорячился, чему, вероятно, способствовала бутылка шампанского, которую он осушил почти один.

— Вот что он сказал: «Я достаточно знаком с вопросом, чтобы знать, что в настоящую минуту возможны лишь аэрокары того типа, который я усовершенствовал. Не желаю слушать бредни недоучек-изобретателей. Их выдумки не имеют практического значения. Я строю флот, выполняя инструкции Парламента, постановившего его сооружение по выработанным, испытанным, проверенным образцам».

Джим Кеог ударил кулаком по столу.

— И вот, я получил отказ, самый унизительный — не взглянули даже на мои чертежи, не дали мне демонстрировать мой аппарат. А мне только того и нужно было… Тут бы сразу увидели разницу между мастодонтами Рапо и «Сириусом»… Я не стану вам объяснять техническую сторону моего изобретения — это пока секрет. Но вы сами видели, насколько он превосходит быстротой и подвижностью ваши аэрокары. Далее, он неуязвим…

— Неужели?

— Да. Вы видели, много ли вреда причинили мне ваши залпы. Только наверху есть уязвимое место, отверстие, которое я уничтожу в следующих аппаратах. Но и оно для меня неопасно. Я поднимаюсь на высоту четырех тысяч метров — следовательно, всегда буду выше аэрокаров Рапо… Да, если б у вашего Рапо была дюжина таких аппаратов, как «Сириус», он в три дня мог бы истребить весь немецкий воздушный флот и кончить войну. Идиот! Счастье мое, что в Чикаго нашлись люди, которые помогли оборудовать «Сириус»…

— Я понимаю теперь ваше отношение к Рапо, но почему вы действуете против Франции? Разве Германия…

— Против Франции? Вовсе нет. Я просто демонстрирую мой аппарат. Демонстрирую на деле, на практике… Я давно чуял войну и поджидал ее здесь, в Швейцарии. В первый же день я начал свои опыты с аэрокара, попавшегося мне у Вердена…

— Так это были вы?

— Как?

— Это вы, господин Кеог, испортили «Южный», аэрокар «2000 года», и убили моего слугу-китайца?

— Как? Вы летели подле Вердена третьего дня, после полудня?

— Да!

— О! Тысячу извинений! Я думал, что имею дело с каким-нибудь из ваших военных аэрокаров Жаль, очень жаль… Да, ну… потом я продемонстрировал «-Сириус» в Монбланском арсенале, затем у Аугсбурга… Думаю, что после таких опытов ваше правительство не станет колебаться. Вы, конечно, не откажетесь взять на себя роль посредника. Еще маленькая демонстрация — а затем я высажу вас в Париже и вы сообщите вашему правительству о моем предложении. Согласны?

Разумеется, я согласился. Не потому только, что это давало мне возможность освободиться из плена — но по всему, что я видел и испытал, приходилось заключить, что Джим Кеог не попусту хвалился своим аппаратом и что со стороны моего отечества было бы большой ошибкой упустить это изобретение… Я не мог понять его тайны, но для меня было очевидно, что он летает как птица, что он действительно неуязвим, что ему мы обязаны уничтожением «Сантос Дюмона» и Бог знает сколько еще наших аэрокаров он уничтожит безнаказанно; что подъемная сила его аппарата громадна; что его артиллерия много сильнее нашей… Если Германия догадается опередить нас и купит «Сириуса» — горе тогда Франции!